— Он знает, что вас пригласили в милицию?
— Нет, повестку мне вручили сегодня утром, и в мастерскую я не заходил.
Дегтярев поблагодарил мастера и отпустил его.
Вскоре пришел другой мастер, с кем накануне разговаривал Клунов. Он был высокого роста, светловолосый, с маленькими усиками, на вид ему можно было дать лет тридцать. Одет в светлый костюм, сшитый у хорошего мастера, вместо галстука — бабочка. Старался держаться независимо и даже несколько нагловато. Поздоровавшись, он протянул Дегтяреву повестку, не дожидаясь приглашения, сел на стул и заявил:
— Это не дело, что вы человека вызываете к себе своими повестками.
— А я встречал людей, которые требовали, чтобы их приглашали только повестками, — ответил спокойно Дегтярев. Он понял, что с этим человеком говорить откровенно будет трудно, и поэтому сразу же взял бланк протокола допроса и начал заполнять его, задавая по ходу вопросы посетителю:
— Фамилия?
— Чья, моя? Конопелько.
— Имя, отчество?
— Иван Адамович.
Вскоре Дегтярев закончил занесение в протокол данных о личности свидетеля и начал беседу:
— Скажите, вы никогда не приобретали ювелирных изделий частным порядком?
— Я такими вещами не занимаюсь.
Дегтярев положил перед ним фотографию Клунова:
— Насколько мне известно, с этим человеком у вас состоялись определенные сделки?
Дегтярев понимал, что с такими, как Конопелько, надо разговаривать строго и наступательно. Он специально сказал ему прямо о Клунове. И тот заюлил:
— С этим? Сделки? Какие сделки?
У Дегтярева, конечно, еще твердой убежденности не было в том, о чем он только что сказал этому самоуверенному человеку, но, увидев его реакцию, понял, что попал, как говорится, в яблочко. И Дегтярев пошел в атаку:
— Так что вы молчите? Вы же только что заявили, что ни с кем не имели сделок.
И Конопелько сдался. С него мгновенно слетели спесь и самоуверенность. Он покраснел, опустил голову и чуть слышно сказал:
— Извините, я забыл о нем.
— Поэтому я и напомнил, — сухо проговорил Дегтярев и продолжил: — А теперь рассказывайте, только не заставляйте меня вам напоминать, мое терпение не бесконечно.
— Нет, нет, я расскажу все. Я с ним познакомился месяца три назад. Он тогда пришел ко мне с одним мужчиной. Они предложили мне купить у них золотые часы и два обручальных кольца. Вы знаете, почему-то многие считают, что если ювелир, то денег у него куры не клюют. А в действительности дело имеешь с граммами и даже с миллиграммами и сам порой не поймешь, куда девался микроскопический кусочек, а это все при мизерной зарплате. Вот я и подумал тогда, подумал и купил.
— А что они объяснили вам, почему они продавали эти ценности?
— Петька сказал, что его друг разошелся с женой и кольца с часами ему судом переданы, а им понадобились деньги, вот они и пришли ко мне.
В кабинет вошел инспектор ОБХСС Тихонов. Это он рассказывал Дегтяреву о Конопелько, причем, давая ему характеристику, подчеркивал его жадность, хитрость и нечистоплотность. Тихонов остановился за спиной Конопелько и молча слушал.
Дегтярев спросил:
— Сколько раз он еще приносил вам такие штучки?
Конопелько заюлил, начал лепетать что-то нечленораздельное. Тогда Тихонов положил ему на плечо свою руку, от которой Конопелько вздрогнул.
— Давай, Иван, рожай!
Конопелько оглянулся и, увидев Тихонова, вскочил со стула:
— А, Андрей Андреевич, здравствуйте, мы вот с товарищем беседуем в отношении одного человека.
— Ну и как ты, Иван Адамович, беседу ведешь, откровенно?
— Конечно, конечно, как всегда.
— Ну, обычно ты плутаешь, — усмехнулся Тихонов и сел на стул, стоявший в углу. — Ну что же, и я поприсутствую, — и взглянул на Дегтярева, — вы не возражаете? Я ведь с Иваном Адамовичем хорошо знаком и уверен, что незнакомому человеку он может соврать.
Тихонов незаметно подмигнул Дегтяреву — продолжай, мол.
Тот понял и повернулся к Конопелько:
— Так сколько раз они еще приносили вам таких штучек?
— Неделю назад приходили еще.
— А что вы у них купили?
Конопелько замялся, чувствовалось, что приход Тихонова выбил его из колеи, ведь речь шла о незаконных сделках.
Понимал это и Тихонов, он улыбнулся:
— Я же сказал, Ваня, давай, валяй, рожай. Тебя я хорошо знаю, тебя надо немножко подтолкнуть, когда дело касается правды.
— Да, но вы же, Андрей Андреевич, первым возьмете меня за мягкое место и в каталажку, — и Конопелько горько усмехнулся.
— Будешь ты, Ваня, юлить или нет, но скажу я тебе по старой дружбе, мы все равно докопаемся до истины, да об этом ты и сам прекрасно знаешь. Тем более я только что приехал из твоей мастерской и твоей квартиры, там я в присутствии представителей вашего управления и понятых произвел обыски и обнаружил очень много ювелирных изделий, так что можешь смело говорить, это для меня значения почти не имеет.
Слова инспектора ОБХСС ошарашили Конопелько, и он удрученно проговорил:
— Ладно, черт с ними, с этими прохвостами! Я все расскажу. Мне терять уже нечего.
И он затравленно взглянул на Тихонова. Дегтярев пододвинул к себе бланк протокола и подробно допросил Конопелько. Затем он положил к себе на стол несколько фотографий, на которых Конопелько сразу же опознал Клунова и Лешкова.
