— Муж пропал, а она ремонт делает!..
Спускаясь по лестнице, Джекки спросила:
— Владик, ты все это снял?
— Обижаешь! — И тут вдруг Владик остановился. — Почему ты не сказала ей, что видела его в гостинице? Какая бы она ни была, это негуманно.
— Да, дорогой гуманист, — парировала Джекки, — я, если вдуматься, сука!
Владик возмутился:
— Не наговаривай на себя!
— Просто ты ко мне неравнодушен! Быть сукой входит в мою профессию.
Телевизионщики прошли мимо старой консьержки, которая сидела за стеклом и что-то вязала. Консьержка сидела в наушниках. Она хитро посмотрела вслед журналистам. Конечно же это была следователь Варвара Петровна, которая мотала не только на ус, но и на магнитофонную ленту…
…Голодный академик, слегка хромая, брел по улице. Это была какая-то особая улица, ибо буквально на каждом шагу здесь торговали чем-то съедобным: пирожками, фруктами, бутербродами, мороженым, кондитерскими изделиями, молочными продуктами, орехами и всякой прочей снедью.
Каштанов шел, останавливаясь около каждого лотка, и глотал слюну. Он очень хотел есть, но денег не было ни копейки.
Все съестное выглядело аппетитно, и это еще больше усиливало голодные муки профессора и лауреата.
Антон Михайлович остановился около дверей закусочной, которая называлась просто: «ЕДА». Из дверей пахло чем-то очень вкусным. Каштанов понюхал и решительно вошел внутрь. Его бедственное материальное положение объяснялось просто: с одной стороны, у него был принцип — никогда не одалживать денег, а с другой стороны, доктор ставил своеобразный эксперимент — сможет ли он прожить в своей стране, не имея ни гроша в кармане.
Было бы несправедливым, если бы наши герои, то есть Антон Михайлович и Джекки, больше никогда не встретились. Но судьба была к ним благосклонна или, наоборот, неблагосклонна, это зависит от точки зрения. Настырная судьба в лице авторов распорядилась так, что оголодавший Каштанов забрел в то самое кафе, где уже перекусывали Джекки и ее оператор Владик.
Антон Михайлович держался независимо. Он взял пластмассовый поднос, поставил на него пустую тарелку и зашел за перегородку. Там на витрине были расставлены разнообразные кушанья. Народу в кафе было предостаточно, но поскольку Каштанов вроде бы никак не мог выбрать себе блюдо по вкусу, он всех пропускал к кассе.
Джекки, которая смачно уплетала за обе щеки, поначалу не обратила никакого внимания на «предмет» своих поисков. А потом вдруг сделала стойку, ибо поняла, что забредший в закусочную посетитель — Каштанов. Надо заметить, что Тобольская была не только лихой журналисткой, но и везучей. Известно, что зверь всегда бежит на ловца. В данном случае зверем был хирург, а ловцом — папарацциха. Конечно, встретить в многомиллионном городе именно того, за кем охотишься, особая удача, однако, признаемся честно, если бы не усилия авторов, может, той встречи и не случилось бы.
В этот исторический момент Каштанов как бы невзначай взял маленькую кругленькую булочку и тотчас целиком запихнул ее в рот. Никто не обратил на это внимания.
Кроме Джекки. Ее опытный репортерский глаз засек кражу.
А в это время Каштанов, дожевывая первую булочку, так же небрежно прихватил вторую.
Джекки толкнула локтем Владика и прошептала:
— Быстро сними вон того дядю! Скрытой камерой!
Владик нагнулся, схватил камеру и мигом сообразил, что лучшая позиция для скрытой съемки — это находиться под столом. Он плюхнулся на пол и начал снимать «того дядю».
А «тот дядя» взял третью булочку, и этот воровской акт был уже запечатлен на видеопленку.
Владик был хроникером экстра-класса. Его камера всегда находилась в боевой готовности, и поэтому он успевал зафиксировать то, что многие его коллеги упускали, ибо долго раскачивались.
Естественно, в визир телекамеры оператор видел происходящее не в цвете, а черно-белым. Режиссер, в случае если по нашей повести снималась бы цветная кинокартина, наверняка показал бы кадр, где академик трескал краденое, именно в черно-белом изображении. Это монохромное вкрапление придало бы цветной ленте дополнительную элегантность, если хотите, своеобразный визуальный шарм. А впрочем, возможно, постановщик фильма до такого изыска и не дотумкал бы, но это его дело…
Джекки приблизилась к пожирателю булочек и поздоровалась с нарочитой приветливостью:
— Добрый день, Антон Михайлович!
Вор понял, что его разоблачили, и тотчас подавился похищенным.
— Разрешите! — сказала Джекки и, не дожидаясь ответа, хорошенько постучала горемыку по спине.
Тот проглотил застрявший кусок и поблагодарил:
— Спасибо большое! Вы у меня лечились? — Антон Михайлович пристально вгляделся в лицо молодой женщины. — Я вас где-то видел.
— Это у вас такое хобби — воровать булочки? — Джекки пыталась разобраться в ситуации.
Ответ был предельно искренним:
— Денег нет, а есть хочется.
— У вас нету даже на булочку? — поначалу не поверила Джекки. — У знаменитого хирурга?
Каштанов виновато развел руками:
— Все деньги ушли на гостиницу.
