— Снимайте обязательно! — крикнул в ответ Каштанов и прежде чем вновь прильнуть к Джекки пробормотал:
— С ума сойти!
Сверху доносилось:
— Джекки, немедленно прекрати. Я возмущен!
На пристани дома отдыха Владик уже избавился от строп парашюта, когда к нему подошла Джекки.
— Поехали в Москву! — сердито потребовал Владик.
— У меня болит нога, я еще не могу водить машину!
— Этого старого хрыча ты могла везти, а меня нет?
— Владик, не закатывай сцену ревности.
— Я хочу домой!
— Поедешь завтра! Сегодня вечером мы еще сделаем репортаж о празднике в городе. Не возвращаться же на студию с пустыми руками.
Оператор вспылил:
— Какие пустые руки! Я наснимал такое количество компромата про твоего бойфренда. Мало того что он стырил два миллиона, он ворует в кафе, спекулирует часами, с женщиной дерется, то есть с тобой, жене изменяет. Я же снял, как вы целуетесь среди бела дня! Это будет классный фильм для сериала «Жизнь замечательных людей».
— Уйди в тень, шантажист!
— Не уйду! — уперся Владик. — Я вообще люблю солнце!
В эти же минуты Каштанов расспрашивал капитана катера:
— Сколько стоит полет на вашем парашюте?
— Тысяча рублей за рейс. Это двадцать минут.
— А вдвоем полететь можно?
— Запрещено инструкцией!
К «самовару» подкатил потрепанный «опель», за рулем которого сидел Никита. На заднем сиденье расположилась Полина Сергеевна. Она отчетливо увидела, как неподалеку, на пристани, Антон Михайлович догнал молодую красивую женщину, обнял ее за плечи и что-то сказал. Что именно, Полина Сергеевна не слышала, но того, что видела, было для нее и без слов более чем достаточно.
А говорил доктор вот что:
— Я договорился с капитаном. Мы с тобой полетим на парашюте.
Джекки покачала головой:
— А не кажется ли вам, Антон Михайлович, что для нас обоих самое лучшее — это разбежаться в разные стороны?
Каштанов крепче сжал ее плечи.
— Я тебя прошу, очень прошу остаться! — И напрямую спросил: — Ты боишься меня?
— Да, боюсь, — так же напрямую сказала Джекки. — Но не вас, а себя…
Антон Михайлович понизил голос:
— А я хотел… собирался объясниться тебе в любви.
— А вы еще не объяснились?
— Это было лишь предисловие…
Полина Сергеевна и Никита наблюдали за этой сценой.
— Должен сказать, у вашего мужа недурной вкус, — с усмешкой оценил ситуацию Никита.
— Я эту сучку помню, — процедила сквозь зубы Полина Сергеевна. — Имела наглость явиться ко мне под видом репортера. Бесстыжая.
— Все наше поколение бесстыжее, — примиряюще сказал Никита.
Антон Михайлович так и не заметил визита семьи, он был слишком увлечен.
— Значит, полет на парашюте стоит тысячу, а если лететь вдвоем, то как минимум три тысячи, если не дороже!
— Что за странная арифметика? — удивилась Джекки.
Каштанов коротко объяснил:
— Потому что полеты вдвоем категорически запрещены!
Джекки продолжала сопротивляться, но, по правде говоря, слабо:
— Я ведь еще не согласилась лететь вместе с вами!..
И тут Антон Михайлович выложил главный козырь:
— Но ты ведь хочешь узнать, откуда я беру деньги?
Расчет оказался верным:
— Конечно хочу!
— Тогда подожди меня. Я быстро, только переоденусь. — Каштанов вынул из машины Джекки свой чемодан и потащил его мимо «самовара» в «чашку» — кабину для переодевания, установленную на пляже.
Тем временем в машине Полина Сергеевна приказала:
— Никита, отвези меня домой! Я не желаю этого видеть.
— С превеликим бы удовольствием, но я обещал отцу его проведать.
— Гнилое яблоко от гнилой яблони недалеко падает! — И мачеха вышла из машины, саданув дверцей.
Когда Антон Михайлович вышел из пляжной кабины и предстал перед Джекки облаченным в смокинг, та откровенно восхитилась:
— Откуда у вас здесь смокинг?
— По ошибке запихнул в чемодан вместо костюма.
— Вы просто щеголь.
— Я рад, что ты наконец это заметила, — нежно произнес доктор.
— Куда мы собрались? — поинтересовалась Джекки.
— Грабить богатеев!
Влюбленные шли мимо террасы дома отдыха, куда Каштанов приезжал на телеге. Сейчас здесь стояло несколько автобусов. Мужчина объявлял в мегафон:
— Желающие совершить экскурсию на празднование пятисотлетия города Крушина, садитесь в автобусы. Отправление через двадцать минут.
Нарядная толпа собиралась у автобусов.
Антон Михайлович на ходу говорил по сотовому аппарату:
— Кардиограмма?.. Вернулась в исходную?.. Пусть спит…
Джекки спросила:
— Что значит «в исходную»?
— Это значит, что кардиограмма стала такой же, как до операции, это важно.
В эти минуты рядом с парочкой возникла Полина Сер геевна:
— Добрый день, Каштан! Я приехала за тобой! — Джекки она подчеркнуто не замечала.
Каштанов замялся, затравленно переводя взгляд с одной женщины на другую.
— Я не могу уехать! Я дал подписку о невыезде!
