Вера в купе стелила постель. Платон стоял рядом.
— Вот, — сказала Вера, — вам будет удобно, ну, вот и все. Вера выпрямилась, и ее лицо оказалось около лица Платона. Платон прижался к ней и поцеловал.
Потом Вера перевела дух, отступила на шаг и сказала:
— Все! Хватит! Это добром не кончится…
— Нет, не хватит!
— А я по купе не шляюсь!
— Я знаю.
Вера насторожилась:
— Ты на что намекаешь?
— Ни на что!
— Ты что имеешь в виду? — Вера повысила голос.
— Ничего не имею в виду!
— Может, ты имеешь в виду, что я бегала в купе к Андрею! Но у нас с ним там ничего не было!
— Я тебе верю!
— Я по глазам вижу, что не веришь!
— Да тут темно! — взмолился Платон.
— Правда. У нас там ничего не было.
— Да верю я тебе, честное слово!
— Ничему ты не веришь, у тебя на уме сейчас одно… И молчи! Ничего путного у нас с тобой не получится.
— Почему?
— Потому, что я — вокзальная официантка, а ты — пианист.
— Не говори глупостей…
— Ты говоришь это, потому что тебе другого сказать нечего.
— Какое имеет значение, у кого какая профессия!
— Ты еще толкни речь про всеобщее равенство!
— Ну, Вера, я вас очень, очень прошу. Пожалуйста, не уходите, — растерянно забормотал Платон. — Для меня это крайне важно.
— Я тебя привела в мягкий вагон, — нежно сказала Вера. — Чтобы ты отдохнул. Отдыхай, горемыка.
Вера перешла в соседнее купе и заперлась. Теперь они сидели, разделенные перегородкой.
— Как ты думаешь, — нарушила молчание Вера, — какой срок тебе могут дать?
— В лучшем случае — три года.
— Я приеду на суд, — вдруг заявила Вера, — и скажу им, что это не ты сделал…
Платон уже понимал, что Вера, с ее характером, действительно может приехать.
— Тебя никто не послушает.
— А я дам показания, что ты мне сам рассказал!
— А я отрекусь! Кому поверят — тебе или мне?
— Три года — это много.
— Много, — вздохнул Платон.
— Для меня это, впрочем, значения не имеет. Ты здесь больше все равно не появишься, — с горечью произнесла Вера.
— Вера, мы с тобой взрослые люди. Этот разговор через перегородку — противоестествен. Иди сюда.
— Нет, ни за что! — сказала Вера, но при этом почему-то поправила прическу.
— Тогда я иду к тебе! — Платон встал и решительно направился через умывальник к соседнему купе. Однако дверь оказалась запертой. Платон подергал ручку.
— Наглец! — сказала Вера, но агрессивности в ее тоне не было. — Хотя по твоему виду этого не скажешь.
Платон предложил компромисс:
— Давай встретимся на нейтральной территории.
Вера подошла к двери, ведущей в умывальник. На ней было зеркало, и Вера осмотрела себя.
— Это где? В умывальнике?
— Хотя бы в коридоре!
— Никогда, — сказала Вера, и рука ее отворила дверь, ведущую в коридор. Там ее уже ждал Платон.
— Вот и я точно такой же принципиальный, — вздохнул Платон и обнял Веру…
…Утром, когда Платон проснулся, то первым делом выскочил в коридор и заглянул в соседнее купе. Веры там не было.
Платон соскочил со ступенек вагона и побежал вдоль состава к зданию вокзала…
В утреннем ресторане было безлюдно. За служебным столом собрались официантки, буфетчицы, повариха, калькуляторша. Кто-то из женщин завтракал, кто-то вязал. Калькуляторша составляла меню, а Вера тихонько напевала песню:
Пусть в голове мелькает проседь —
Не поздно выбрать новый путь…
Не бойтесь все на карту бросить
И прожитое зачеркнуть…
Платон пересек ресторанный зал и подошел к служебному столу. Вера скользнула по нему загадочным взглядом и продолжала петь:
Какими были мы на старте…
Теперь не то, исчезла прыть…
Играйте на рисковой карте…
Платон поклонился, здороваясь. Вера кивнула в ответ. К Платону подошла одна из официанток:
— Платон Сергеевич, ваш завтрак — там. Садитесь.
— Спасибо, — сказал Платон и посмотрел на Веру.
— Приятного аппетита, — нейтрально сказала Вера.
— Спасибо. — Платон не сводил с Веры глаз.
Вера мурлыкала песенку, как бы про себя:
Печалиться не надо вовсе,
Когда вам нечем карту крыть.
Вы бросить жизнь на кон не бойтесь:
Не проиграв — не победить!
По радио объявили: «Скорый поезд Москва — Ташкент прибывает на первый путь».
Платон поглядел на круглые вокзальные часы. Они показывали двенадцать десять. Вера, стоявшая с подносом у раздачи, вся напряглась в ожидании прихода Андрея.
В толпе оголодавших транзитников, штурмом бравших ресторан, Платон разглядел Андрея. Впрочем, разглядеть его было несложно. Могучий Андрей возвышался над всеми. Как и позавчера, он нес два чемодана — других, разумеется. Андрей подошел к Вере.
— Здравствуй, Веруня! — Проводник сиял сердечной улыбкой. — Ты что? Прическу, что ли, сменила?
— Сменила, — напряженно сказала Вера, но Андрей этого не почувствовал.