— Вам не у кого одолжить, у вас нет друзей?
— Ни при каких обстоятельствах я денег не одалживаю, это мое правило!
— Но заначка у вас должна быть.
— Заначка? — пожал плечами доктор. — У меня ее никогда не было.
— Но ведь вы женаты?
— Конечно.
— Муж без заначки — это не мужчина. — Джекки невольно повторила формулировку жены.
— Ой, вспомнил! — воскликнул вдруг Антон Михайлович. — Так вот как она меня обозвала. — И грустно закончил как бы про себя: — Правильно я на нее обиделся…
— Давайте я вас покормлю обедом! — предложила журналистка. — Выбирайте что хотите!
— Но я в долг не беру! — сопротивлялся Каштанов.
— Ну хорошо, а подарки вы принимаете?
— Тоже нет.
— А милостыню?
— Подайте академику… — пропел Антон Михайлович. — Хорошенькое дело!
— Я тоже ни разу не подавала академику! — И Джекки решительно стала уставлять поднос тарелками с едой. — Накормить нищего — это святое!
Голод отбросил прочь моральные постулаты, и Антон Михайлович с жадностью набросился на пищу.
Покидали кафе вместе. Каштанов все еще слегка прихрамывал.
— Кстати, мое имя Женя, но друзья предпочитают называть меня Джекки, — представилась журналистка и поинтересовалась:
— Вы всегда прихрамываете?
— Последние четыре дня. После того как в гостинице одна психованная идиотка сшибла меня с ног.
— Так это были вы? — неискренне изобразила удивление репортерша.
— А идиотка, значит, вы? — догадался пострадавший. — Вот где я вас видел…
На улице около машины, принадлежащей Джекки, они начали прощаться. Автомобиль — в прошлом белый жигуленок — заслуживает специального описания: это была ржавая-прержавая машина невероятно почтенного возраста. Оставалось загадкой, почему она ездит. Под ветровым стеклом красовалась надпись: «В ремонт», чтобы не придиралась милиция. Владик укладывал аппаратуру на заднее сиденье.
— Вот моя визитная карточка. — Джекки протянула визитку. — Если это не тайна, сейчас вы куда?
— Вообще-то, тайна. — Каштанов прочитал визитку. — Спасибо, будет куда отослать деньги за сегодняшнее угощение. Для начала побегу на Ленинградский вокзал, попробую махнуть в городок Крушин, есть такое прелестное место, вряд ли вы о нем слышали.
— У вас небось на метро денег нету?
— Нету.
— Тогда предлагаю — побежим на вокзал на машине! — Джекки кивнула в сторону поджидавшего автомобиля.
— Это ваша? — полюбопытствовал Антон Михайлович, кивнув в сторону рухляди.
— Угу, — горделиво ответила Джекки.
— Роскошная колымага! — одобрил Каштанов.
— Я рада, что вам понравился мой лимузин. Так едем!
— Вы, оказывается, добрая!
— Вот так меня еще никто не обзывал! — воскликнула Джекки.
Около Ленинградского вокзала Антон Михайлович покинул машину. Джекки выскочила вслед за ним.
— Как вы поедете в свой Крушин?
— Зайцем, наверное.
— Но вас же оштрафуют!
— Это бессмысленно, что с меня возьмешь?
— Тогда вас снимут с поезда. В последний раз предлагаю вам взаймы.
— В последний раз повторяю — взаймы не беру!
— Ну как вам угодно, — Джекки направилась обратно к машине. До свидания. — Потом обернулась: — Может, мне самой отвезти вас в этот Крушин?
Каштанов насторожился:
— Двести километров туда, столько же обратно — ваша доброта не имеет границ!
Джекки поняла, что в своем усердии переборщила.
— Я не подозревала, что это так далеко. Значит, еще раз до свидания!
Она уселась за руль и, выглянув в окошко, посоветовала:
— Продайте что-нибудь!
— Что? — растерялся Каштанов. — У меня ничего такого нет.
— Скажем, часы, авторучку…
— Моим часам двадцать с лишним лет, кто их возьмет? — Я.
Антон Михайлович нахмурился.
— Тут что-то не так. Объясните, пожалуйста, что вам от меня нужно?
Джекки принялась выкручиваться, твердо памятуя, что атака лучшее средство защиты.
— Как вам не стыдно! Вы — немолодой, известный, можно сказать, популярный человек, попали в беду. Мне искренне хочется вам помочь. Неужели вы думаете, что я на вас глаз положила?
— Нет, — огорченно вздохнул доктор, — на меня уже давно никто ничего не кладет.
— Тогда не валяйте дурака! — Джекки вновь выбралась из машины. — Снимайте ваши антикварные часы!
Каштанов послушно снял часы и передал Джекки. Та рассмотрела их и объявила тоном знатока:
— Стиль «советское ретро». Сколько стоит ваш железнодорожный билет?
— Понятия не имею.
— Вот вам сто рублей. Хватит туда и обратно.
— Обратно мне не надо! — Доктор взял деньги и побрел, заметив на ходу: — Вообще-то вы переплатили.
И он направился к железнодорожным кассам.
Владик ни черта не понимал:
— Теперь объясни, кто это? Зачем ты возишься с этим бомжом?
— Пойди и сними — сел этот бомж в поезд или нет! — распорядилась Джекки.