— Не о змеях же с ней разговаривать? Понимаешь, Юра, я попытался за ней ухаживать, но как-то не умею. Последний раз я ухаживал за женой… да, двенадцать лет назад, и, наверное, разучился.
— А Людмила Прокофьевна заметила, что ты за ней ухаживаешь? — проявил догадливость Самохвалов.
— Боюсь, что нет… — задумчиво сказал незадачливый ухажер.
— Хочешь всю жизнь корпеть старшим статистиком?
— Не хочу. А нельзя придумать что-нибудь другое вместо ухаживания? Когда я с ней вдвоем, у меня ноги подкашиваются.
— А ты не стой, ты сядь! — пошутил Самохвалов.
— Я не знаю, о чем говорить.
— О чем-нибудь интеллектуальном. Она тетка умная.
— Интеллектуальном? — обрадовался Новосельцев. — Это легче, это я могу попробовать. Сейчас вот подкреплюсь. — Новосельцев взял большой кусок торта и отправил его в рот. — Наберусь сил и пойду метать бисер…
— Юрий Григорьевич, отчего это вы не приглашаете меня танцевать? — послышался задорный голос Рыжовой.
— Ольга Петровна, я вас приглашаю! — Самохвалов был воплощенная любезность.
— Это после того, как я сама навязалась.
Самохвалов сменил пластинку в проигрывателе. Зазвучала томная мелодия. Ольга Петровна прижалась к Самохвалову:
— А помнишь, мы сбежали с лекции по финансовому праву и пошли в кафе-мороженое? Ты так роскошно заказал, а потом у тебя денег не хватило? — Ольга Петровна громко расхохоталась.
Самохвалов тоже засмеялся:
— Конечно, помню! Слушай, у меня к тебе вопрос. — Самохвалов понизил голос и показал на человека у окна.
Тот стоял с чашкой в руках и веселился, глядя на собеседника.
— Вот этот Бубликов, который возглавляет отдел общественного питания, что он за человек? — спросил Юрий Григорьевич.
— Карьерист! — ответила Ольга Петровна и добавила игриво: — Слушай, а твоя жена не будет тебя ревновать?
— К кому? — не понял Самохвалов.
— Ко мне!
— К тебе? Конечно, будет! — несколько преувеличенно сказал Самохвалов.
Ольга Петровна осталась довольна ответом, принимая его всерьез.
— А помнишь, как мы ездили в Кунцево целоваться? А теперь на месте этого леса — город!
— Конечно, помню. — И Самохвалов показал на человека, который демонстрировал фокусы двум-трем гостям. — А Боровских из отдела местной промышленности? Что он из себя представляет?
Ольга Петровна оглянулась:
— Мировой мужик! Знаешь, Юра, вот я сейчас танцую с тобой, и мне кажется, будто этих восемнадцати лет не было…
Новосельцев наконец обрел мужество и обратился к Самохвалову, который проплывал мимо в танце с Ольгой Петровной:
— Ну, я пошел!
— Побольше интеллекта, Толя! — вдохновил приятеля Юрий Григорьевич.
Кончилась музыка. Перестав танцевать, Самохвалов поцеловал Ольге Петровне руку.
А Новосельцев снова возник в кабинете, где Калугина в одиночестве листала журналы.
— Извините, Людмила Прокофьевна, это опять я! — с дурацкой улыбкой представился Новосельцев.
— Мы ведь с вами уже попрощались, товарищ Новосельцев.
— Может быть, мы опять поздороваемся? — робко предложил Новосельцев. — Добрый вечер, Людмила Прокофьевна!
— Добрый вечер! — едва заметно улыбнулась Калугина.
— Спасибо! Наверное, вам скучно, Людмила Прокофьевна? — немного осмелел Новосельцев.
— Я привыкла находиться одна, и поэтому мне никогда не скучно, товарищ Новосельцев.
— Тогда мне лучше уйти, — вздохнув, сказал Анатолий Ефремович.
— Вы мне не мешаете! — милостиво проговорила Калугина.
— Большое спасибо! — Новосельцев, как и в первый раз, присел на краешек стула.
В большой комнате Ольга Петровна задумчиво сидела возле стола. Мимо шел Самохвалов со стопкой чистых тарелок.
— Юра, побудь со мной!..
— Не могу. У меня гости.
— А я что? Не гость? Сядь!
Самохвалов улыбнулся, сел. Ольга Петровна придвинулась к нему и сказала кокетливо:
— Зря ты меня пригласил к себе, во мне все всколыхнулось!
Самохвалов неискренне улыбнулся:
— Во мне тоже. Но мы должны взять себя в руки.
— Из нас двоих ты был всегда благоразумней. В воскресенье у нас экскурсия на автобусах по маршруту Владимир — Суздаль. Давай включимся?
— Эти автобусы могут нас далеко завезти! — уклончиво ответил Самохвалов.
— А мы так любили путешествовать… может, тряхнем стариной? — с озорством предложила Ольга Петровна.
— Мы уже в таком возрасте, Оля, когда нас лучше не трясти!
В кабинете Новосельцев, пытаясь выбраться из неловкого положения, размышлял вслух:
— О чем бы нам с вами поговорить, Людмила Прокофьевна? Об отчете мы побеседовали, к грибам вы равнодушны… А как вы относитесь к стихам?
— Положительно, — призналась Калугина.
— Это прекрасно. Поговорим о поэзии. В молодости я сам писал стихи. А вы?
