Самохвалов тоже засмеялся:
– Конечно помню! Слушай, у меня к тебе вопрос. – Самохвалов понизил голос и показал на человека у окна.
Тот стоял с чашкой в руках и веселился, глядя на собеседника.
– Вот этот Бубликов, который возглавляет отдел общественного питания, что он за человек? – спросил Юрий Григорьевич.
– Карьерист! – ответила Ольга Петровна и добавила игриво: – Слушай, а твоя жена не будет тебя ревновать?
– К кому? – не понял Самохвалов.
– Ко мне!
– К тебе? Конечно будет! – несколько преувеличенно сказал Самохвалов.
Ольга Петровна осталась довольна ответом, принимая его всерьез.
– А помнишь, как мы ездили в Кунцево целоваться? А теперь на месте этого леса – город!
– Конечно помню. – И Самохвалов показал на человека, который демонстрировал фокусы двум-трем гостям. – А Боровских из отдела местной промышленности? Что он из себя представляет?
Ольга Петровна оглянулась:
– Мировой мужик! Знаешь, Юра, вот я сейчас танцую с тобой, и мне кажется, будто этих восемнадцати лет не было…
Новосельцев наконец обрел мужество и обратился к Самохвалову, который проплывал мимо в танце с Ольгой Петровной:
– Ну, я пошел!
– Побольше интеллекта, Толя! – вдохновил приятеля Юрий Григорьевич.
Кончилась музыка. Перестав танцевать, Самохвалов поцеловал Ольге Петровне руку.
А Новосельцев снова возник в кабинете, где Калугина в одиночестве листала журналы.
– Извините, Людмила Прокофьевна, это опять я! – с дурацкой улыбкой представился Новосельцев.
– Мы ведь с вами уже попрощались, товарищ Новосельцев.
– Может быть, мы опять поздороваемся? – робко предложил Новосельцев. – Добрый вечер, Людмила Прокофьевна!
– Добрый вечер! – едва заметно улыбнулась Калугина.
– Спасибо! Наверное, вам скучно, Людмила Прокофьевна? – немного осмелел Новосельцев.
– Я привыкла находиться одна, и поэтому мне никогда не скучно, товарищ Новосельцев.
– Тогда мне лучше уйти, – вздохнув, сказал Анатолий Ефремович.
– Вы мне не мешаете! – милостиво проговорила Калугина.
– Большое спасибо! – Новосельцев, как и в первый раз, присел на краешек стула.
В большой комнате Ольга Петровна задумчиво сидела возле стола. Мимо шел Самохвалов со стопкой чистых тарелок.
– Юра, побудь со мной!..
– Не могу. У меня гости.
– А я что? Не гость? Сядь!
Самохвалов улыбнулся, сел. Ольга Петровна придвинулась к нему и сказала кокетливо:
– Зря ты меня пригласил к себе, во мне все всколыхнулось!
Самохвалов неискренне улыбнулся:
– Во мне тоже. Но мы должны взять себя в руки.
– Из нас двоих ты был всегда благоразумней. В воскресенье у нас экскурсия на автобусах по маршруту Владимир – Суздаль. Давай включимся?
– Эти автобусы могут нас далеко завезти! – уклончиво ответил Самохвалов.
– А мы так любили путешествовать… Может, тряхнем стариной? – с озорством предложила Ольга Петровна.
– Мы уже в таком возрасте, Оля, когда нас лучше не трясти!
В кабинете Новосельцев, пытаясь выбраться из неловкого положения, размышлял вслух:
– О чем бы нам с вами поговорить, Людмила Прокофьевна? Об отчете мы побеседовали, к грибам вы равнодушны… А как вы относитесь к стихам?
– Положительно, – призналась Калугина.
– Это прекрасно. Поговорим о поэзии. В молодости я сам писал стихи. А вы?
– У меня к этому не было способностей.
– У меня тоже. Сейчас я вам почитаю, и вы в этом убедитесь.
– А может, не надо читать? – с надеждой сказала Калугина.
– Мне очень хочется произвести на вас хорошее впечатление, – честно признался Новосельцев и принялся декламировать:
Любить иных – тяжелый крест,
А ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен.
Брови Калугиной изумленно взметнулись вверх. А Новосельцев продолжал чтение стихов:
Весною слышен шорох снов
И шелест новостей и истин.
Ты из семьи таких основ.
Твой смысл, как воздух, бескорыстен.
Внезапно Калугина, перебив Новосельцева, принялась читать третью строфу:
Легко проснуться и прозреть,
Словесный сор из сердца вытрясть
И жить, не засоряясь впредь,
Все это – не большая хитрость, –
закончила Калугина и сказала: – Я не подозревала, что вы выступали под псевдонимом Пастернак.
– Никогда бы не подумал, что вы разбираетесь в стихах! – искренне удивился чтец-декламатор. – И даже знаете наизусть!
– Стихи хорошие, но прочли вы их плохо.
– Вам, конечно, виднее; правда, все мои друзья уверяют, что я здорово читаю! – обиделся Новосельцев.
– Они вам льстят, вы читаете отвратительно! – безапелляционно заявила Калугина.
– А музыку вы любите? – с вызовом спросил Новосельцев.
– Надеюсь, вы не собираетесь петь? – испугалась Калугина.
– А почему бы и нет? Друзья уверяют, что у меня приятный голос, – ехидно сказал Анатолий Ефремович.
