— Наконец-то сбрендил, — удовлетворенно произнес академик.
— Подумай, что ты натворил, — нервно продолжала Полина Сергеевна. — Что это за история с заявлением об отставке… Ты совсем рехнулся…
— Я как-нибудь тебе позвоню! Здесь очередь! — Каштанов повесил трубку и вышел из будки, рядом с которой, разумеется, никого не было. И тут Антон Михайлович обратил внимание на объявление, прилепленное к двери телефона-автомата. Оно гласило: «Турбазе «Вечерние зори» требуется лодочник».
В кабинет следователя Варвары Петровны вошел сотрудник, сидящий на подслушке телефонных разговоров:
— Объект звонил жене.
— Откуда?
— Деревня Тихие Омуты. Тверская область. Запись разговора я вам занесу.
Глава третья
На колокольне звонарь с окладистой бородой ударил в колокола. Недалеко от звонницы возвышались реставрированные купола храма, облицованные светлой, с матовым блеском жестью, а далее за собором простиралось водное пространство, покрытое утренней туманной дымкой. Колокольная мелодия, чудом сохранившаяся из древности, пронеслась над озером. Месяц еще не исчез с неба, а солнце только начинало вставать из-за леса…
Из фанерного вагончика вышел бородатый человек — босой, в ватнике, с подвернутыми до колен брюками.
На наружной стене вагончика висел рукомойник, под которым стояло ведро. Человек умылся и направился к берегу. У деревянных мостков плескались привязанные к пирсу металлическими цепочками несколько лодок и три водных велосипеда. К бородачу приблизился рыбак с удочками. Лодочник принес два весла, отдал рыболову, отомкнул замок на цепочке, попридержал лодку, пока любитель ранней рыбалки не уселся на банку, и оттолкнул суденышко от берега. Потом лодочник подошел к перевернутой вверх дном шлюпке, лежащей на козлах, и принялся красить днище голубой краской. Конечно, это был Антон Михайлович, который два дня назад нанялся лодочником и сторожем за кормежку и какие-то жалкие гроши на турбазу «Вечерние зори». Обитало на турбазе всего человек сорок, так что работа была не утомительная: раздавать весла, отпихивать лодки с отдыхающими от берега, получать за прокат деньги, выписывать квитанции и на ночь замыкать водные велосипеды и лодки на цепи. Предыдущий сторож, который внезапно угодил в больницу, по ночам ставил сети, что было в заповеднике запрещено. Обитатели турбазы приставали к новому лодочнику с просьбами продать рыбу, думая не без оснований, что каждый лодочник — браконьер, и обижались, что Антон Михайлович отказывал.
После обеда подул прохладный ветерок, и желающих кататься по озеру не стало. Каштанов, подстелив ватник, улегся в высокую траву.
В синеве небес, лениво перегоняя друг друга, плыли курчавые облака, напоминающие волшебные замки.
Каштанов перевел взгляд с небес на землю.
Рядом на легком ветру покачивались сиреневые цветы.
Как они называются, Антон Михайлович, разумеется, не знал. Впрочем, как и авторы. По стеблю травинки ползла божья коровка. Доктор подумал, что, пожалуй, в последний раз он видел божью коровку лет эдак сорок назад. Потом он вспомнил, как его ребенком вывозили в деревню, где дядя Федя брал его с собой в лес и приохотил к сбору грибов. Постепенно вялая истома охватила Каштанова, и он блаженно задремал под легкий плеск озерных волн…
В это время к крохотному причалу турбазы подкатил пресловутый бело-ржавый «жигуленок». Владик и Джекки выползли из машины.
Владик переживал.
— Господи, как не везет. Два дня гоняем без толку. Обшарили весь городишко, все окрестности. Как в воду канул!
— Моя ошибка! — сокрушалась Джекки. — Нужно было настоять и самим везти его в Крушин.
— Давай хоть искупаемся на прощанье. — Владик огляделся. — Смотри — вокруг никого!
— Куда он провалился, проклятый! — с огорчением произнесла Джекки, думая о Каштанове. — Окунуться бы хорошо, но я, дура, не взяла с собой купальник.
— Купайся так, я отвернусь! — по-джентльменски предложил Владик и повернулся спиной к водоему.
— Ты неподражаем! — Джекки оценила рыцарство влюбленного оператора, быстро скинула одежду и по высокой траве побежала к воде. Как вдруг споткнулась о спящего в траве мужчину и отчаянно завизжала.
Естественно, что споткнулась она об Антона Михайловича.
Тот поднял голову и, обнаружив перед собой голую Джекки, буквально остолбенел.
Джекки тоже узнала Каштанова и в ужасе шлепнулась в озеро. Вода обожгла ее.
— Вечно я на вас натыкаюсь! — возмущенно закричала она из воды. — Это вы нарочно здесь залегли!
— Да, у меня вошло в привычку путаться у вас под ногами! — мрачно отозвался Каштанов, поднимаясь с земли.
Находиться в воде было немыслимо.
— Антон Михайлович, умоляю, уйдите, вода ледяная! — запричитала Джекки.
— Зачем вы сюда прибыли, ну-ка? — И доктор приблизился к берегу.
— Вы сами сказали, что это дивное место. Мы приехали отдыхать, — сочиняла Джекки. — Ой, я коченею! — Это она не сочинила.
— Коченейте на здоровье! — отмахнулся Каштанов. — Это полезно.
