ПРОФЕССОР: Вы, конечно, не окажетесь в числе невежливых хозяев и встретите пришельца как подобает?
ТУУ-ТИККИ: Куда же я из города, Профессор! Зима — не то время года, которое следует пропускать, покидая родные края. Тем более что я чаще сама ощущаю себя случайным гостем, которому посчастливилось ненароком попасть на праздник.
ПРОФЕССОР: Что держит вас в этой зиме?
ТУУ-ТИККИ:
В городах снега лежат на крышах,
Во дворах сугробы — не пройти;
В декабре здесь даже небо ниже,
И блестят трамвайные пути.
Ну а если выйти ранним утром,
От крыльца не тянется следов,
Изморозью, словно перламутром
Вспыхивая, стелется покров.
ПРОФЕССОР: Знаете, Тикки, где бы вы ни жили, я прихожу к выводу, что это хороший город. Если стихи — ваши, а последний факт не вызывает у меня сомнений, то плохой или пустой город просто не мог нашептать их.
ТУУ-ТИККИ: Не знаю, что скажет сосед по площадке или старушка из дома напротив, но вот девочка, что живет в соседнем подъезде, наверняка согласится: я живу в лучшем городе этого мира. <<смайлик-улыбка>> Во всяком случае, таких ветров уж точно нигде не бывает.
ПРОФЕССОР: Ну что ж, тогда пусть все ветра будут вам попутными.
ТУУ-ТИККИ: Спасибо. А чего пожелать вам?
ПРОФЕССОР: Я не знаю. Пожелайте мне… чего-нибудь.
ТУУ-ТИККИ: Вслух?
ПРОФЕССОР: Нет — может быть, тогда оно даже сбудется.
ТУУ-ТИККИ: Хорошо, Профессор.
«Я не знаю. Пожелайте мне… чего-нибудь», — сказал Профессор. Так может сказать человек, у которого либо есть все, либо… нет ничего. Неужели?.. Я не раздумывала над тем, чего ему пожелать. Конечно же, счастья.
Новый год стремительно приближался, квартира преображалась в том же темпе.
Нелюбовь к типовой обстановке наложила отпечаток на мои планы. Обставляя комнату (так у нас всегда называли то, что обычно зовут «гостиная» или «зал»), я постаралась максимально избежать стандартности — тем более, что назначение ее было далеко от гостинно-показушного (а мне и показывать-то особенно некому). В моем варианте комната являла собой помесь библиотеки, рабочего кабинета и места, где можно просто отдохнуть. Компьютер вместе с телефоном наконец перебрался с кухни на законный рабочий стол. И никаких ковров на стенах — стен вообще почти не видно за книжными стеллажами. Единственную неглубокую нишу среди полок занимал диван; возле окна — кресло с высокой спинкой. На пол ковер пришлось все же положить — не очень люблю их чистить, но как приятно ходить по ним босиком!
Со спальней было проще — обои в голубовато-серых тонах; шкаф, кровать, возле нее круглый вязаный коврик, навесная книжная полка, в углу маленький столик с зеркалом, уставленный вперемешку с косметическими флакончиками, баночками и тюбиками. Надзеркальную полочку украшала коллекция крошечных кувшинчиков… С удовлетворением наблюдала я, как мои прожекты становятся реальностью. Вот уже — ура, ура — половина моего «дворца» готова. Ну чем не повод испытать некоторую гордость за себя, любимую?
БРОДЯГА: Добрый вечер! Рад вас видеть (слышать, читать). <<смайлик-улыбка>>
ЛЕДИ: Взаимно. Но я забежала буквально пожелать спокойной ночи — сил нет совершенно.
БРОДЯГА: Что же у вас за несносная работа, Леди? Вы там вообще-то отдыхаете? Хотя бы иногда, в виде исключения?
ЛЕДИ: <<смайлик-улыбка>> Да. Ночью я, как правило, все же сплю.
БРОДЯГА: Ага. Если не шастаете по сети!
ЛЕДИ: Ах, все-то вы знаете! А в чем смысл жизни на Марсе? Как создать философский камень из вторсырья? И, наконец, скажите, у вас в роду случайно шпионов не было?
БРОДЯГА: Семейных тайн выдать не могу. А на остальные вопросы вам сразу ответить или по очереди? <<смеющийся смайлик>>
ЛЕДИ: Ой, лучше в следующий раз! Мне, пожалуй, пора. Сами знаете, праздники на носу, дел невпроворот…
БРОДЯГА: Ну что ж, тогда до встречи, Леди?
ЛЕДИ: До встречи. <<смайлик-улыбка>> Имени, значит, так и не назовете, даже в качестве подарка на Новый Год?
. . .
ЛЕДИ: Эй, где вы там?
БРОДЯГА:
Зачем бродяге, чей попутчик ветер,
Скитальцу, чьи пути лежат меж весен,
Тому, чей голос повторяет эхо,
Зачем ему, скажи на милость, имя?
Меня и так легко найти по звездам,
По верстовым столбам,
По междометью;
Меня без слов всегда окликнуть можно.
Но некому. Пролягут безнадежно
Пустынные, молчащие просторы.
Глубокие следы заносит снегом.
Смеркается. Но долог, слишком долог
Скитальца век. Зачем бродяге имя?
