ТУУ-ТИККИ: Вы как всегда правы, Профессор. <<грустный смайлик>>
ПРОФЕССОР: Отчего так невесело? Не грустите, Тикки — нам ли с вами предаваться унынию? Разве не такие как мы в одиночку противостоят целому миру? Даже лето лишь притворяется замкнутым, а вечность меняет обличья — настолько, что уже не разобрать — она ли это, другая… И только дорога, бесконечна и неизменна, петляет сквозь времена и пространства…
ТУУ-ТИККИ:
Мы с тобой одни на целом свете,
Наши души — наши якоря.
Мили между нами как столетья,
Миги между нами как моря.
Главные слова стоят стенами,
Каждая за каждой не видна.
Пропастью — дорога между нами.
Ты один — и я совсем одна.
ПРОФЕССОР:
Мы с тобой одним накрыты небом,
Мы — его опорные столбы.
Между нами — мир, который не был,
И мираж, который все же был.
В ярком лете, в раскаленной клети,
Праздника чужого посреди,
Мы с тобой одни на целом свете.
Ты одна — и я совсем один.
И ГРЯНУЛ ГРОМ
Ох, недаром говорят: «Не буди лихо, пока оно тихо». Как это у англичан — «Don't trouble trouble, until trouble troubles you»? Дословно: «He тревожь тревогу, пока тревога не потревожит тебя». Есть в этом переплетении некая стройность.
Стоило мне перед Новым годом посетовать, что жизнь стала чересчур спокойной, как позвонил Левинскис, и весь мой покой пошел прахом. За последовавшие полгода я так устала от неопределенности и нервотрепки!
Я хотела в отпуск. Вот когда спокойная и налаженная работа агентства сослужит мне добрую службу — можно смело оставить все дела заместителю и на целый месяц забыть обо всем.
Но не тут-то было! Стоило принять заманчивое решение, как события снова не заставили себя ждать.
Понедельник восемнадцатого августа начинался обыденно. В офисе было малолюдно. Все говорило о том, что день обещает быть тихим и ничего примечательного произойти не может.
Незадолго до полудня в офисе раздался звонок. Мишенька, бывший в тот день «барышней на телефоне», снял трубку и привычно отбарабанил: «Агентство недвижимости “Шанс”, добрый день, слушаю вас». В течение следующих пятнадцати минут говорить ему не довелось, зато выслушать пришлось немало. Время от времени он вставлял вежливые «да?», «мнэ-э…» и прочие междометья. Еще через двадцать минут, записав информацию и пообещав перезвонить в течение часа («Не беспокойтесь, мы во всем разберемся!»), Мишенька ворвался в директорский кабинет, плотно прикрыл за собой дверь и выпалил:
— Атас, Людмила Прокофьевна! У нас… это… ЧП!
Впоследствии эту историю мне пересказывали столько раз, что она до сих пор, кажется, во всех подробностях стоит у меня перед глазами…
…Когда иллюстрации и чертежи были наконец готовы, часы показывали без четверти шесть. Позади было двое суток за кульманом. Позвоночник не просто ныл — нет, он выл, визжал и просился в постель.
В постель было можно.
То есть в постель было нужно! Часов на четырнадцать, не меньше.
Когда около десяти утра над головой раздались удивленные и встревоженные голоса, ни сам Перов — без году неделя новосел и без пяти минут кандидат, — ни его организм прореагировать не соизволили. В конце концов, не один он, Перов, на свете, не бобыль, не сирота — так пусть родители или жена прикроют сморенного сном героя труда и разрешат все вопросы. Настойчивые сигналы из коры головного мозга относительно того, что семья все еще пакует вещи в Твери, не менее настойчиво игнорировались. Даже когда его взяли за плечо и неделикатно встряхнули, Перов сел — но не проснулся.
Туман перед глазами неспешно развеивался, являя взору незнакомого рассерженного мужчину и незнакомую женщину, беспокойно мерцающую за его плечом, а в дверном проеме две детские рожицы и силуэты нескольких чемоданов. Тишина, застрявшая в ушах, уходила медленнее. Звук от изображения отстает, деловито отметил про себя Перов. Изгнав остатки тишины усилием воли, новосел сварливо проскрипел:
— Что происходит?
Этот вполне естественный, казалось бы, вопрос сразил оккупантов наповал.
Первой заговорила женщина:
— Нет, ну надо же! Разговаривает!
На голос жены мужчина включился автоматически:
— Инна, отвлеки девчонок, пока реветь не начали. И сама не реви. Рано. — Затем, обернувшись к дивану, продолжил: — Вообще-то это была моя реплика. Я это должен был спросить. А ваше дело отвечать. Что действительно происходит? Почему вы как у себя дома расположились в нашей квартире? И, раз уж к слову пришлось, где наши вещи?
— Не знаю, о каких вещах вы говорите…
— О мебели из четырех комнат, бытовой технике, одежде, посуде…
— Игрушках! — прогремело из коридора.
— …архивах и библиотеке, если вкратце.
— Вещей не было, — упрямо договорил Перов. — А квартиру мы купили. Недели две уже как. Через агентство. Документы могу показать.
— Будьте любезны!