— Тебе идет. Верочка, товар обалденный. Два чемодана. Сапоги австрийские, легкие. По двести рублей пара. Верочка! Всего двадцать минут стоим.
Вера собрала всю решимость и произнесла:
— Я больше не буду бегать к тебе в купе. Вот так.
— Верунь, нам же деваться некуда. Я же не могу от вагона отойти…
— Ой, Андрюша! Ты меня неправильно понял.
— Чего ты?
— Случилось несчастье.
— Я так и думал! — перепугался Андрей. — Мои дыни сперли?!
— Если бы дыни…
— А там ничего другого не было.
— Я подобрала тебе замену.
— Я чего-то не понимаю, Верунь. Пойдем…
— Я тебе изменила, Андрюша.
Андрей засмеялся и присвистнул:
— Ты мужика, что ль, нашла?
Вера кивнула.
— Ну и кто этот тип?
Этот тип подошел к Андрею и потребовал:
— Отдай паспорт!
— Извини, мужик, — повинился Андрей, протягивая паспорт хозяину. — Промашка вышла… Держи твой паспорт… С меня причитается… дойди закажи что-нибудь, я приду оплачу…
— Возьми деньги за дыни! — Вера протянула пачку ассигнаций, которая была спрятана в кармашке передника. Андрей взял деньги и небрежно засунул в карман.
— Мы с тобой в расчете! — Вера вложила в эту фразу и второй смысл.
— Да, и теперь вот еще что… — встрял Платон.
— Ты отойди, — обратился Андрей к Платону, — нам с Верой поговорить надо…
— Послушай! Уходи отсюда! — угрожающе произнес Платон. — Чтоб я тебя больше на этом вокзале не видел, ясно?
Андрей захохотал:
— Так вот кто тут пристроился! Я тебе чего велел? Козел! Я тебе целел дыни стеречь, а ты чего натворил, а?
— Спекулянт! Мерзавец! — повысил голос Платон. — Пошел вон отсюда!
— Ой, как я перепугался! — скорчил мину Андрей и легко, тыльной стороной ладони, ударил Платона в лицо.
Тот не устоял — рухнул на пол.
— Значит, я тебя понимаю так, Вера Николаевна: любовь окончилась, — обратился Андрей к Вере, — остались только лишь деловые контакты.
— Мне этим тоже противно заниматься, — сказала Вера.
Тем временем Платон поднялся с пола и изо всех сил ударил Андрея.
— Ты не ушибся? — спросил Андрей и, не оборачиваясь, так врезал Платону, что пианист отлетел в сторону и свалился на пол, со звоном увлекая за собой стол с посудой.
Вера съежилась, но вела себя так, будто на ее глазах не происходило никакой драки.
— На что ты жить-то будешь, Вера Николаевна?
— Как-нибудь проживу! Жила ж до тебя — и сейчас проживу.
— На заработную плату! — заржал Андрей.
— Ага! — кивнула Вера.
— Ты знаешь, как это называется? Сколько я на тебя денег потратил, сколько времени…
— Ругай меня, Андрюша, ругай, — соглашалась Вера.
— Ты думаешь, от тебя радость какая? — Тут Андрей заметил Платона, который мутными глазами пытался найти обидчика. — Эй, товарищ! Вы не меня случайно ищете?
Платон рассвирепел. Он пошел на проводника, как танк. Но ударить не успел. Андрей мягко отпихнул противника. Незадачливый драчун опять упал.
— Ты подолом своим будешь весь перрон мыть…
— Не буду, ой, не буду…
— А я к тебе не вернусь! — Андрей не мог простить Вере, что она дала ему отставку. — На что я только польстился?.. — Андрей остановил очередную агрессивную атаку Платона и держал его на вытянутой руке. — Ну-ка, голубок. Спокойно. Вот этот тебе нравится?
— Очень нравится, Андрюша.
— Понятно. Ты хоть кем работаешь, голубок? — спросил Андрей у избитого Платона.
— Пианистом, — прохрипел тот.
Андрей отпустил его, и Платон опять рухнул на пол.
В ресторане появился знакомый нам лейтенант, по имени Николаша, обозрел поле битвы, увидел поверженного Платона, который с трудом вставал, цепляясь за стул.
— Николаша, здорово! — Андрей дружески пожал руку милиционеру.
— Что здесь происходит? Кто это вас так разукрасил, товарищ пианист?
Платон тяжело дышал.
— Да ничего, нормалек. Все в порядке! — сказал Андрей.
— Кто его избил? — громко спросил милиционер.
— Пианист из самодеятельности. Чечетку по столам бил, — невозмутимо сказал Андрей. — В салат ногой попал — поскользнулся.
Вера молчала, а Андрей ловко выдернул из брюкремень, умело перетянул им оба чемодана с сапогами, вытащил из-под служебного столика пустые чемоданы, в которых прежде были дыни.
Из пачки денег он вынул две купюры по двадцать пять рублей. Одну засунул Вере в карман фартука.
— Это тебе, Верунь, за бой посуды…
Вторую купюру он прилепил на лоб Платона.
— А это тебе, Мендельсон, на лечение. Может, к свадьбе оклемаешься.
Затем Андрей обратился к Вере:
— Ты, Вера Николаевна, глупая женщина.
И проводник, подхватив свои чемоданы, исчез с заступинского вокзала.
Официантки, подружки Веры, подняли стулья, постелили на стол скатерть, а затем стали собирать с пола осколки.
— Николаша, ты иди. Все в порядке! — сказала Вера.