Что ответить, я не знала. Да и некому было отвечать — Бродяга уже вышел из сети. Я расстроилась, хотя даже не представляла, о чем разговаривать после этого. Но и оставлять человека одного в таком состоянии не хотелось. Потому, наверно, Бродяга и не предоставил мне выбора.
Не знала, что он пишет стихи — это с Профессором мы вечно обменивались экспромтами… Бродяга всегда был таким легким собеседником! Не было в нем раньше этой щемящей неприкаянности — по крайней мере, я ее никогда не чувствовала. Усталость и безнадежность, заполнявшие строки, поразили меня. Мне захотелось хоть как-то поддержать и утешить его. Но как? Не было у меня подходящих слов.
Я попыталась заняться делами, но навязчивое беспокойство не уходило. Снова сев за компьютер, я торопливо защелкала клавишами. Подходящие слова все-таки нашлись. Писалось быстро, но путано. Наконец, выстроив из вороха строчек окончательный текст, я отправила его Бродяге.
Кто-то однажды изрек как предрек:
Страннику спутник положен по штату —
Путь, обретенье, приязнь и утрата…
Я ли тебя не жалел, не берег?..
Рой беспородных бродячих певцов,
Видно, и правда недорого стоит,
Раз усыпает дорогу героя
Мертвою грудой немых бубенцов.
Боги, дороги под ноги стеля,
То ли Дороги хотели восславить,
То ли себя позабавить — добавить
Нас завитками к чужим вензелям.
Кто из нас замысел — чистый, сквозной —
Крест на распутье покажет в итоге.
Ломкий стилет одинокой дороги,
Я ли тебя не баюкал? С тобой
Я ли не пел во все горло, плюясь
Алыми розами с привкусом тленья?..
Спутник нечаемый, чье-то знаменье,
Я ли не жду тебя — даже сейчас?
От сердца слегка отлегло, но тягостное ощущение не проходило. Перечитала присланное стихотворение и меня словно прошило насквозь. Я знала эти интонации.
Все-таки стилистика страшная вещь. Образный ряд, характеристика индивидуальная, он слишком узнаваем. Как, впрочем, и ритмический строй. Бродяга, теперь я знаю, кто вы!
«НЕ ОЖИДАЛ, БРУТ?»
В конторах наподобие нашей последний месяц перед наступлением нового календарного года проносится в хлопотах — не обязательно пустых, но утомительных. Тридцать первого декабря мы с чистой совестью могли позволить себе явиться на работу попозже, дабы по быстрому отметить приближение праздника в кругу сослуживцев и уйти пораньше.
Офис был украшен сияющими гирляндами, заботливо припасенными Анной Федоровной и накануне развешанными Мишенькой под чутким руководством женской части коллектива. В общем зале красовалась маленькая аккуратная елочка — ценная добыча бесценного Глеба Евсеевича.
Прошлый (почти уже позапрошлый) год дался нам слишком тяжело и не располагал к празднованиям. Поэтому сегодня я не без любопытства тайком наблюдала за коллегами. Мишенька восхищенно поглядывал на Мари, чья классически-замысловатая прическа вызывающе противоречила зеленоватому цвету волос. Козлов на ту же Мари поглядывал скорее озадаченно и даже обеспокоенно.
Каждого из сотрудников кто-то где-то ждал. Думаю, что им также казалось само собой разумеющимся, что затаенно улыбающаяся директриса после корпоративной пирушки тоже устремится куда-то к кому-то… Я, естественно, не разубеждала.
Удивительно, сколь неодинаково отреагировали на приближение праздника мои сотрудницы. Стремительно изменившая масть, затянутая в зеленую кожу Мари произвела, пожалуй, меньший фурор, чем наложившая легкий, почти незаметный грим Анечка — кроме того, узел волос на голове последней был сегодня чуть изысканнее обычного, а строгий гарнитур юбка-рубашка-жакет оказался выдержан в ослепительно-белых тонах и включал тончайшую кружевную отделку и еле видимую серебряную цепочку. Оленька, казалось, пыталась воспроизвести Анну Федоровну — до того перекликались между собой их нарядные светлые блузки и сдержанных очертаний длинные юбки с узкими пиджачками. Но интересно, что облик Анны Федоровны с головой выдавал в ней невесть как угодившую на пикник школьниц классную даму (строгую, но справедливую, так что школьницам не поздоровится), а практически идентичный силуэт Оленьки казался изысканной маскировкой одной из этих школьниц, самой лукавой и озорной.
Ясенев и Снегов мало чем поступились перед напором новогодья. Оба сохранили свой неизменно строгий и корректный вид. Вот только Глеб Евсеевич тем самым вызвал у меня мысли о надежности и универсальности классики, а Снегов — раздражение. Любопытно… Казалось, Рюрик Вениаминович пребывает в ожидании чего-то тягостного и не особенно склонен скрывать свое настроение. Я ощутила вину. За то, что не люблю его, и даже если захочу, не смогу подойти и спросить, не случилось ли чего и все ли с ним в порядке. А ведь люди, включая, выходит, и меня, не прощают тех, перед кем чувствуют себя виноватыми.
Лисянский, как всегда, был на высоте… Он демонстрировал такую естественность, живость и обходительность, что я как-то далеко не сразу заметила, что сегодня плащом и камзолом ему служат бледно-голубые джинсы в сочетании с жемчужно-серым джемпером и ослепительно-белой рубашкой, кажется, расстегнутой сегодня на одну дополнительную пуговичку — дань то ли излишней духоте, то ли неофициальности мероприятия.