Калугину осенила догадка:
– Вы, может быть, выпили?
– Нет, что вы! Когда я выпью, то становлюсь буйным. Поэтому я никогда не пью. Что бы вам такое спеть? – раздумчиво протянул Новосельцев.
– Все-таки не стоит. Вы будете ждать, чтобы вас похвалили, а я всегда говорю правду, – кротко, но твердо сказала Калугина.
– Значит, вы заранее уверены, что петь я тоже не умею! – саркастически констатировал Новосельцев.
– Я от вас очень устала, товарищ Новосельцев.
Но Новосельцева уже нельзя было остановить.
– Сейчас я спою, и вашу усталость как рукой снимет! Ага… придумал…
Новосельцев встал в позу и затянул:
Средь шумного бала, случайно,
В тревоге мирской суеты,
Тебя я увидел, но тайна
Твои покрывала черты…
– Вы в своем уме? – перебила его Калугина.
– Значит, как я пою, вам тоже не нравится. Вам ничего не нравится! Вам невозможно угодить! – (Когда застенчивые люди выходят из себя, они могут себе позволить многое.) – Но я попробую. Сейчас я вам станцую!
– Прекратите эти кривлянья, товарищ Новосельцев! – решительно гаркнула Калугина.
Но Новосельцев закусил удила:
– Современные танцы вам наверняка не по душе. Я вам спляшу русский народный танец «цыганочка»! Вы мне сможете подпевать? Впрочем, мне подпевать вы не станете!
Новосельцев, напевая, начал хлопать себя по коленям, по ботинкам, затряс плечами, а потом пустился вприсядку. Калугина, возмущенная, встала, направляясь к выходу, но Новосельцев приплясывал перед ней, не давая уйти.
– Пропустите меня сейчас же! – громко закричала почетная гостья.
На крик Калугиной вбежали Самохвалов, Ольга Петровна, хозяйка дома, сослуживцы. Пораженные, они остановились, а Новосельцев продолжал отплясывать как ни в чем не бывало.
– Юрий Григорьевич, уймите этого хулигана! – потребовала Калугина.
– Толя, подожди… – растерялся Самохвалов. – Почему ты пляшешь?
Новосельцев остановился, тяжело дыша.
– Вам, товарищ Калугина, не нравится, как я читаю стихи, как я пою, как я танцую! Потому что вы сухарь! Вы бездушная, черствая…
– Толя, прекрати немедленно! – зашипел Самохвалов, желая утихомирить правдолюбца, но тот только отмахнулся:
– Ты молчи, тебя не спрашивают!
– Ничего, Юрий Григорьевич, пусть говорит! – выдавила бледная Калугина.
– В вас нет ничего человеческого, вместо сердца у вас цифры и отчеты! – в запальчивости кричал Анатолий Ефремович.
– Толя! – Ольга Петровна пыталась унять друга.
– Толя! Выйди из комнаты! – в гневе приказал хозяин дома.
– Сейчас уйду, я еще не все сказал!
– Юрий Григорьевич, дайте товарищу договорить! – зловеще сказала Людмила Прокофьевна.
– Вы можете меня уволить, но я рад, что я вам все это высказал в лицо! – закончил монолог Новосельцев.
Наступила тишина. Самохвалов был расстроен и обескуражен. Грозно сопел Новосельцев. Оторопела жена Самохвалова. Ольга Петровна тихонько всхлипнула.
– Юрий Григорьевич, большое вам спасибо за прекрасный вечер! – проявляя редкую выдержку, сказала Калугина.
Самохвалов был убит.
– Понимаете… он неплохой человек… может быть, он выпил лишнего? С кем не бывает…
– Все было хорошо. Я получила большое удовольствие. До свидания, товарищ Рыжова! До свидания, товарищи!
– Всего хорошего, – прошептала Ольга Петровна.
– До свидания… Анатолий Ефремович! – многозначительно сказала Калугина.
– Извините, Людмила Прокофьевна, наверно, я переборщил, – приходя в себя, в отчаянии сказал Новосельцев. – Можно, я вас провожу?
– Пожалуй, не стоит! – с показным спокойствием отказалась Людмила Прокофьевна и направилась к выходу…
– Вы не сердитесь, – подавая начальнице пальто, говорил Самохвалов. – Мне это в голову не могло прийти. И не обращайте внимания. Он нес такую околесицу…
– Нет, почему? Всегда интересно узнать, что о тебе думают подчиненные…
И Калугина покинула квартиру своего заместителя…
…Утро следующего дня. Деловой, энергичной походкой Калугина влетела в свой кабинет, сняла пальто, повесила его на вешалку и ринулась к селектору.
– Вера, принесите мне, пожалуйста, личное дело Новосельцева! – Тон Калугиной не предвещал ничего хорошего.
Пройдя через заполненный сотрудниками зал, который по-утреннему медленно втягивался в работу, Самохвалов остановился около стола Новосельцева.
– Привет дебоширу! Ты можешь мне объяснить, какая муха тебя укусила? – спросил заместитель директора.
– Не мучай меня! – страдальчески поморщился Новосельцев. – Я и так всю ночь не спал.
– Ладно, не переживай! Пойди к ней и извинись! – посоветовал Самохвалов.
– Мне стыдно показаться ей на глаза! – повинился Анатолий Ефремович.
– Любишь кататься – люби и саночки возить! – укоризненно сказал Юрий Григорьевич.