— Вы не доктор, вы садист!
— Ледяная ванна отучит вас врать! — продолжал Антон Михайлович. — Выкладывайте, зачем приехали?
— Умереть от простуды! — Джекки уже стучала зубами. — Караул! Владик! — закричала она. — На помощь!
Владик бросился на выручку:
— А ну, вали отсюда, старый распутник!
Владик попытался скрутить доктора и потащить прочь, но получилось наоборот. Каштанов заломил молодому парню руку за спину и победоносно заявил:
— Хирурги — народ крепкий!
После чего крикнул Джекки:
— Продолжайте закаляться!
— Ах так! — крикнула в ответ Джекки. — Мне на вас чихать! — И действительно чихнула. Затем выпрямилась в полный рост и зашагала к берегу.
Теперь уже Каштанов деликатно отвернулся, зато Владик смотрел на обнаженную Джекки, как зачарованный…
Вагончик лодочника представлял из себя весьма экзотическое тесное помещение. Стены его были оклеены дешевой клеенкой в цветочек. Половину площади занимал небольшой топчан, покрытый ветхим одеялом. Под крошечным окном, в которое смотрелся восхитительный пейзаж, был вмонтирован махонький столик. На нем находились закопченный чайник, несколько копеечных разномастных тарелок, граненые стаканы, две алюминиевых ложки и одна вилка. Один из стаканов был наполовину заполнен крупной сероватой солью. Под столом валялись спасательные жилеты. На стене висели красные спасательные круги, потрескавшиеся от старости. Над столом был прибит незастекленный шкафчик, в котором под вбитыми в ряд гвоздями выделялись выкрашенные белой краской загадочные цифры. На гвоздях на грязных засаленных веревочках висели ключи. Цифры под гвоздями обозначали номера лодок, которые запирались замками на ночь…
Наша компания с трудом вместилась в обиталище сторожа. Каштанов, вспомнив, что он врач, набросил на плечи Джекки, которую бил колотун, казенный ватник и приказал Владику:
— Бегите на турбазу в буфет и возьмите водки! Я не хочу, чтобы она умерла от воспаления легких! Но хочу, чтоб вы оба исчезли отсюда навсегда, чтоб я вас больше никогда не видел!
Оператор исчез.
Джекки и Антон Михайлович остались вдвоем.
— Итак, — начал Каштанов, — чем обязан вашему назойливому вниманию?
— Вы находитесь во всероссийском розыске, Антон Михайлович. По телевидению уже объявили, что исчез выдающийся ученый. И тут я натыкаюсь на вас, когда вы воруете булочки. Как вы думаете, что бы на моем месте сделала любая хорошая журналистка?
— Логично, но противно. Сейчас я понял, какая вы на самом деле добрая! Кормили обедом, везли на вокзал, часы купили…
Вернулся Владик с двумя бутылками спиртного и какой-то закусью.
Антон Михайлович налил Джекки полный стакан:
— Выпейте до дна!
— Столько я не могу!
— Я доктор и лучше знаю, сколько вы можете!
— Вы не доктор, а изувер! Вы морозили меня в ледяной воде!
— Джекки, не ломайся! — поддержал лодочника Владик. — А то на самом деле схватишь воспаление легких.
Джекки залпом маханула стакан…
Через полчаса расстановка сил была такова: пьяная Джекки, хорошо подвыпивший Владик и абсолютно трезвый Каштанов.
Владик недоумевал:
— Слушайте, доктор, имея Столько долларов, чего вы ошиваетесь тут, а не в каком-нибудь Париже?
Каштанов, который принимал весла от отдыхающего, не обратил внимания на слова про какие-то доллары и объяснил:
— У них здесь заболел лодочник, а, кроме меня, его подменить некому!
— В Париже тоже можно подменять лодочника, — вмешалась в беседу Джекки, — они там тоже болеют.
— Откуда вы это знаете? — спросил Каштанов.
— У меня высшее образование! — похвасталась Джекки.
— В институте вы изучали лодочников? — допытывался Антон Михайлович. — Да, кстати, какие у меня доллары?
— У вас два миллиона, — выдал информацию Владик.
— О… — со смешком произнес доктор, не подозревавший ни о чем. — Раз я такой богач, давайте поделим мои два миллиона на троих!
— Я — за! — спьяну брякнул Владик.
— А я против! — возразила принципиальная Джекки. — Я не умею делить два на три. И вообще… я такая несчастная… — Ее совсем развезло. — Вечно мотаюсь. Дочку забросила, маму больную забросила… Какая я скотина!.. Личной жизни нету. Никто меня не любит.
— Как никто? А я? — воскликнул оператор.
— Ты не считаешься. Ты — коллега, товарищ. — Джекки попыталась встать, пошатнулась. — Домой хочу! К дочке! Поехали!
Владик забеспокоился и усадил ее.
— Ты не можешь вести машину, ты пьяная. А я не умею.
Джекки вдруг трезво посмотрела на Каштанова:
— Антон Михайлович, вы что, действительно не знаете, что из вашего фонда похитили два миллиона?
— Как? Кто сказал?
— Я точно знаю.
Каштанов пытался сообразить, в чем дело…
Джекки так покачала головой, что доктор понял — это правда.
— Теперь я понял ваши гнусные намеки про Париж. А я-то при чем?
Тобольская встала и выпрямилась в полный рост.