Служба - дни и ночи [сборник] — страница 65 из 84

Они вошли в небольшой кабинет. Майор предложил Ветрову присесть, а сам позвонил куда-то по телефону и попросил принести личное дело Самураева.

— Как он вел себя в колонии? — спросил Ветров.

— Плохо, даже очень плохо. Несколько раз наказывался за нарушение режима, дважды за изготовление посторонних предметов. Чуть снова не судили за попытку организовать побег, но решили привлечь к ответственности главных зачинщиков.

В кабинет вошел лейтенант и, козырнув, вручил майору папку. Майор отпустил его и, развязав тесемки, вынул из папки личное дело и положил его перед Ветровым:

— Вот, пожалуйста, изучайте. А я пока пойду решать кое-какие вопросы. Буду минут через тридцать-сорок, и, если захотите, сможем продолжить разговор.

Ветров углубился в материалы дела. Игорь Николаевич и раньше знал Самураева неплохо, но в деле хорошо просматривались жестокость, эгоизм и жадность этого человека. Ветров пролистал все дело, но найти какие-либо новые для себя связи Самураева не смог. В деле имелись данные на тех лиц, которых Ветров хорошо знал и вместе с Дегтяревым уже их проверил.

Наконец в кабинет возвратился заместитель начальника колонии. Он спросил:

— Ну как? Нашли что-нибудь интересное?

— К сожалению, нет. Товарищ майор, а другие его связи вам не известны?

Майор задумался, а Ветров продолжил:

— Мы получили сведения, что он сейчас связался с какими-то двумя хлопцами из Смоленска. Вместе с ним кто-нибудь из Смоленска не отбывал срок?

— Из Смоленска? Нет, не помню. Правда, был один у нас, но до прибытия Самураева у него кончился срок наказания и он был освобожден. И с Самураевым он не знаком. Тот, смоленский, — фамилия его Лешков, — находясь у нас, сильно подружился с Клуновым Петром, который освободился из колонии полгода спустя. Вот у этого Клунова с Самураевым тоже дружба была. Он даже после освобождения письма присылал Самураеву.

— Откуда он?

— Кто? Клунов? Не помню, сейчас выясню, точно, что не из Смоленска. — Майор позвонил и попросил кого-то выяснить: откуда прибыл в колонию Клунов. Положил трубку на рычаг телефона, ответил: — Из Гомеля.

Ветров оживился:

— Из Гомеля? Нам известно, что Самураев со своими дружками с какой-то целью ездил в Гомель.

Ветров записал данные о Лешкове и Клунове и, поблагодарив майора, ушел. Он решил не терять времени и ехать в Смоленск. Зашел на междугородный переговорный пункт и позвонил в Минск. Начальник отдела был у себя в кабинете, и Ветров доложил ему все, что удалось выяснить. Антонов спросил:

— Что думаете делать дальше?

— Хочу, товарищ полковник, в Смоленск, если вы, конечно, возражать не будете.

— Езжайте. Свяжитесь с местными товарищами и попросите помощь.

— Товарищ полковник, у меня есть предложение. Как вы посмотрите, если Дегтярева направить в Гомель и Чернигов. В Гомеле нужно ему проверить Клунова, а я за это время направлю Дегтяреву из Смоленска фотографию Лешкова. После этого он подъедет в Чернигов, там же недалеко, и предъявит водителю фотографии Лешкова и Клунова и их возможных друзей, которых нам удастся установить.

Начальник отдела подумал немножко и согласился. Он позвал к телефону Дегтярева, и Ветров подробно проинструктировал его и договорился о том, как им, в случае необходимости, разыскать друг друга...

В Смоленске

В Смоленске шел дождь, и Ветров без плаща чувствовал себя неважно. В управлении милиции ему дали в помощь оперативного работника — капитана Карасева Анатолия Авдеевича. Высокий, с усами и громовым голосом, решительный, он чем-то напоминал мушкетеров — героев Дюма.

Оказалось, что Карасев уже начал заниматься Лешковым. В уголовный розыск поступили сигналы о том, что освободившийся из мест отбытия наказания Лешков не захотел трудоустраиваться, стал пьянствовать, разъезжать по другим городам.

— Самое худшее в том, — говорил Ветрову Карасев, — что Лешков втянул в свою компанию молодого парня, который раньше ни в каких грехах замечен не был. Вместе пропадают где-то неделями, когда появляются в Смоленске, пьянствуют, сорят деньгами. Ясно, что здесь дело нечистое.

— Как фамилия этого парня?

— Амосов Юрий Ефимович, двадцать два года. Я думаю, что нам надо начинать с него, а точнее, с его родителей. Я уже выяснил в отношении их. Сами люди порядочные, а вот что касается сына, то упустили многое.

— Мы сможем добыть фотографии Амосова и Лешкова?

— Конечно, а для чего?

— Надо нашему сотруднику в Гомель отправить, он предъявит их свидетелю на опознание.

Вскоре Ветров и Карасев добрались до нужной им улицы и направились к дому, где проживал Амосов.

Дома была его мать. Она совсем не удивилась приходу работников милиции. Горестно вздыхая, откровенно начала рассказывать:

— Совсем от рук отбился. Меня с отцом и слушать не хочет, работу бросил, целыми неделями где-то пропадает.

Худое морщинистое лицо женщины было в слезах. Чувствовалось, что в душе у нее наболело, и она, махнув рукой на стыд и неловкость за сына, откровенно заговорила о том, что ее мучило и угнетало. Ветров спросил:

— С кем же это он связался?

