Ну не любил классик лимиту. Не любил.
Элиот Уайнбергер про сытость
«В последние тридцать лет более или менее имущие обитатели развитых стран завалены продукцией. Взять хотя бы искусство. В музыкальных магазинах — сотни тысяч дисков; мой телевизор принимает семьдесят каналов; в «Справочнике по американским поэтам» перечислены примерно семь тысяч живых, печатающихся стихотворцев; есть веб-сайт, где выставлен на продажу миллион новых книг, и есть веб-сайт с четырьмя миллионами старых книг, которые уже не допечатываются; картинных галерей, танцевальных и музыкальных заведений в любом большом городе стало столько, что хочется сидеть дома и смотреть в пустоту.
Для искусства это означает, что сейчас почти невозможно оказать какое-либо влияние.
Первое издание «Бесплодной земли» Элиота вышло тиражом всего пятьсот экземпляров, но эта вещь преобразовала поэзию на многих языках и была известна всем читателям современной поэзии, вызывая у одних восхищение, у других отторжение. Теперь подобное непредставимо: последней книгой, мгновенно подействовавшей на литературу как таковую в международном масштабе, был роман «Сто лет одиночества», появившийся в 1967-м году — как раз перед наступлением нынешней эпохи перенасыщения».
Элиот Уайнбергер, "Рвота".
Романовы о Николае II
Самое интересное всегда лежит не в работах историков, а в документах.
Страдающие о "лучшем в мире, но преданном царе" могут увидеть, что к моменту революции Николая Второго считали не лучшим правителем страны не только военные или интеллигенция, но и некоторые представители его собственного семейства.
Вот вам несколько откровений людей с фамилией «Романов».
Великий князь Николай Михайлович еще в 1916 году пишет вдовствующей императрице Марии Федоровне: «Речь идет о спасении престола — не династии, которая еще прочна, но теперешнего государя. Иначе будет слишком поздно… Вся Россия знает, что покойный Распутин и А. Ф. (Александра Федоровна, жена Николая II) — одно и то же. Первый убит, теперь должна исчезнуть и другая», — и дальше призывает поместить императрицу в монастырь или сумасшедший дом.
Письмо в.к. Николая Михайловича вдовствующей императрице Марии Федоровне. 24 декабря 1916
Или вот еще: «В дни старого режима, в дни того, что теперь принято называть "прогнившим строем" мы часто и откровенно говорили с тобою! Ты отлично знал мои взгляды, которые шли прямо против того, что тогда творилось. Мы все приходили к убеждению, что "старый режим неминуемо должен привести к финальной катастрофе" — так оно и случилось!
Помнишь как я был, сам того не зная — прав, когда умолял Ники не брать командования армиями, относиться с большим доверием к народному представительству и обращать больше внимания на общественное мнение — говоря, что в противном случае все рухнет! Наконец последним актом моего пребывания в Петр[ограде] явилось вполне сознательное и продуманное участие в убийстве Распутина — как последняя попытка дать возможность Государю открыто переменить курс, не беря на себя ответственность за удаление этого человека. (Аликс ему это бы не дала сделать.)
И даже это! не помогло, и все осталось по-прежнему, если не стало еще хуже!».
Это не Ленин. Это великий князь Дмитрий Павлович пишет отцу, великому князю Павлу Александровичу, в апреле 1917-го.
В том же письме, кстати, он делится любопытными впечатлениями от наступившей после Февраля «демократии»: «Неужели старое правительство было право, когда в основу своей политики (против которой я так восставал) клало идею о том, что мы, русские, не доросли до «свободы»? Неужели это действительно так? Неужели русский человек видит в «свободе» не увеличение гражданского долга, а просто свободу делать все, что раньше не делалось, все, что раньше запрещалось! Неужели наша русская психология не признает другой свободы, кроме свободы хамского желания и самого грубого его исполнения!».
Письмо в.к. Дмитрия Павловича отцу в.к. Павлу Александровичу об отношении к убийству Распутина и революции. Исфаган (Персия) 29 апреля 1917.
А вот телеграмма от главнокомандующего русской армией, великого князя Николая Николаевича:
"От в.к. Николая Николаевича: Я, как верноподданный, считаю по долгу присяги и по духу присяги необходимым коленопреклоненно молить Ваше императорское величество спасти Россию и Вашего наследника … Осенив себя крестным знаменьем, передайте ему Ваше наследие.
Другого выхода нет … ".
Меж тем еще недавно вот так августейшее семейство реагировало на совершающуюся революцию: «Это «хулиганское» движение, юноши и девушки только для подстрекательства бегают с криками, что у них нет хлеба, а рабочие не дают другим работать. Было бы очень холодно, они, вероятно, остались бы дома». Это императрица Мария Федоровна пишет Николаю в ставку, пишет по-английски, только слово «хулиганское» — кириллицей.
