Затем, чтобы добро не пропадало, это письмо Луначарский переделал в статью "Беседа с В. И. Лениным о кино", которая была опубликована в сборнике «Ленин и кино» в том же 1925 году. Там этот фрагмент был повторен с точностью до буквы и позже перепечатан в ПСС (Владимир Ильич Ленин. Полное собрание сочинений. 5-е изд. — Т. 44. — С. 579):
"Затем, улыбаясь, Владимир, Ильич прибавил: «Вы у нас слывете покровителем искусства, так вы должны твердо помнить, что из всех искусств для нас важнейшим является кино». На этом, помнится, беседа наша прекратилась.
В таком виде фраза и утекла в закрома пропагандистов и пребывала там неизменной до тех пор, пока и до нее не дотянулись "улучшатели".
Служба испорченных цитат: Геббельс о чудовищной лжи
Все известно, что главный нацистский пропагандист Йозеф Геббельс однажды заявил, что чем чудовищнее ложь, тем охотнее в нее верят.
Собственно, этот тезис давно уже стал непререкаемой аксиомой, многократно проверенной практикой. Поэтому его используют все, в том числе идеологические противники.
Взаимообзываясь в стиле " — Вы — Геббельсы!!! — Нет, это вы Геббельсы".
Самое интересное, что — во-первых — это был совсем не Геббельс, во-вторых — это было сказано вовсе не про ведомство Геббельса, а в третьих — это не обучение секретам профессии, а обвинение политических противников.
На самом деле эту фразу употребил Гитлер в десятой главе своей знаменитой книги "Майн кампф", при этом он вовсе не хвалил Геббельса, а обличал евреев-марксистов, способствовавших разгрому Германии в Первой Мировой войне:
"Эти господа исходили из того правильного расчета, что чем чудовищнее солжешь, тем скорей тебе поверят. Рядовые люди скорее верят большой лжи, нежели маленькой. Это соответствует их примитивной душе. Они знают, что в малом они и сами способны солгать, ну а уж очень сильно солгать они, пожалуй, постесняются. Большая ложь даже просто не придет им в голову.
Вот почему масса не может себе представить, чтобы и другие были способны на слишком уж чудовищную ложь, на слишком уж бессовестное извращение фактов. И даже когда им разъяснят, что дело идет о лжи чудовищных размеров, они все еще будут продолжать сомневаться и склонны будут считать, что, вероятно, все-таки здесь есть доля истины.
Вот почему виртуозы лжи и целые партии, построенные исключительно на лжи, всегда прибегают именно к этому методу. Лжецы эти прекрасно знают это свойство массы. Солги только посильней — что-нибудь от твоей лжи да останется.
Ну, а известно, что виртуозами из виртуозов по части лжи во все времена были евреи…" — ну и дальше пошел дудеть в любимую дуду.
Так что, как мы видим, даже сам автор этой цитаты "обзывался Геббельсами".
Если уж так приспичило цитировать мнение нацистов о пропаганде, могли бы взять что-нибудь другое. Например, вот эту весьма актуальную сегодня фразу Гитлера:
"В начале войны казалось, что пропаганда безумна в свой наглости, затем она начала производить только несколько неприятное впечатление, а в конце концов все поверили ей".
Мы все как раз к третьей стадии и подходим.
Служба испорченных цитат: любимая "царица" прокурора Вышинского
Как всем известно, сталинский прокурор Вышинский чрезвычайно любил чистосердечные признания обвиняемых и объявил их "царицей доказательств". Вот как, например, про это пишет А.Г. Звягинцев в своей книжке "Роковая Фемида. Драматические судьбы знаменитых российских юристов":
"Прокурор одним из первых подхватил тезис Сталина о том, что при определенных условиях "законы придется отложить в сторону". Среди многих научных трудов академика Вышинского особенно высоко в те времена ценилась монография "Теория судебных доказательств в советском праве". Именно в ней приводился один из главных постулатов древних, который активно и гипертрофированно эксплуатировался репрессивной машиной: "Признание обвиняемого — царица доказательств".
Проблема только одна — в этой монографии Вышинский ничего не говорит о важности чистосердечного признания. В текстах его обличителей, если честно, я нашел одну-единственную цитату прокурора, и ту обычно приводят в купированном виде: "объяснения обвиняемых… неизбежно приобретают характер и значение основных доказательств, важнейших, решающих доказательств".
Вот только, во-первых, цитата эта не из объявленной монографии, а из написанного тем же автором учебника. Во-вторых, она относится только к преступлениям, совершенным большой группой сообщников. А в-третьих, полностью она звучит так.
