– Рона сюда, – приказал Сэму. – И доктора этого больше из дома не выпускать. Пусть будет рядом, мне не нравится, что объект часто теряет сознание. Да, свяжись с её менеджером, проводи сюда. Нет… дай ему пропуск.
– Но Дэми, – попытался возразить Сэм. – Ты же сам...
– Сам с усам, – прорычал я по-русски.
Сэм не понял слов, но по тону догадался о значении. Раздался звонок, и помощник отвлёкся на разговор, а я снова посмотрел на Еву. Дыхание размеренное, щёки порозовели. Казалось, она просто спит. Может, так оно и есть. Переволновалась, да ещё я набросился, как оголодавший медведь. Скривился: колючка постоянно называет меня мишкой, дёргая за невидимые струны моих нервов, вызывая ассоциации из детства. Но ей я прощаю. Только ей.
– Дэми, проблема с оплатой счетов, – обратился ко мне Сэм.
– Точнее, – нахмурился я.
– Точнее, ни один счёт из выставленных компания господина Комарова не оплатила, – проговорил помощник. – А когда твой коммерческий директор решил узнать причину отказа от договорных обязательств господина Комарова, ему ответили, что компания с этого дня принадлежит единолично господину Хиллу.
Я замер, мысли завертелись, догадки следовали одна за другой. Пока Сэм ходил за Роном, позвонил комиссару и передал ему новости.
– Возможна групповушка, Дэми, – признался Олби. – Мне одному не справиться. Ты нужен мне, приятель…
– Ладно, красотка, уговорила, – тихо, чтобы не разбудить Еву, мрачно засмеялся я. – Встречай с шампанским и пачкой презиков. Буду через полчаса.
Посмотрел на Еву: придётся доверить её пацанам. Ребята не подведут, я знаю, но всё же не мог оторваться даже взглядом. Леонов, спокойно. Дом превратился в крепость, фургон пуленепробиваемый, оснащён сотнями детекторов, на Еве миллион жучков. Даже если она поскачет на этот свой концерт, – а колючка точно поедет, если не ради славы, то назло мне, – ничего не случится.
И да, придётся всё же довериться и красавчику Коулу. Но предупредить, что красота не вечна, если заглядываешься на чужих женщин. А Ева моя. Я пока не знаю, как я её получу, но… Сначала верну её отца!
Раз Олби пригласил к себе, да ещё намекнул на нарушение закона, значит, намечается заварушка. Я медленно опустился на колено и мягко прижался губами ко лбу Евы. Неохотно отстранившись, прошептал:
– Береги себя, колючка. Я скоро вернусь.
И, поднявшись, направился к выходу. Кивнув Рону, посмотрел на Коула так мрачно, что улыбка на лице парня растаяла:
– Объект крайне эксцентричен, – с угрозой в голосе процедил я. – Она будет отвлекать вас красивым телом, чтобы получить возможность улизнуть. Если у неё хоть раз получится… – Ещё раз посмотрел на Коула. – Кастрирую кухонным ножом.
Кадык на шее побледневшего парня дёрнулся. Зато огонёк в глазах при упоминании красивого тела, погас. Коул не дурак, намёк понял. Я припечатал:
– От объекта ни на шаг. Даже если выйдет на сцену, вы будете изображать стойку для микрофона. Ясно?!
– Две, – подал голос Рон, и я приподнял брови: – Две стойки.
– Да хоть десять, – буркнул я и устало коснулся повязки: – Главное, защитите её, парни. Я на вас рассчитываю.
И быстро сбежал по лестнице. Столкнулся с доктором Маркусом:
– Приветствую снова, док. Извините, что приходится вас отвлекать.
– Не переживайте, Ева мне, как дочь, – улыбнулся мужчина. – Ваш человек обрисовал ситуацию, и я попросил коллегу принять моих пациентов. Неделю я в вашем распоряжении… – Он посмотрел на мою голову: – Вам бы повязку поменять.
– Потом, – отмахнулся я. – Поднимитесь к Еве. Она снова упала в обморок.
– Но…
– Некогда, док, – обрубил я и, кивнув Мэту, вышел из дома.
Мэт следовал за мной, когда я шёл к его машине. Надо заехать домой, переодеться и перетрясти свой арсенал. Олби намекал на групповушку, значит, знает, что происходит. Я жёстко усмехнулся: война, так война.
Глава 28. Ева
Когда Дэми ушел, я приоткрыла тяжелые веки и уставилась в потолок.
«Ладно, красотка, уговорила. Встречай с шампанским и пачкой презиков. Буду через полчаса», – звучали в голове его слова. Он говорил тихо, с придыханием, явно не хотел, чтобы услышала, но я СЛЫШАЛА! Не хотела, не желала, вот бы закрыть уши в тот миг! Урод-Медведевич не потрудился даже выйти, чтобы договариваться с очередной швалью. Со мной находился рядом только из-за заказа, ну, и так… поразвлечься.
Он просто смеется надо мной. Откровенно издевается. Пользуется.
Хрен ему, а не ребенок. Он его никогда не увидит!
Я нашла планшет, жаль, мобильный не выдержал «хорошей» новости, пролистнула все пропущенные звонки и проигнорировала сообщения. Меня волнует сейчас только одно...
– Папа, где же ты? – шептала и набирала нужный номер снова и снова, но гудки срывались, а сердце уходило в пятки. Я не особо любила Дрэйков, но смерть Эвелины не выходила из головы. Она будто напоминала мне о том, что случилось три года назад: «Водитель мисс Хилл не справился с управлением».