Тихонов привел к себе в кабинет Конопелько, а сам возвратился к Дегтяреву:
— Я решил помочь вам. Дело в том, что Конопелько — прожженный жулик и, не зная его, очень трудно добиться от него правды. А я знаю его давно. В детстве с ним в школе в одном классе учились. Интересно человек развивается. Уже тогда он пытался в разные деляческие дела влезать. И вот, пожалуйста, вырос и развился. Я им уже давно занимаюсь. Один раз чуть не посадил, но амнистия спасла его. Долго я с ним тогда говорил. Ох как он клялся, но все его клятвы — чепуха. Жулик на то и жулик, чтобы жульничать, — Тихонов улыбнулся, — знаете, как он мне когда-то сказал? «Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным». Ну ничего, сейчас мы его не упустим. Вы продолжайте допрашивать остальных, а потом обменяемся мнениями.
Тихонов ушел, а Дегтярев пригласил следующего свидетеля, которому Клунов тоже «деловые предложения» делал. И он не устоял. Купил у него несколько колец и три пары часов. Согласился их добровольно выдать.
День клонился к вечеру, Дегтярев подводил итоги сделанного и думал, что делать дальше: «Надо задерживать Клунова. Если мне продолжать заниматься ювелирами и часовщиками, то об этом он наверняка узнает, и многое будет утерянным. Доказательств его вины по продаже похищенного достаточно».
Дегтярев позвонил уже знакомому участковому инспектору, и через час они были у дома Клунова. Капитан был уверен, что того дома не будет. Но решили, на всякий случай, проверить. И правильно сделали. Клунов на сей раз был дома. Он как раз готовился вместе с отцом распить бутылку водки, уже стоявшую на столе. Они не удивились приходу участкового инспектора, нередко он появлялся вот так, неожиданно.
Капитан строго спросил:
— Петр, ты так и не хочешь на работу устраиваться?
— Что вы, гражданин начальник! Я уже скоро буду работать.
— Ну, об этом ты мне уже несколько раз говорил, — безнадежно махнул рукой капитан.
— Нет, это я точно говорю, вот отец не даст соврать.
— Ладно, собирайся, пойдем еще раз побеседуем.
Клунов с сожалением взглянул на нераспечатанную бутылку и начал собираться.
В управлении Дегтярев сразу же приступил к допросу, а сам кивнул головой участковому инспектору. Тот все понял и вышел из кабинета. У них была договоренность, что, как только Дегтярев начнет допрашивать Клунова, капитан произведет у него дома обыск и допросит родителей.
Дегтярев перешел к делу:
— Скажите, Клунов, вы давно видели Лешкова?
Клунова как током ударило, он вздрогнул и удивленно взглянул на Дегтярева:
— Какого Лешкова?
— Аркадия.
— Да, я с ним вместе срок тянул, он освободился раньше меня.
— Сюда к вам он не приезжал?
— Не понимаю, почему вы у меня о нем спрашиваете?
Клунов был уверен, что его привезли сюда для очередной беседы по поводу трудоустройства. И вдруг интересуются Лешковым.
Постепенно Клунов начал соображать, что раз с ним беседует не участковый инспектор, а этот, одетый в гражданскую одежду сотрудник, скорее всего оперативник, значит, дело посерьезнее.
Дегтярев спокойно сказал:
— Понятно почему. Он совершал преступления. Итак, давно вы его видели?
— После колонии я его не видел.
— И не переписывались? — улыбнулся Дегтярев.
— И не переписывались, — угрюмо ответил Клунов и неожиданно улыбнулся. — Зря берете меня на пушку, гражданин начальник. Я не ворую, живу тихо, скромно, никому не мешаю. Теми, с кем срок тянул, — не интересуюсь.
Дегтярев спокойно смотрел на этого улыбающегося человека и молчал. Неестественная улыбка Клунова, скорее даже ухмылка, желтые от курения зубы вызывали у Дегтярева отвращение.
Клунов решил, что он смог убедить работника милиции, и, закинув ногу за ногу, самоуверенно заговорил:
— Так что, гражданин начальник, не надо брать честного человека на пушку, а что касается работы, так я это мигом обтяпаю. Буду устраиваться в мастерские, где раньше работал.
— Это неправда, Клунов. Вы и не думаете о трудоустройстве. Зря вы ведете себя так самоуверенно. Мы ведь знаем, что вы, как говорится, и слова не можете сказать, чтобы не соврать, и потому в искренность ваших слов не верим. Единственное, что я скажу, это то, что вам придется давать правдивые показания.
Клунов, не отвечая, ухмыльнулся.
— Зря вы улыбаетесь. Сейчас в вашей квартире идет обыск, допрашиваются члены вашей семьи. Да и не ожидая результатов их, могу вам сказать, что мы установили людей, которым вы сбывали похищенное, многое из этого мы уже изъяли. Все это, вместе с протоколами допросов, материалами предъявления ваших и Лешкова фотографий на опознание, хранится здесь, — Дегтярев похлопал рукой по лежащей перед ним пухлой папке. Раскрыл ее и взглянул на Клунова: — Для того чтобы вы поверили, ведь в силу своего характера вы словам не верите, познакомьтесь с протоколом допроса и опознания одного из ваших покупателей — ювелира Конопелько. Вот, прочтите эти строки: видите, он говорит, вернее вынужден говорить, и о вас, и о Лешкове. Он, так же, как и вы, сначала не хотел говорить, но, как говорится, против фактов не попрешь. Итак, я вам сказал слишком много для того, чтобы здравый смысл взял верх над вашими бредовыми мыслями о вашей безопасности. Предупреждаю, что я не намерен больше терять время, выслушивая лживые заверения. В Минске вы все равно расскажете правду. Думайте и решайте: будете говорить правду сейчас или нет?