В таких процессах также обязательна возможно более тщательная поверка всех обстоятельств дела, — поверка, контролирующая самые объяснения обвиняемых. Но объяснения обвиняемых в такого рода делах неизбежно приобретают характер и значение основных доказательств, важнейших, решающих доказательств. Это объясняется самими особенностями этих обстоятельств, особенностями их юридической природы… …Таким образом, в делах о заговорах и других подобных делах вопрос об отношении к показаниям обвиняемого должен быть поставлен с особой осторожностью как в смысле их призвания в качестве доказательства, так и в смысле отрицания за ними этого качества.
И про "царицу доказательств" в цитате ничего нет.
А говорил ли Вышинский вообще эти слова — про "царицу доказательств"?
Говорил. Берем не учебник, а ту самую знаменитую монографию «Теория судебных доказательств в советском праве» 1941 года издания и видим в ней следующее:
"Было бы ошибочным придавать обвиняемому или подсудимому, вернее, их объяснениям, большее значение, чем они заслуживают этого как ординарные участники процесса. В достаточно уже отдаленные времена, в эпоху господства в процессе теории так называемых законных (формальных) доказательств, переоценка значения признаний подсудимого или обвиняемого доходила до такой степени, что признание обвиняемым себя виновным считалось за непреложную, не подлежащую сомнению истину, хотя бы это признание было вырвано у него пыткой, являвшейся в те времена чуть ли не единственным процессуальным доказательством, во всяком случае, считавшейся наиболее серьезным доказательством, «царицей доказательств» (regina probationum)"
Или вот еще — в той же книге:
"…Этот принцип совершенно неприемлем для советского права и судебной практики. Действительно, если другие обстоятельства, установленные по делу, доказывают виновность привлеченного к ответственности лица, то сознание этого лица теряет значение доказательства и в этом отношении становится излишним. Его значение в таком случае может свестись лишь к тому, чтобы явиться основанием для оценки тех или других нравственных качеств подсудимого, для понижения или усиления наказания, определяемого судом".
Или даже вот, оттуда же:
"Такая организация следствия, при которой показания обвиняемого оказываются главными и — еще хуже — единственными устоями всего следствия, способна поставить под удар все дело".
Все это как-то плохо вяжется с декларированным тезисом, не находите?
Но может быть это только теория, а на практике, выступая на судебных процессах, Андрей Януарьевич строил обвинения на выбитых следователями признаниях?
Обращаемся к сборнику А.Я. Вышинского «Судебные речи» (4-е изд., М., 1955) и что мы там видим?
Да все то же самое его любимое выражение:
«…Мы имеем перед собой такой факт, как собственное признание ряда людей. Это могло бы освободить в иных случаях вообще от исследования каких бы то ни было других доказательств. Мы знаем, что по процессуальному праву и любого капиталистического государства, и в частности по процессуальному праву Англии, одно только сознание обвиняемого перед судом даёт право суду не производить никакого судебного следствия. … Но в буржуазном праве этот принцип — не случаен. В буржуазных странах продолжает царить старое средневековое представление о значении и качестве доказательств, среди которых личное сознание обвиняемого считалось лучшим, считалось «царицей всех доказательств».
Возникает резонный вопрос — откуда же появился этот стереотип о Вышинском как лоббисте чистосердечного признания? Ведь эту псевдоцитату кто только не использовал…
"Председательствующий Вышинский вполне удовлетворен логикой главного обвинителя. Это же его главная идея — признание подсудимого и есть царица доказательств" (Л. Млечин. "КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы")."
Идеи Хозяина Вышинский научно изложил в своих многочисленных сочинениях. "Признание обвиняемого и есть царица доказательств" — так сформулировал он основной принцип судопроизводства страны социализма" (Э. Радзинский. "Сталин. Вся жизнь").
Вот только самую первую цитату обычно найти практически невозможно. Но в данном случае нам повезло — Дмитрий Куролесов в своей работе "Правда о сталинском прокуроре" все-таки докопался до корней этого мифа.
Фальшак про Вышинского и "царицу доказательств" — дитя XX съезда. И создали этой фейк — ирония судьбы! — для подтверждения вполне правдивого тезиса, который высказал Хрущев в своем знаменитом докладе:
«…А какие доказательства пускались в ход? Признания арестованных. И следователи добывали эти «признания». Но как можно получить от человека признание в преступлениях, которых он никогда не совершал? Только одним способом: применением физических методов воздействия, путем истязаний, лишения сознания, лишения рассудка, лишения человеческого достоинства. Так добывались мнимые «признания»…».
Фамилий при этом Никита Сергеевич не называл.
Фамилию назвал в мае все того же 1956 года секретарь ЦК КПСС Шепилов Д.Т. — да, тот самый, который "и примкнувший к ним". В том же сборнике «Доклад Н.С. Хрущёва о культе личности Сталина на XX съезде КПСС: Документы. — М.: РОССПЭН, 2002», откуда взята и цитата Хрущева, приводится текст проекта доклада Шепилова, где черным по белому написано: