Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.
Лукашин все еще шел, избитый метелью, ежась от холода и от горя.
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным.
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колеса оторвал.
Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли…
Маленькая фигурка Лукашина брела мимо старинной церкви.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них!
И каждый раз навек прощайтесь,
И каждый раз навек прощайтесь,
И каждый раз навек прощайтесь,
Когда уходите на миг[6].
Лукашин остановился около своего парадного и в отчаянии прислонился к дверному косяку. Потом резко вошел в подъезд.
Услышав знакомые шаги, в переднюю выбежала мама, взбудораженная, взволнованная, и обрушила на сына град вопросов:
– Объясни мне, что произошло?.. Я ничегошеньки не понимаю! Я вся изволновалась! Куда ты пропал? В чем дело? Где Галя?
– Я был в Ленинграде! – коротко, но ясно ответил сын.
– Где?! – ахнула мать.
– В Ленинграде! Я устал, я хочу спать! – Лукашин поплелся в комнату.
– Значит, ты опять сбежал в Ленинград! – сделала вывод Марина Дмитриевна.
Лукашин присел на тахту и заученно забубнил:
– Ты знаешь, что каждый год, тридцать первого декабря, я с друзьями хожу в баню… Так вот, в бане мы выпили, а потом меня случайно, не нарочно, понимаешь, а по ошибке, отправили в Ленинград вместо Павла…
От удивления Марина Дмитриевна даже присела.
– Как это – отправили? Ты что, бандероль, посылка, чемодан? Ты что же, ничего не соображал?
– Ни бум-бум! – ответил Лукашин, снимая туфли.
– До чего же ты распустился! – возмутилась мама. – Как тебе не хватает жены! Надо, чтоб ты хоть кого-то слушался! Представляю себе, как оскорблена Галя!
– Я ей звонил из Ленинграда! – Лукашин прилег. – Я ей пытался все объяснить, но…
– Я бы такого не простила! – продолжала кипеть мама. – У Гали есть телефон?
– Слава богу, нет!
Но Марина Дмитриевна поняла ответ по-своему.
– Тебе объясняться с ней тяжело… конечно… Сейчас я сама к ней съезжу и привезу ее сюда! Если она окажет сопротивление, я применю силу, – мама улыбнулась, – я ее свяжу.
– Мама! – Голос Лукашина прозвучал умоляюще. – Не огорчай лежащего!
– Ты уже не хочешь жениться на Гале?! – изумилась Марина Дмитриевна.
– Мама, я встретил другую женщину!
– Где? – Мама была потрясена.
– В Ленинграде!
– Когда?
– Сегодня ночью.
– О господи! И поэтому ты расстаешься с Галей?
– Да, – ответил сын.
Мама, падая в обморок, начала сползать со стула на пол. Лукашин вскочил, поднял ее, уложил на диван.
– Что вы все, сговорились, что ли?
Марина Дмитриевна приоткрыла глаза:
– Ты бабник!
– Мама, мамочка… Я так несчастен, мне так не повезло…
Он достал из внутреннего кармана Надину карточку и поставил ее на столик около тахты.
– Наверно, я останусь старым холостяком… В конце концов, зачем мне жениться? Никакая жена не станет заботиться обо мне так, как мама… Ты представляешь себе, здесь у нас поселится другая женщина. Неизвестно, как вы поладите… Я начну переживать. Нет, мама, пусть все останется по-прежнему…
– Мой бедный мальчик! – Матери всегда жалеют своих детей. – Все образуется. Ложись, отдохни.
Долго Лукашина упрашивать не пришлось.
Марина Дмитриевна задернула на окне шторы и, уже уходя, все-таки спросила:
– Как ее зовут?
– У нее красивое имя – Надя.
– И главное, редкое! – Мама ушла к себе, то есть на кухню.
А Лукашин… Лукашин заснул. И это не удивительно. С горя все мужчины, как правило, спят хорошо.
Прошло какое-то количество времени. По всей вероятности, небольшое.
Лукашин беспробудно спал. И не было заметно, чтобы он во сне страдал. Он не всхлипывал, не стонал, не метался. А чья-то тонкая рука вставила в замочную скважину ключ. Дверь лукашинской квартиры отворилась. И нетрудно догадаться, что это Надя отперла дверь своим ключом. В руках у Нади был уже знакомый портфель, из которого по-прежнему торчал березовый веник. Не раздеваясь, Надя проследовала в комнату и увидела спящего. Она присела на стул у изголовья. Но интуиция у влюбленного не сработала. Он продолжал спать. Надя укоризненно покачала головой, достала из портфеля веник и начала щекотать им лицо Лукашина. Тот испуганно открыл глаза, увидел Надю, но не поверил своим глазам и снова уткнулся в подушку. И лишь через мгновение он понял, что это не сон.
– Надя? – воскликнул Лукашин. – Это ты?
– Ты забыл у меня свой веник! – нежно сообщила Надя.
Лукашин обнял ее.
– Как же ты меня нашла?
– Все-таки ты непроходимый тупица! – ласково сказала Надя.
И тут раздался звонок в дверь.
Надя вздохнула:
– И здесь начинается то же самое!
– Надеюсь, это не Ипполит! – воскликнул Лукашин.
Дверь открыла Марина Дмитриевна, и в квартиру ввалились Александр, Павел и Михаил.
– С Новым годом! С новым счастьем!
Не снимая пальто и шапок, они заспешили в комнату, Марина Дмитриевна едва поспевала за ними.
– Как я мог перепутать! – веселился Михаил. – Ведь я никогда не пьянею!
Тут они увидели Надю и Лукашина, которые обнимались, не обращая внимания на вошедших.
– Перестаньте, наконец, обниматься. К вам пришли! – громко сказал Александр.
– Мы не можем перестать! – Лукашин боялся выпустить Надю. – Мы так давно не виделись!
Марина Дмитриевна стояла в дверях, не в силах произнести ни единого слова.
– Мне это совершенно не мешает, – сказал Павел. – Тебя, – он посмотрел на Александра, – это раздражает? Меня – нет.
– Я рад, – торжественно продолжал Павел, – что Галя тебя простила! Дорогая Галя! Будьте всегда счастливы! Женя, мы одобряем твой выбор! Ты так долго выбирал, но… дорогая Галя, мы Женины друзья…
В это время Лукашин заметил мать, которая все еще неподвижно стояла в дверях:
– Мама, моя Надя приехала!
Друзья оторопели. Павел потерял дар речи. Все молча воззрились на Надю.
– Вы считаете меня легкомысленной? – спросила Надя у Марины Дмитриевны.
– Поживем – увидим! – философски ответила Марина Дмитриевна, медленно приходя в себя.
Александр очнулся и толкнул Павла:
– Ты что-нибудь понимаешь?
– Кажется, это не Галя! – пробормотал Павел. И в свою очередь обернулся к Михаилу. – А ты что замолк? Ты же у нас самый сообразительный!
– Твердо я знаю только одно, – улыбнулся Михаил и показал на Лукашина. – Один из них – Женя!
– Дорогие друзья! – Лукашин держал Надю за руку. – Я вам так благодарен за то… что вы вытащили меня в баню… потом перепутали и отправили в Ленинград… И что там тоже есть точно такая же улица с точно такой квартирой… Иначе я никогда не был бы счастлив!
Служебный роман
Мечта каждого человека – жить рядом со своей работой. Изобретены трамваи, автобусы, троллейбусы и метрополитен, но все мечтают идти на службу пешком. Однако идти далеко и долго, и поэтому все едут. Причем едут в одно и то же время. Это великое ежедневное переселение народов называется «час пик» и длится, разумеется, несколько часов. Причем дважды в день…
Нашу где-то грустную, а где-то смешную историю под названием «Служебный роман» мы начинаем именно в часы пик, причем в утренние часы, когда жители города всеми возможными видами транспорта – например, напрямую, или с пересадкой, или с несколькими пересадками – добирались к месту работы.
Бесконечные людские колонны вытекали из вестибюлей метро и растекались по улицам и переулкам. Разбившись на речки и ручейки, потоки служащих вливались в подъезды, в ворота, в парадные различных учреждений. С портфелями, папками, рулонами, сумками, книжками, газетами люди спешили, боясь опоздать, перегоняя и толкая друг друга. Молодые и старые, усталые и энергичные, веселые и печальные, озабоченные и беспечные, торопились они, чтобы приступить к своей ежедневной полезной или бесполезной деятельности.
Нас в набитых трамваях болтает.
Нас мотает одна маета.
Нас метро то и дело глотает,
выпуская из дымного рта.
В смутных улицах, в белом порханье,
люди, ходим мы рядом с людьми.
Перемешаны наши дыханья,
перепутаны наши следы.
Из карманов мы курево тянем,
популярные песни мычим.
Задевая друг друга локтями,
извиняемся или молчим.
Мы несем наши папки, пакеты,
но подумайте – это ведь мы
в небеса запускаем ракеты,
потрясая сердца и умы!
По Садовым, Лебяжьим и Трубным –
каждый вроде отдельным путем –
мы, не узнанные друг другом,
задевая друг друга, идем…[7]
Для начала познакомьтесь, пожалуйста, с героями нашей истории.
В черной казенной «Волге» на переднем сиденье, рядом с водителем, с каменным, непроницаемым лицом, восседала Калугина Людмила Прокофьевна.
Автомобиль подъехал к многоэтажному зданию, построенному в начале века. На фронтоне дома множество табличек с названиями различных организаций.
Вот дом – одно из главных действующих лиц. В нем множество учреждений – нужных, ненужных, полезных, бесполезных, бессмысленных и даже вредных…
Вывеска:
ОЧЕНЬ КРУПНОЕСТАТИСТИЧЕСКОЕУЧРЕЖДЕНИЕ