Перед вечером, разговаривая с солдатами горцы советовали им убить офицеров и сдаться, обещая пощаду; в противном случае грозили мучительной смертью по взятии укрепления. Солдаты отвечали ругательствами.
17-го числа, около 9 ч. утра, со стороны селения Куртум-кале, показался длинный строй неприятельской кавалерии; не доезжая сажен 100 до форштадта, он дал залп всем фронтом. Тут была тысяча отборнейших мюридов, в белых чалмах, которых Шамиль прислал в помощь шамхальцам, терявшим уже охоту взять Низовое вследствие ежедневных потерь. С прибытием этой помощи вновь закипела работа у неприятеля, не смотря на наш меткий губительный огонь. Женщины и дети в укреплении, видя такое упорство с стороны противника, стали приходить в отчаяние.
Под вечер того же дня фельдфебель роты Бибанова Андрей Грачев, просил позволения сделать ночью вылазку с 50 охотниками с тем, чтобы выгнать горцев из завалов и самые завалы зажечь. Согласиться на это, значило послать 50 человек на верную гибель и лишить укрепление, в самую решительную минуту, его лучших защитников. Бибанов отказал.
Всю ночь неприятель строил завалы. Бибанов же, в ожидания на другой день штурма, распорядился так: полтораста мешков пороха положены на валу с тем, чтобы, когда горцы полезут на бруствер, бросать мешки в ров и взрывать их; для этого в укреплении было достаточно невооруженных людей. В парк было послано приказание взорвать порох в то время, когда будет видно, что цитадель уже в руках противника. Раненые положены на крышу порохового погреба; женщинам и детям приказано придти туда же. Много усилий стояло Бибанову поддержать бодрость духа в невооруженном населении укрепления; молокане насадили косы и топоры на древки и расположились между стрелками.
В ночь на 19-е ноября на заре валы были уже в 35 шагах; против ближайших из них удалось построить батарею из кулей, пересыпанных землей.
Наконец 19-го числа, на заре, завалы были уже в 20 шагах от рва. Перестрелка, по обыкновению, началась с рассветом; но около 8 часов утра послышался дальний пушечный выстрел; то шел на выручку из Шуры генерал Фрейтаг с отрядом.
Низовое было спасено.
И спасено благодаря самообладанию Бибанова в этих исключительных обстоятельствах, его разумной распорядительности и умению вселить в своих подчиненных веру в себя и свои силы. Потеряй он на одну минуту присутствие духа, и сотни людей с женщинами и детьми были бы обречены на гибель.
Государь достойно оценил подвиг славных защитников Низового. Бибанов получил чины капитана и майора и орден св. Георгия 4-й степени. Нижние чины получали по три рубля серебром каждый.
Три следующих года – 1844-й, 1845-й и 1846-й проходят для графцев в постоянных походах и стычках с сподвижниками Шамиля.
2-й баталион, под командой капитана Левина покрывает себя славой в блестящем штурме Тилитлинских завалов, защищаемых Хаджи-Муратом. Это было 24-го июня 1845 года. Левин, впереди всех бросившийся на приступ, был убит; но графцы по следам его ворвались в завал, штыками отстояли тело любимого начальника и вынесли его из боя.
В том же 1845 году, полк переходит из города Кубы в урочище Кусары, устраивает там свою штаб-квартиру, в которой остается до 1895 года.
Штурм Гергебиля
1847 год украсил нашу историю выдающимися подвигами – это штурм Гергебиля и осада Салтов.
Гергебиль – один из самых больших и неприступных аулов, где каждая сакля, каждый забор представляли маленькую крепость; в нем-то засело огромное количество обрекших себя на смерть мюридов.
Во главе штурмующей колонны шли: баталион ширванцев и баталион апшеронцев – малые, но закаленные в боях части. Ширванцев вел Бибанов, апшеронцев – Евдокимов. Эго были два друга, оба украшенные георгиевскими крестами, оба беззаветной храбрости.
В эту торжественную минуту Бибанов, думая только о славе, кричал Евдокимову: «Хлеб соль вместе, а пушечки врозь».
Главнокомандующий, князь Воронцов, восхищенный стремительностыю с какой шли баталионы, хлопал им в ладоши. Через проделанную брешь графцы ворвались в аул, а за ними и остальные части колонны; но тут нас встретило такое подавляющее множество горцев, что проложить дорогу дальше не было в человеческих силах. Ширванцы оказывали чудеса мужества и неустрашимости, свыше которых вряд ли может проявить человек.
Сам Бибанов был ранен, но остался на коне, все офицеры баталиона и третья часть нижних чинов выбыли из строя убитыми и ранеными.
Сберегая остальных храбрецов, князь Воронцов дал сигнал к отступлению; как только оно началось, горцы в остервенении бросились на наших с обнаженными шашками.
Ширванцы отбивались, как львы, неся тяжкие потери: убит 1 офицер и 57 нижних чинов; ранено 130 нижних чинов.
Так окончился этот печальный и навсегда памятный для ширванцев день 4-го июня 1847 года.
Это единственный случай во всей славной, долгой боевой жизни полка, когда ширванцы отступили, не доведя до конца порученного им дела; отступили перед неодолимой переградой, сделав все доступное человеческим силам, а главное – по прикааанию главнокомандующего: не будь сигнала, они легли бы на месте, но не сделали шагу назад, как это было при Ахульго.
Осада Салтов
Осада Гсргебиля была снята; войска перешли к Салтам и осадили их. Самым выдающимся для полка событием этой осады, длившейся, благодаря хорошим укреплениям аула, 52 дня, был бой за обладание салтинскими садами.
Чтобы пресечь салтинцам сообщение с главными силами Шамиля, расположившегося за рекою Кара-койсу, князь Воронцов приказал 3-му баталиону ширванцев подполковника Бибанова с баталионом самурцев занять салтинские сады. 22-го августа сады были заняты и, сколь возможно, укреплены. Сознавая важность для себя этого пункта, горцы в ту же ночь, сделали отчаянную вылазку против нашего редута и уже взбирались на батарею, но присутствие духа подполковника Бибанова, вовремя воодушевившего солдат, спасло дело, и горцы были отброшены, несмотря на превосходство в силах.
Солдаты готовились к ужину, как вдруг последовало еще более стремительное нападение горцев: наши едва успели схватиться за ружья. Ротные командиры Сокольников и Форбрихер были тут же изрублены.
Семь раз в течении ночи горцы возобновляли свои вылазки и каждый раз были нами отбиты.
Но дорого нам это стоило: мы лишились нашего незабвенного Бибанова. Когда горцы с бешенством бросились на наши орудия, Бибанов лично защищал одно из них; каждый удар его шашки наносил смерть врагу, но… три вражеских пули сразили его, и он пал мертвый на пушку.
Тело его похоронено в укреплении Кумухе. Скромный памятник, украшенный одним только георгиевским крестом, сторожит его последний приют. Память об этом, необыкновенном во всех отношениях человеке, должна быть священна для каждого, кто чтит доблесть русского воина. Вот, что говорит о нем, хорошо знавший его, ахтинский герой Новоселов: «Подобно древним русским богатырям, Бибанов вел жизнь суровую. Обыкновенное его ложе составляла звериная шкура, а изголовье – седло; но очень часто он отдыхал на голой сырой земле, под открытым небом, припоминая родную пословицу: «В голову кулак, а под бок и так». Табак составлял его единственное наслаждение, новую маленькую трубку он не выпускал изо рта. Набожный христианин, верный слуга Государя, горячо привязанный к родине, истинный отец-командир подчиненных, бесстрашный воин, чудный товарищ, Бибанов был тверд и терпелив в нужде, отважен и смел в минуту опасности, кроток и смирен духом в годину счастия, безукоризнен во всех отношениях». Это был настоящий ширванец, имя которого мы будем произносить всегда с благоговением.
Салты были взяты штурмом.
В горах крутых, в высотах,
Дело было во Салтах.
Там войска были в готове
Чтоб разбить Шамиля вновь!
Остановка была с час,
Прибыл Воронцов тотчас;
Все войска ура вскричали.
Князя милого встречали.
Ты гряди наш, князь желанный,
Наместник Белого Царя,
Орденами весь убранный,
Наша светлая заря.
Улыбнулся добрый князь,
Отдал всем войскам приказ,
Будьте дети веселее,
Вступим в Салты посмелее.
Мы, работая траншеи,
Горцев чистили по шее;
Темна ночка прилетела,
В аул бомба засвистела.
Бомба горцев напугала,
Стену крепости прорвала;
Разорвала и валила. –
Много горцов погубила…
Смирись ты, подлая орда,
Знать пришла тебе беда;
Долго будешь помнить ты.
Как забрали мы Салты.
Защита Ахтов и штурм Мискинджи
Потеряв Салты и Гергебиль, (не выдержавший правильной осады и покинутый жителями), Шамиль всеми силами обрушился на Самурский округ и осенью 1848 года со скопищем в 12 тысяч горцев осадил укрепление Ахты.
Нужно заметить, что летом 1839 года весь наш полк принимал участие в постройке этого укрепления, едва ли подозревая, каких трудов нам будет стоить через 10 лет отстоять его.
Укрепление это расположено на правом берегу р. Ахты-чая, при впадении его в р. Самур, в виду главного селения горных магалов – Ахтов. Оно имело вид неправильного пятиугольника с пятью бастионами; каменные стены имели 16 футов высоты и 3½ фута толщины; впереди был вырыт ров с валом. В укреплении было три пороховых погреба.
В виду малочисленности его гарнизона, состоявшего из 2-х слабых рот линейного баталиона, на помощь ему была отправлена 5-я гренадерская рота нашего полка, в составе 22-х унтер-офицеров и 200 рядовых, под командой капитана Тизенгаузена, при офицерах: подпоручике Архангельском и прапорщике Семенове; с ними пришел в качестве охотника нашего же полка и капитан Новоселов.
Молодецкая рота, спеша на помощь осажденным, сделала в ночь с 13-го на 14-е сентября под проливным дождем 70 верст без ночлега. По дороге мирные горцы говорили солдатам: «Ох урус! зачем гайда? Ружье большое иох, яман будет», (т. е. «к чему идти? орудий нет, худо будет»). Солдаты на это отвечали: «Урус штык якши. Шамиль гамусом пропал будет». 14-го чис ла, в 10 часов утра, уже в пяти верстах от Ахтов, мюриды преградили путь роте, заняв прилегавшие к дороге сады. После жаркой пер