Эти слова услышала подошедшая Варвара Петровна:
— Уехать домой я вам разрешаю!
— Вот видишь, дорогой, все складывается удачно. Я лучше тебя знаю, что тебе надо.
— Да… но я… я как бы не хочу…
— А… — издевалась жена. — У тебя ведь не легкий курортный романчик, а глубокое чувство.
— Глубокое чувство так скоропалительно не возникает! — Владик тоже не замедлил появиться.
— Поля, — доктору было тошно, — умоляю, не надо выяснять отношения, уезжай!
— Вы-то почему молчите? — поддела жена соперницу.
Джекки ничего не ответила.
Вмешался Никита, который стоял в стороне, но все видел и, соответственно, все слышал. Он понял, что отец нуждается в подмоге:
— Приглашаю поужинать всех! Я угощаю!
Но на приглашение никто не отозвался. Каштанов глазами поздоровался с сыном.
— Антон Михайлович, — мягко проговорила добродетельная Варвара Петровна, — эта интрижка все равно скоро кончится.
— Почему? — притворно возразила Полина Сергеевна. — Новой жене понравится варить ему по утрам овсяную кашу, покупать обезжиренный творог, следить, чтобы он не забыл принять лекарство против склероза, а спустя несколько лет, пардон, выносить за ним горшки…
Антон Михайлович и Джекки молчали.
Варвара Петровна приняла эстафету:
— Антон Михайлович, она моложе вас на много лет и, уверяю вас, есть исторический опыт, скоро-скоро она начнет вам изменять.
— Джекки, прошу тебя, — жалобно проканючил Владик, — изменяй со мной!
— Леди, я любуюсь вами обеими, — сказал Никита, — какие вы добросердечные, душевные!
А Полина Сергеевна добивала конкурентку:
— Если же вы рассчитываете на наследство, то промахнулись. Квартира принадлежит мне, дача его сыну — вот этой балаболке. И валютного счета у него нет. Он — голь перекатная!
Джекки и Антон Михайлович по-прежнему не произносили ни слова.
— Вношу уточнение, — серьезно проговорил Никита. — Дача принадлежала, принадлежит и будет принадлежать отцу!
— Кстати, — продолжала Полюшко-Поле, — он, ты еще этого, Каштан, не знаешь, — он уже и не директор Хирургического центра. Министр подписал приказ. Думаю, история с двумя миллионами ускорила решение о его снятии с должности. Так что он теперь… просто докторишка.
Джекки и «докторишка» будто онемели.
— Так ты едешь со мной или нет? — поставила вопрос ребром Полина Сергеевна, в упор глядя на мужа.
Вместо ответа Каштанов взял Джекки за руку и повел прочь.
— Никита, доставь меня, пожалуйста, на станцию! — попросила Полина Сергеевна.
— Дорогая мачеха! После того что вы тут устроили, идите пешком! — холодно отказал пасынок. — Тут рукой подать — всего двенадцать километров! — И Никита тоже удалился.
Полину Сергеевну выручила Муромова:
— Меня срочно отзывают в Москву. Я вас заберу с собой.
— Спасибо. Кстати, скажите — Каштанову что-нибудь грозит по вашей линии?
— Кажется, ничего. А вот та особа — угроза серьезная! Хищница! — И Варвара Петровна поглядела вслед удаляющейся парочке.
Две дамы направились к милицейскому автомобилю. Владик остался один и принял решение, популярное в нашем народе:
— Пойду напьюсь!
В бильярдной собралась вся веселая компания — охранник и гарем Ёжикова. Супермен демонстрировал им свое меткое искусство.
В дверях возникли Каштанов и Джекки.
— Господин Ёжиков, у меня мечта сыграть с вами, с таким маэстро…
Ёжиков вперился взглядом в джентльмена:
— Михалыч, ты ли это?
Доктор был строг:
— Господин Ёжиков, как вы видите, я с дамой, извольте соблюдать этикет!
Ёжиков спрятал улыбку:
— Извините, Михалыч!
— Вы хотели сказать — Антон Михайлович! — поправил Каштанов.
— Да, да, конечно, Антон Михайлович! — Ёжиков бросил взгляд на Джекки. — Должен заметить, дорогой Антон Михайлович, что для лодочника у вас изысканный вкус. Еще я должен заметить, что не играю даром!
— Я тоже! — с холодной любезностью ответствовал франт в смокинге.
Великая баталия гремела в бильярдной. Антон Михайлович произносил команды, мало понятные рядовым читателям и непросвещенным зрителям, но, очевидно, понятные пронумерованным костяным шарам, ибо те выполняли команды беспрекословно.
— Четырнадцатого от двух бортов в середину!
— Туза дуплетом в угол!..
— Оборачиваю к себе в среднюю!..
Одни шары с клопштоссом, то есть с треском, влетали в угловые лузы, другие — нежно и неторопливо падали в средние. Шары катились по зеленому сукну, огибая препятствия и опровергая законы геометрии.
Джекки смотрела на Антона Михайловича восторженными, зачарованными глазами.
В разгар битвы в бильярдной объявился Никита и направился к Джекки.
— Молодец старик! — от души высказался сын, оценив игру родителя.
— Он не старик! — тотчас парировала Джекки.
— Браво, Джекки! Но я, между прочим, играю посильнее отца, у меня глаз меткий, удар крепкий! А всем своим бильярдным штучкам и фокусам он меня обучил.