— Нет, но вам легко узнать в отделе кадров, он родом из этой деревни.
Узел завязывается
Свой рабочий день Ларин начал с запроса в районный центр: выяснить в деревне, где проживала мачеха Раховского, приезжал ли он туда. Если приезжал, то когда, и известно ли что-нибудь о его местонахождении в настоящее время.
В дежурной комнате отдела внутренних дел застучал телетайп. Ларин стоял за спиной помощника дежурного и смотрел, как тот, словно заправский телеграфист, отстукивает текст. В комнату заглянул дежурный:
— Ларин, быстро к начальнику!
Максим вышел из дежурной части, почти бегом по лестнице взбежал на второй этаж и приоткрыл дверь, ведущую в кабинет начальника:
— Разрешите, товарищ полковник?
— Да, входите, — ответил Антонов, не отрываясь от бумаг.
Полковник был крепкого телосложения, и, когда он делал хотя бы легкое движение телом, стул под ним скрипел. На вид ему можно было дать лет пятьдесят, на самом деле он был намного моложе. Закончив читать бумагу, он протянул ее Ларину:
— Прочтите, Максим Петрович, это вас должно заинтересовать.
Ларин взял в руки бумагу и вслух начал читать:
— «18 июля, приблизительно в ноль часов тридцать минут, трое неизвестных преступников напали на сторожа, охранявшего магазин в деревне Осипово, связали его. Затем путем взлома дверей проникли в магазин, откуда похитили две тысячи триста двадцать семь рублей, четыре костюма, три женских пальто-джерси, десять бутылок коньяка. После чего, угрожая сторожу ножом, заставили его выпить бутылку коньяка, развязали и, забрав его ружье и похищенное, скрылись. Жители деревни организовали погоню за преступниками и настигли их в лесу, в семи километрах от места происшествия, но преступникам удалось бежать. На месте их отдыха обнаружены похищенные вещи, ружье, а также болоньевая коричневая куртка с вязаным воротником. В кармане куртки найден заводской пропуск на имя Раховского Виктора Леонидовича. Просим срочно принять меры к установлению и задержанию Раховского».
Ларин поднял глаза на начальника.
Начальник посмотрел на Ларина.
— Вот так тихоня! Говорят, он ничем не интересуется, даже телевизор не смотрит, а оказывается, ему просто некогда.
Начальник встал из-за стола, прошелся по кабинету и остановился напротив лейтенанта:
— Вот вы и займитесь этим тихоней. И не забудьте, что у нас тоже совершены кражи из магазинов, причем точно таким же методом.
— Не забуду, товарищ полковник, — ответил Ларин и почувствовал, что краснеет. Это же он, Ларин, слушая однажды рассказ сторожа о том, что преступники заставили его выпить бутылку коньяка, не поверил и на оперативном совещании настаивал на более глубокой проверке. Антонов тогда сказал Ларину, что ему, работая инспектором уголовного розыска, придется еще не раз убеждаться в изобретательности преступников. И вот теперь Максим понял, насколько был прав начальник, когда считал, что преступники, заставляя сторожа пить спиртное, хотели пустить работников милиции по ложному следу. Пусть, мол, считают, что сторож сам причастен к краже. Лейтенант, еще раз взглянув на Антонова, спросил:
— Разрешите идти?
— Нет, подождите. В связи с тем, что раскрытием краж из магазинов занимается Ветров, поручаю вам обоим вместе и работать. Старший лейтенант приедет из командировки завтра, расскажите ему о Раховском и действуйте. Меня завтра и послезавтра в отделе не будет, вызывают на двухдневный семинар. Старшим в вашей группе будет Ветров.
— Все ясно, товарищ полковник, разрешите идти?
— Да, пожалуйста.
Ларин вышел в коридор и улыбнулся. Он был рад, что работать будет вместе с Ветровым, которому он, откровенно говоря, завидовал, потому что старший лейтенант работал над запутанным и сложным преступлением, а такие дела пока еще не поручались Ларину.
В деревне
В районном центре Ларин долго не задержался. Его сразу же познакомили с участковым инспектором Яськовым, которому буквально два часа назад было поручено исполнить телетайпный запрос о Раховском.
Среднего роста, крепкий, с загоревшим лицом, Яськов сразу же вызвал у Ларина расположение. Яськов говорил на белорусском языке. Узнав о цели приезда Ларина, он спросил:
— Чего ты ехал, если бумажку прислал? Я бы сам все сделал.
— Понимаешь, только мы направили вам запрос, как тут же сами получили бумагу. — И Ларин коротко сообщил Яськову все, что стало известно о Раховском.
— Да, брат, нам нужно всерьез заняться этим хлопцем. В нашем районе две такие кражи не раскрыты.
Оказалось, что Яськов знал Раховских, и, когда ехали в деревню, он рассказал Ларину все, что ему было известно о них.
В деревне они сразу же направились к председателю сельского Совета. Их встретила худенькая, невысокого роста женщина. Ларин, представившись, сразу же перешел к делу:
— Вы знаете Марфу Иосифовну Клещ и ее приемного сына Виктора?
— Конечно. У нас все люди друг друга хорошо знают.
— Анна Степановна, скажите, пожалуйста, что вам известно о них.