— Да пришел же сосед — Аркашка Лешков. Ох и поганый он мужик. Свою мать до погоста довел, а нашего сына с пути сбил.

— Как же это ваш сын так легко поддался влиянию Лешкова? — спросил Ветров.

— Сама не знаю. Был парень как парень, друзья хорошие, девушка Оля, дружил он с ней, а вот появился Лешков, и всех он на него променял.

Карасев, до этого не принимавший участия в беседе, спросил:

— Как фамилия девушки?

— Тарасова Ольга Лукьяновна. Хорошая девушка: и приветливая, и внимательная, и серьезная. Я уже и с ней говорила, просила, чтобы она на Юру подействовала, попробовала уговорить его оставить эту компанию. Пыталась она, но все напрасно.

Ветров спросил:

— Скажите, а домой он никаких вещей, предметов не приносил?

— Нет, ни разу. Помню, с месяц назад с ним еще раз поговорить решила. Говорю: «Шел бы ты, сынок, на работу, взрослый же ты, семье подмога будет». А он мне отвечает: «Не шуми, мать, я и так работаю, на тебе на расходы», — и достает из кармана три пятидесятки. А я ему отвечаю: «Не заработанные это деньги, сын, такие мне не нужны. Ты лучше трудовой рубль мне дай, он мне дороже пятидесяток этих будет». А он так засмеялся, так нехорошо засмеялся, что у меня от этого его смеха душа похолодела, не сын родной смеется, — а чужой, незнакомый мне, нехороший человек хохочет.

Карасев поднялся с дивана и подошел к противоположной стене. Там висело несколько фотографий. Указывая на одну из них, спросил:

— Это он?

— Он, — однозначно ответила хозяйка.

— А у вас еще есть такие фотографии?

— Есть, а зачем вам?

— Искать будем, сами понимаете, что с парнем творится неладное.

Женщина молча открыла дверцу шкафа и достала оттуда картонную коробку из-под обуви. Там лежало много фотографий. Она немного порылась и достала одну:

— Вот, он весной фотографировался.

— А Лешкова фотографии у вас нет? — спросил Ветров.

— Нет, не дарил, — хмуро ответила хозяйка.

Оперативные работники выяснили у Амосовой все, что она знала о Лешкове, и, узнав у нее адрес Тарасовой, поблагодарили, извинились и ушли.

Некоторое время молча шли под дождем, думая об одном и том же.

Первым прервал молчание Карасев. Он оступился, шагнул в лужу и, чертыхнувшись, сказал:

— Втянул-таки, подлец, парня в черное дело. Я сразу, как только Лешков прибыл из колонии, получил сведения, что жить по-честному он не хочет. Поручил участковому серьезно заняться им, а тот, как назло, заболел. Сам я на два месяца на учебу уезжал. Лешкову этого времени и хватило, чтобы из порядочного человека сделать себе подобного. — Карасев неожиданно сменил тему: — Куда пойдем?

— Я думаю, что к Лешкову домой идти сразу надо с постановлением на обыск. Давайте поговорим с Тарасовой.

— Я тоже так думаю. Нам налево.

Они повернули за угол и вскоре остановились у дома номер сорок три. Обыкновенный небольшой домишко был обнесен аккуратным, покрашенным зеленой краской забором. Карасев дернул за ручку калитки, и она открылась. Им навстречу откуда-то из-под дома выскочила лохматая собачонка и заливисто залаяла. Ветров немного приостановился, не желая, чтобы собачонка поднимала большой шум, но Карасев решительно двинулся дальше. Глядя на его широкую спину, Игорь молча улыбнулся: «Точно как наш Дегтярев, идет напролом».

Игорь Николаевич вспомнил, как друзья за напористость и решительность прозвали Дегтярева «Т — тридцать четыре».

А Карасев подошел к крыльцу, дернул за ручку двери и, убедившись, что она закрыта, постучал. В коридоре послышался шум, и дверь распахнулась. На пороге стояла симпатичная молодая девушка, одетая в джинсы и кофточку, плотно облегающую ее фигурку. Она молча смотрела на пришельцев большими черными глазами.

Карасев улыбнулся:

— Здравствуйте, Оля, мы к вам.

— Здравствуйте, — удивленно ответила девушка, — проходите, пожалуйста.

Они прошли через небольшую кухню и оказались в просторной, светлой и уютной комнате.

Присели на предложенные девушкой стулья. Первым нарушил молчание Карасев. Он представился и поинтересовался, где работает Оля. Тарасова несколько удивилась тому, что к ней пришли сотрудники уголовного розыска, но отвечала на вопросы откровенно, открыто глядя в глаза собеседников.

Ветров спросил:

— Вы давно знакомы с Амосовым?

— Конечно, давно. Он же недалеко живет, и мы с ним дружим.

— Вам известно, где сейчас он находится?

— Нет, — быстро ответила девушка, но тут же заикнулась, — хотя, простите, он мне письмо прислал из Минска.

— И что пишет?

— Говорит, что командировка продлится до середины следующей недели, а затем он возвратится.

— А где он работает?

— Юра? Я и не знаю, он раньше работал на авиационном, а потом перешел в другое место. Я однажды поинтересовалась у него, спросила, куда он перешел работать, а он только пошутил, сказав, что это тайна. После этого я и не интересовалась.