— У меня к этому не было способностей.
— У меня тоже. Сейчас я вам почитаю, и вы в этом убедитесь.
— А может не надо читать? — с надеждой сказала Калугина.
— Мне очень хочется произвести на вас хорошее впечатление, — честно признался Новосельцев и принялся декламировать:
Любить иных — тяжелый крест,
А ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен.
Брови Калугиной изумленно взметнулись вверх. А Новосельцев продолжал чтение стихов:
Весною слышен шорох снов
И шелест новостей и истин.
Ты из семьи таких основ.
Твой смысл, как воздух, бескорыстен.
Внезапно Калугина, перебив Новосельцева, принялась читать третью строфу:
Легко проснуться и прозреть,
Словесный сор из сердца вытрясть
И жить, не засоряясь впредь,
Все это — не большая хитрость,
— закончила Калугина и сказала: — Я не подозревала, что вы выступали под псевдонимом Пастернак.
— Никогда бы не подумал, что вы разбираетесь в стихах! — искренне удивился чтец-декламатор. — И даже знаете наизусть!
— Стихи хорошие, но прочли вы их плохо.
— Вам, конечно, виднее, правда, все мои друзья уверяют, что я здорово читаю! — обиделся Новосельцев.
— Они вам льстят, вы читаете отвратительно! — безапелляционно заявила Калугина.
— А музыку вы любите? — с вызовом спросил Новосельцев.
— Надеюсь, вы не собираетесь петь? — испугалась Калугина.
— А почему бы и нет? Друзья уверяют, что у меня приятный голос, — ехидно сказал Анатолий Ефремович.
Калугину осенила догадка:
— Вы, может быть, выпили?
— Нет, что вы! Когда я выпью, то становлюсь буйным. Поэтому я никогда не пью. Что бы вам такое спеть? — раздумчиво протянул Новосельцев.
— Все-таки не стоит. Вы будете ждать, чтобы вас похвалили, а я всегда говорю правду, — кротко, но твердо сказала Калугина.
— Значит, вы заранее уверены, что петь я тоже не умею! — саркастически констатировал Новосельцев.
— Я от вас очень устала, товарищ Новосельцев.
Но Новосельцева уже нельзя было остановить.
— Сейчас я спою, и вашу усталость как рукой снимет! Ага… придумал…
Новосельцев встал в позу и затянул:
Средь шумного бала, случайно,
В тревоге мирской суеты,
Тебя я увидел, но тайна
Твои покрывала черты…
— Вы в своем уме? — перебила его Калугина.
— Значит, как я пою, вам тоже не нравится. Вам ничего не нравится! Вам невозможно угодить! — Когда застенчивые люди выходят из себя, они могут себе позволить многое. — Но я попробую. Сейчас я вам станцую!
— Прекратите эти кривлянья, товарищ Новосельцев! — решительно гаркнула Калугина.
Но Новосельцев закусил удила:
— Современные танцы вам наверняка не по душе. Я вам спляшу русский народный танец «цыганочка»! Вы мне сможете подпевать? Впрочем, мне подпевать вы не станете!
Новосельцев, напевая, начал хлопать себя по коленям, по ботинкам, затряс плечами, а потом пустился вприсядку. Калугина, возмущенная, встала, направляясь к выходу, но Новосельцев приплясывал перед ней, не давая уйти.
— Пропустите меня сейчас же! — громко закричала почетная гостья.
На крик Калугиной вбежали Самохвалов, Ольга Петровна, хозяйка дома, сослуживцы. Пораженные, они остановились, а Новосельцев продолжал отплясывать как ни в чем не бывало.
— Юрий Григорьевич, уймите этого хулигана! — потребовала Калугина.
— Толя, подожди… — растерялся Самохвалов. — Почему ты пляшешь?
Новосельцев остановился, тяжело дыша:
— Вам, товарищ Калугина, не нравится, как я читаю стихи, как я пою, как я танцую! Потому что вы сухарь! Вы бездушная, черствая…
— Толя, прекрати немедленно! — зашипел Самохвалов, желая утихомирить правдолюбца, но тот только отмахнулся:
— Ты молчи, тебя не спрашивают!
— Ничего, Юрий Григорьевич, пусть говорит! — выдавила бледная Калугина.
— В вас нет ничего человеческого, вместо сердца у вас цифры и отчеты! — в запальчивости кричал Анатолий Ефремович.
— Толя! — Ольга Петровна пыталась унять друга.
— Толя! Выйди из комнаты! — в гневе приказал хозяин дома.
— Сейчас уйду, я еще не все сказал!
— Юрий Григорьевич, дайте товарищу договорить! — зловеще сказала Людмила Прокофьевна.
— Вы можете меня уволить, но я рад, что я вам все это высказал в лицо! — закончил монолог Новосельцев.
Наступила тишина. Самохвалов был расстроен и обескуражен. Грозно сопел Новосельцев. Оторопела жена Самохвалова. Ольга Петровна тихонько всхлипнула.
— Юрий Григорьевич, большое вам спасибо за прекрасный вечер! — проявляя редкую выдержку, сказала Калугина.
Самохвалов был убит.
— Понимаете… он неплохой человек… может быть, он выпил лишнего? С кем не бывает…
— Все было хорошо. Я получила большое удовольствие. До свидания, товарищ Рыжова! До свидания, товарищи!
— Всего хорошего, — прошептала Ольга Петровна.
— До свидания… Анатолий Ефремович! — многозначительно сказала Калугина.