— Это не так уж сложно сделать. Виктор жил с отцом и матерью. Когда ему еще не было и восьми лет, мать неожиданно умерла. У нее оказался рак. Виктор жил с отцом — Леонидом Никифоровичем. Хороший был человек, трудолюбивый, непьющий. Его в деревне все уважали. Через три года после смерти Марии отец женился на Марфе Клещ. Эту бабу за ее склочный тяжелый характер у нас в деревне не любят. Я помню, как-то встретилась с Леонидом, стала с ним говорить, а он мне в ответ: «Не мешай, Анна, своим умом жить, мне надо сына вырастить, а без женщины в доме как же растить его будешь?»
В общем, поженились, а вернее, сошлись, и стали проживать в доме Марфы, а дом Раховских по ее настоянию продали. Тяжело Леониду с Марфой было. Она из него душу тянула, да и Виктору покоя не давала, в служанку превратила его. Он ей и белье стирал, и печь топил. Даже в школу пускать не хотела. Но здесь уже мы вмешались, и только благодаря этому Виктор продолжал учебу. Марфа у нас верующая, вечно у нее из других деревень мужики и бабы собирались. Она и Виктора втянула в это дело. Он часто ходил с ней в соседнюю деревню на их сборища. Потом умер и Леонид. Виктор остался при Марфе. Однажды, когда он поехал в лес за дровами, случилось так, что щепка из-под топора попала ему в левый глаз. Он долго пролежал в больнице. Глаз ему врачи спасли, но зрение сильно ухудшилось. С трудом закончил восемь классов, стал работать слесарем в наших мастерских. Да, видно, глубоко ему Марфа в душу залезла. Он уже взрослым стал, а продолжал общаться с сектантами. Что мы с ним ни делали: и беседовали много, и ребята пытались привлечь его к спорту, на танцы в клуб звали, а он отмахивался. Буквально приворожила его Марфа: днем он на работе, вечером у нее домохозяйкой, а к ночи на молитвы вместе ходили. Вскоре у них в доме начали собираться. Мы говорили Марфе, чтобы не губила парня, так она такой концерт закатила, а потом даже жалобу в район написала, что ей, мол, молиться запрещают...
— Виктор в армии не служил? — спросил Ларин.
— Нет, из-за глаза его не взяли. Переживал очень парень, а потом в Минск подался, на завод устроился, говорят, в общежитии место получил.
— А часто он приезжает?
— Раньше часто, теперь пореже. Марфа все его в неблагодарности упрекала: забыл, мол, как она его на ноги поставила. А он, глупый, слушал ее, а потом, видимо, в городе ума-разума набрался, понял, чем он ей обязан.
— А последний раз когда он приезжал?
— Что-то давненько я его не видела. Впрочем, где-то в конце июня или в начале этого месяца мне Казеева Люба — она у нас на почте работает — рассказывала, что видела Виктора, он будто бы во дворе Марфы дрова колол.
— А сколько он здесь был?
— Да кто его знает, не интересовалась я.
Ларин поблагодарил ее, и они, попрощавшись, вышли на улицу.
— Ну, что дальше делать будем? — спросил Яськов.
Ларин помолчал, а затем решительно предложил:
— Пойдем к этой старухе! Ты знаешь, где она живет?
Яськов ответил:
— Ведаю, но давай сначала поговорим с Казеевой. Она дивчина добрая и может нам помочь.
— А что, может, ты и прав? Давай к ней, где здесь почта?
— А уже подходим.
Через минуту они уже входили в небольшой кирпичный домик. Им повезло: в прохладном помещении, кроме светловолосой, одетой в ситцевый сарафан девушки, никого не было. Яськов, после того как они поздоровались, пошутил:
— Видишь, я же говорил, что Люба одна будет. Она в это время женихов принимает.
Казеева сразу же узнала Яськова и весело рассмеялась его шутке:
— Вы, Андрей Иванович, наверное, специально и привезли мне в это время жениха?
— А как же! Погляди, чем он не жених!
Но Ларин, боясь, что может войти кто-нибудь и помешать беседе, перебил его:
— Ну ладно тебе, Андрей Иванович, к девушке приставать. У нее женихов хоть пруд пруди, без сватов обойдется, — и, повернувшись к Казеевой, сказал: — Мы, Люба, к вам по делу. Скажите, пожалуйста, когда вы видели Виктора Раховского?
Казеева на секунду задумалась, а потом ответила:
— Да, видела. В первых числах месяца. Я шла по улице, а он во дворе дрова колол и в сарай их сносил. Мы поздоровались, и я, не останавливаясь, пошла дальше.
— А что же вы не поговорили с парнем? Он долго не был в деревне, а вы с ним вроде бы день не виделись? — шутя спросил Ларин.
Девушка неожиданно покраснела:
— Он, понимаете, решил позагорать, одет был по-пляжному, и мне было неудобно останавливаться.
— Люба, а какого числа это было, вы не помните?
Девушка встала и, подойдя к столу, раскрыла какую-то тетрадь. Проведя пальцем сверху вниз, ответила:
— Это было третьего июля, я в тот день перевод Лукашевичу носила. Он заболел и не мог на почту сам прийти.
— А больше вы его не видели или, может, слышали что-либо о нем?
— Нет, я его больше не видела.
Ларин понял, что девушка больше ничем им не поможет. Простившись, они направились к дому Марфы Клещ.