Не совсем твердо держась на ногах, Перов с пледом на плечах прошаркал к подоконнику, вытащил из стопки папок красную пластиковую, разложил ее на уголке рабочего стола и обнародовал наконец искомый файловый конвертик, сквозь который просвечивал мелкотравчатого узора казенный документ.
Видимо, дорога вымотала незнакомца не меньше, чем Перова — доводка проекта, да и нежданная встреча никого из участников не оставила полностью вменяемым. Иначе ситуация прояснилась бы куда раньше. С другой стороны, лучше поздно, чем никогда.
— Мы бы предъявили вам свой акт о покупке, да что-то я не вижу секретера с документами, — словно размышляя вслух, сообщил незваный гость (гость ли?) — Равно как и остальной мебели. Но у нас сохранились паспорта с пропиской, так что…
Выкопанные со дна безразмерного внутреннего кармана паспорта сообщали: «Горошков Марк Антонович, Горошкова Инна Ромуальдовна. Место жительства — город Санкт-Петербург, Ленинский проспект, дом 136, корпус 2, квартира 66».
— А кто такой Игорь Адамович Гловач, у которого вы купили нашу квартиру, не имею представления. Инна! — Горошков повысил голос, и оконные стекла отозвались дрожью. Певец или военный, вяло заинтересовался про себя Перов. — Ты не знаешь Игоря Адамыча Гловача?
— Какого Гловача? — Горошкова излучала в основном усталость, но отчасти и надежду — процесс-то идет, супруг добывает и перерабатывает информацию.
— Да хоть какого-нибудь! Он тут нашу квартиру, видишь ли, продал.
Горошков-супруг обличающим жестом указал на скупо присыпанный документами угол стола. Горошкова-супруга молча прошествовала и принялась читать.
— А девочки где? Что-то подозрительно тихо.
— Девочки спят. Я сдвинула два кресла, постелила одеяло, уложила их солдатиком. Сказала, чтобы отдохнули, пока мы разбираемся. Уснули почти сразу… Между прочим, Игорь, у нас шестьдесят шестая квартира. А здесь, — Инна Ромуальдовна помахала актом купли-продажи, — речь о шестьдесят пятой…
Убаюканный монотонным рассказом о способе укладки девочек, невыспавшийся Перов (как, видимо, и невыспавшийся Горошков) с опозданием осмыслил конец выступления предыдущего оратора. Фактически одновременно с подачей ответной реплики.
— Так вы из квартиры напротив!
— Нет, это вы из квартиры напротив, — с достоинством возразила Инна Ромуальдовна. — Посмотрите номер на двери.
— Последние две недели смотрю почти каждый день… — Вспомнив о двух сутках безвылазного сидения за чертежной доской, Перов задрапировался в плед и направился в коридор. Горошковы потянулись следом. Так табунком они и столпились под дверью, украшенной цифрами из тисненой латуни. Или жести. Как Перов ожидал и надеялся, то были цифры «6» и «5». Победно оглянувшись на чету Горошковых, он обнаружил их уставившимися на противоположную дверь. На утомленной физиономии Марка Антоновича расцветало нехорошее предвкушение.
— Вот скотина… — печально проговорила его супруга.
— Да не просто скотина, а еще и самоубийца. Хотя способ самоубийства он придумал сложноватый, ну да мы трудностей не боимся. Давно пора порвать подонка на заплатки.
Горошков решительно пересек лестничную площадку и вдавил кнопку соседского звонка. За дверью раздались заливистые трели, но иных признаков жизни не последовало.
— Открывай, Сова, Медведь пришел, — зловеще процедил Марк Антонович. — А может, сначала милицию надо было вызвать? Впрочем… — Подъе-е-ем! — заорал он и забарабанил в дверь.
— Подожди-ка, — супруга отодвинула разошедшегося Горошкова в сторону. — А милиция здесь, сдается мне, уже побывала. Квартира-то опечатана.
Вся троица тупо уставилась на клочок бумаги, придавленный печатью. Наконец Горошков обернулся к незадачливому владельцу спорной недвижимости:
— Звоните в свое агентство.
Встреча с Перовым и Горошковым состоялась около трех часов того же дня, когда прогремел злополучный звонок. Произошедшее между двумя этими событиями в прах разметало привычный уклад жизни нашего агентства.
Выслушав Мишеньку, я немедленно затребовала у Ольги и Анечки документацию по сделке. Но первым делом следовало разобраться с опечатанной квартирой. С милицией я общалась сама, благо за два года работы мы сотрудничали с этим отделением не впервые. Мне перезвонили довольно быстро — и, должна сказать, результаты запроса оказались, мягко скажем, озадачивающими.
Дело в том, что бывший хозяин квартиры, Гловач Игорь Адамович, три дня назад был обнаружен мертвым в своей квартире, причем, как это часто бывает, совершенно случайно. Многострадальные соседи снизу, увидев привычные потеки, угрожающе ползущие по потолку, и отчаявшись достучаться в квартиру товарища Гловача, вынуждены были привлечь милицию. Она-то, доблестная наша защитница, вскрыла двери и выяснила, во-первых, что источник потопа расположен этажом выше, а во-вторых, что Игорь Адамович пребывает дома — правда, в виде трупа. К слову сказать, изрядно несвежего. Судмедэкспертиза подтвердила диагноз — передозировка наркотических веществ.