От наплыва страха и эмоций я чуть не рухнула. Чудом удержалась за край стола и хотела присесть в кресло, но в дверь постучали. Я натянулась, по привычке натянула маску сильной и шебутной девочки. Только не он, ну, пожалуйста, я хочу побыть одна. Попыталась откликнуться, чтобы меня не беспокоили, но не получилось, связки совсем не смыкались. Рука непроизвольно легла на шею, будто это поможет, защитит, успокоит.
– Ева, – в приоткрытую дверь осторожно заглянул доктор Маркус, – к тебе можно войти? – его пшеничные волосы давно смешались с сединой, а густые темные брови стали едва заметными на бледном лице. Старость никого не щадит, хотя я помню его лет десять назад, когда он был подтянутым веселым врачом и в тайне от папы кормил меня леденцами.
Я кивнула и присела на кровать. Что-то ноги совсем не держат, норовят уложить меня горизонтально, а падать в обморок нельзя – еще ударюсь животом. Дождалась, пока мужчина зайдет в комнату, поставит свой чемоданчик на комод и с ужасом уставился на черную дыру вместо зеркала (поменять его еще не успели).
– Ты снова в обморок упала? Твой телохранитель меня вызвал.
От упоминания о Дэми меня передернуло, а волна жара опустилась между ног и свела мышцы судорогой. Прочь из моей башки, мерзкий и косолапый! Я не стану больше тебя желать. И не мечтай. Поиграюсь – возможно, но спит с тобой пусть какая-нибудь шалава с Ист-Сайда.
– Со мной все в порядке, – попыталась я ответить доку, но получилось совсем тихо, будто я фон на радио. Класс. Концерт накрывается медным тазом, спасибо тебе мишка.
– Давай, я посмотрю, что со связками, – доктор надел перчатки, вооружился зеркалом и инструментами так быстро, что я и не заметила. Рассеянная стала, будто из меня все соки выпили. Так и есть: у меня толком не хватало сил даже волноваться. Как я признаюсь отцу о том, что он станет дедушкой? Ладно, об этом я позже подумаю, сначала пусть он домой вернется. Наверное, в жизни так всегда: ценить человека начинаем тогда, когда неожиданно теряем его. Хоть он холодный, закрытый, требовательный, я все равно папу очень люблю, и не знаю, что буду делать одна. Пусть лучше он меня выгонит, но буду знать, что жив и здоров.
Закончив осмотр моего воспаленного горла, Маркус взял мобильный и кому-то быстро продиктовал, что нужно купить, а потом повернулся ко мне:
– Ева, сегодня никаких разговоров. Вообще никаких, если хочешь завтра петь.
Я приоткрыла рот, чтобы возмутиться, но резко выдохнула и кивнула. Он прав. Мне нужно отработать запланированные концерты и уйти со сцены достойно. Не хочу остаться тенью отца, отголоском славы, которую мне купили. Я ведь достойна своего места. Достойна! Но кому я пытаюсь это доказать, не знаю. Наверное себе. Или папе? Или всему миру?
Захотелось плакать. Я активно проморгалась, прогоняя сентиментальность и тоску, и сжала ладонями щеки. Голова кружилась, снова мутило, пришлось прилечь на подушку и прикрыть глаза, чтобы не уйти в черный астрал. Ну, что за хрень… Как танцевать, если мне кажется, что мир включил супер-скорость и решил сбросить меня на ходу в открытый космос?
– Ева, твоя склонность к гипотонии усложняет течение беременности, – объяснил док. – Это опасно для плода, недостаток кислорода и питания...
Я слабо махнула рукой, требуя, чтобы он продолжал и объяснил, как с этим бороться.
– Что добавить в рацион, я расскажу Варваре. Ешь часто, но по чуть-чуть. Много пей жидкости, особенно чистую воду. Кофе можно, некрепкий, желательно с молоком, – я прыснула и скривилась. Терпеть не могу капуччино, тем более, некрепкий – как помои. Но Маркус безаппеляционно продолжал: – Нельзя нервничать. После стрессов сильно падает давление, потому не допускай резких всплесков эмоций. Помнишь, я тебе показывал, что делать, когда хочется кого-нибудь поколотить?
Я коварно заулыбалась: когда мне хочется драться, я дерусь. Потому, как ответ, показала кулак.
– Нет, – сказал Маркус и подсел ближе. – Драться нельзя, падать нельзя, прыгать нежелательно. Ребенок сорвется. Ты ведь хочешь сохранить его? – он всмотрелся в мое лицо, будто решалась его судьба, а не малыша.
Еще один. Но этот хоть интересуется в нормальном ракурсе, обо мне беспокоится, а не о своей репутации и свободе.
Пришлось поджать губы и задержать дыхание. Смогу ли сама потянуть ребенка, если папа от меня откажется? А что остается? Осторожно кивнула, и док довольно заулыбался.
– Отец знает? Нет… Ясно. Пока ему не говорить? Конечно. Я могила. Ева, не переживай, ты сама все папе расскажешь. Ну, я же док, а не доносчик, могла бы и не уточнять.
Он понимал, что я хочу сказать, по взмахам ресниц, и я была ему благодарна за это, потому что голова совсем не отрывалась от подушки.
Через несколько минут один из охранников принес лекарства, док закапал мне связки и заставил выпить витаминный коктейль. Через час Варя накормила меня мясной запеканкой, и меня даже не стошнило, после чего смогла сладко проспать несколько часов.