А вот как — на свершившуюся: «С восторгом приветствую новое правительство свободной России! Прошу вас известить меня, могу ли я считать себя свободным гражданином после 40 лет преследования меня старым режимом при содействии психиатров и жандармов». Это не амнистированный подпольщик-социалист, это великий князь Николай Константинович.
Эту "паршивую овцу семейства Романовых", правда, и впрямь подвергали репрессиям. А именно — после участия в уголовном преступлении (похищении бриллиантов, принадлежащих августейшему семейству) объявили душевнобольным и отправили жить в Ташкент, подальше от родственников.
Ну а подытоживает все запись в дневнике великого князя Андрея Владимировича за 1917 год.
"В один день все прошлое величие России рухнуло. И рухнуло бесповоротно …".
Энрико Карузо о процессе пения
Обычно когда люди говорят о творчестве, они прибегают ко всяким возвышенным сравнениям — говорят о мечтах, грёзах, волшебном сне…
Некоторые, устав от красивостей, вспоминают про "десять процентов таланта и девяносто процентов труда.
И лишь иногда творческие люди проговариваются, и начинают говорить правду, употребляя при этом не самые приличные сравнения.
Однажды так проговорился великий певец Энрико Карузо.
н давал интервью не самому умному журналисту и тот в процессе этого действа изрядно достал певца неумными вопросами. А когда Карузо услышал Тот Самый Вопрос, Который Испортил Ему Жизнь — "Как вам удается так волшебно петь?", — то не выдержал, и, бурно жестикулируя, объяснил все очень популярно:
"Ты помнишь, что ты чувствуешь, когда какаешь? Так вот, когда поешь — делаешь то же самое, только вверх".
Нечто подобное высказал и известный писатель Михаил Жванецкий.
В одном из своих скетчей сатирик призвал коллег соблюдать один важный принцип:
"ПисАть, как и пИсать, надо только тогда, когда уже невмоготу".
Ну а победил, как обычно, народ, высказавший всё ту же самую мысль короче всех и наиболее ёмко.
Имеется в виду, конечно же, призыв:
"Не хочешь #$%^ — не мучай *&^%".
Юрий Норштейн о самовлюбленности
Читаю двухтомник воспоминаний мультипликатора Федора Хитрука, который он выпустил в 91 год.
Коллега Хитрука Юрий Норштейн в приложениях хорошо сформулировал:
"Чем сильнее ты забудешь о себе любимом, тем неожиданнее результат. Почему сегодня такое отвратительное, омерзительное искусство? Потому что все очень себя любят. И все себе так нравятся! Особенно эстрада — эти просто сумасшедшие".
Это, к сожалению, как теперь говорится, тренд. Все себя обожают — писатели, издатели, поэты, корреспонденты и блогеры.
И практически все ударными темпами производят полное, извините, дерьмо. А если что интересное и получается, то обычно тогда, когда кто-нибудь начинает доказывать всем (и себе прежде всего), что он не дерьмо.
Наложившись на талант, это иногда срабатывает.
Но и такой кейс обычно плохо заканчивается. Все тут же бросаются его любить (ну еще бы, на такой диете-то!), и он скорее рано чем поздно тоже в себя влюбляется.
И все.
Влился в дружный коллектив товаропроизводителей.
Как из этого замкнутого круга вырваться — не знаю.
Фантаст Анджей Сапковский о девичьих грудях
Из одного сочинения в другое кочует цитата о несчастных амазонках, которым жестокие взрослые в детстве прижигали (а то и отрезали!) правую грудь, чтобы не мешала стрелять из лука.
В последнее время, правда, в полном соответствии с гегелевской триадой "тезис-антитезис-синтез" активно расходится и опровержение этой информации. Обычно дело не обходится без известной цитаты из романа "Крещение огнем" польского фантаста Анджея Сапковского:
— Читал я, — Лютик многозначительно глянул на Геральта, — что самых лучших лучниц можно найти среди зерриканок, в степных кланах. Некоторые вроде бы отрезают себе левую грудь, чтобы не мешала натягивать лук. Бюст, говорят, мешает тетиве.
— Не иначе, какой виршеплет навроде тебя выдумал, — прыснула Мильва. — Сидит себе и от нечего делать придумывает всякую ослиную дурь, перо в горшок ночной макает, а люди глупые верят! Что, сиськами, что ль, стреляют-то? Или как? К щеке тетиву натягивают, боком стоя, вот так. Ни за чего тетива не задевает. Что отрезают — глупость, выдумка пустоголовых бездельников навроде тебя, которым вечно одни бабьи титьки снятся.
Читатели нашей "Службы забытых цитат" попросили меня разобраться — что в этой цитате правда, а что выдумка, и кто из спорщиков прав.
Полагаю, что проще всего разделить поднятую проблему на несколько вопросов.
Писали ли античные авторы про одногрудых амазонок?
Да. Об этом обычае у амазонок упоминали Псевдо-Гиппократ, Страбон, Диодор Сицилийский и Помпеей Трог. Однако примерно столько же авторов, писавших про амазонок, не упоминают про удаление груди.