Прильнув к её губам, проник между ними языком, сплёлся им в страстной пляске с дерзким язычком моей колючки, а руку всё же вернул туда, где Ева жаждала моих прикосновений…
– Кхе!
Я скатился с моей бабочки и, поправив выпирающий член, решительно посмотрел в глаза Комару. Мы даже не услышали, как вернулся отец Евы! Тот хмуро косился то на меня, то на дочь.
– До чего-то договорились, голубки? – с явной угрозой в голосе уточнил Комаров. – Или решили пропустить теорию и приступить к практике?
Я шагнул было к нему, чтобы поделиться радостной новостью, но Сергей выставил ладонь:
– Тебя я уже выслушал.
Он пристально посмотрел на Еву:
– Если этот увалень угрожал, ты только скажи. Я знаю, что он мог надавить на тебя карьерой певицы. Но, уверяю, я верну компанию, и ты будешь выступать. А ребёнок… Ты не обязана выходить за него только из-за этого, Ева. Честно скажу, дочка, этот парень мне не нравится. Бесшабашный, отчаянный, вечно ставит жизнь клиента важнее своей, пропадает на работе. Я бы не хотел видеть его зятем. Но всё это неважно, если он действительно нравится тебе.
– Пап, – Ева уверенно подошла ко мне ближе и встала впереди, будто защищая от нападок отца, – ты считаешь, что на меня можно было надавить? Карьерой? Серьезно? – она бросила на меня хитрый взгляд, а затем снова повернулась к отцу. – Это мог делать только ты, – усмехнулась и легкой поступью подбежала к Комару. Встала рядом: румяная, растрепанная, с горящими глазами. – Но я ведь знаю, почему ты такой упрямый и грозный. Женится тебе надо, вот что, – и обняла отца. Сергей расставил руки в стороны и ошарашено уставился на меня, мол, что происходит, а потом резко выдохнул и обернул дочку руками.
Бабочка отцепилась и теперь встала ко мне лицом.
– Но я еще не дала согласие на брак. У мишки испытательный срок. Он немного проштрафился, – от ее жаркого взгляда захотелось прикрыть руками пах, а колючка продолжала: – Чтобы отработать, ему придется со мной спеть.
– Тебе нужен новый клоун для шоу? – нахмурился я. – Петь я всё равно не умею.
– Зачем для шоу? Мы вот, – она повернулась к Комару, – папе споем. Примешь экзамен у своего будущего зятя?
Я расхохотался и, шагнув к ней, притянул Еву к себе, заглянул в глаза и всё ещё посмеиваясь, приподнял брови:
– Хочешь жестоко отомстить своему отцу? Я не шутил, что не умею петь, – наклонился к ней и шепнул на ухо: – Привяжем его, чтобы не сбежал?
А она ответила так, чтобы и Комар слышал:
– Он не посмеет. После моих выходок не сбежал же?
Глава 36. Ева
Папа ушел, а вернее, смотался, угрюмо бросив взгляд на Леонова, когда мы заговорили о репетиции, и я предложила аккомпанемент на флейте. Дима так раскатисто смеялся, когда дверь щелкнула, и хватался за живот, что я просто стояла рядом и любовалась своим мужчиной.
Женихом? Будущим мужем? Отцом моего ребенка? Это реальность, или я сплю?
А если он передумает? А если я не смогу его полюбить навсегда? Ведь так бывает. Я переменчивая, мне быстро все надоедает, но… без мишки я не вижу будущего. Он будто меня заклеймил, оставил метку, пришил к себе.
Только теперь, когда Дэми так близко и так открыт передо мной, я увидела, как изломаны в драках его уши, перебит нос, а сейчас еще и заклеен и заплыл. Заметила россыпь родинок не щеке и скуле, а еще шрамы, бесконечные шрамы на его теле. Мелкие порезы, точки от проколов, розочки от пуль. Да, самые глубокие и заметные я видела еще в первую ночь, но тогда мишка был чужим, парнем на разок, а теперь… он мой. Просто Мой. И каждая его рана отдавалась болью в груди, хотелось прикоснуться и забрать все эти увечья, чтобы избавить моего мужчину от мук. Как могла Катя говорить, что он трахается с работой? Он рискует жизнью, ходит по краю пропасти ради других. Не для себя. Как можно говорить, что он не достоин? Как можно не ценить?
Раскатистый смех мужчины рассыпался, когда я шагнула ближе и своим движением и заставила его отступить к стене. Когда запустила, ладони под белоснежную рубашку, что хрустела от чистоты. Когда рванула застежку, и пуговички звонко разлетелись, и одна щелкнула меня по носу.
– Это покушение, – засмеялась я и спустила рубашку с большого плеча Дэми. У него идеально сложенное, сильное тело. Его хочется трогать, изучать, теребить и мучить, чтобы он дрожал еще больше, чем сейчас, чтобы шипел и ругался, когда веду по изломам мускулов и канатам вен, и терпел от желания, позволяя мне быть сегодня главной. Разрешая мне играть с собой.
Я опустила ладонь, пересчитав кубики на упругомом животе, соскользнула по налитому члену, что уперся в ткань брюк, и перехватила руку Дэми.
– Я хочу тебе что-то показать, – переплела его пальцы и потянула к выходу.
– Сейчас? – взмолился Дэми.
– Да, – я топнула ножкой. Какой непослушный жених попался. – Сейчас!
Пришлось зубасто поулыбаться охранникам за дверью и прошмыгнуть мимо, оставив их завидовать.
Дэми покорно шел за мной, спускался по лестнице и бежал по коридору через весь особняк, чтобы попасть в мое любимое помещение – место, где рождается музыка.
Здесь всегда тихо, немного мрачно, но, когда я захожу, мне кажется, что стены и пол умеют петь, а еще они разговаривают (конечно, по-своему) и… пахнут мелодиями, искрятся песнями, наполнены гармонией.
В центре комнаты стоял мой любимый инструмент, и один взгляд на него всегда заставлял меня дышать чаще. Это оргазм. Это высший экстаз. Когда папа купил его, я не вставала с табуретки трое суток. Отрубалась на пуфике рядом, заваленная нотными листами и текстами. Это было что-то невероятное и очень интимное. Точно как этот взгляд Дэми, что скользнул по темной полированной поверхности, примерял высоту и даже оценил крепость ножек.
Этот инструмент выдержит напор моего мишки, но сначала поиграем.
Я взглядом попросила Дэми встать за спиной. Он опустил ладони на мои плечи, и тепло дыхания впуталось в мои волосы. Теперь бы только на киксонуть и не налажать.
Я опустилась на пуф и нежно прикоснулась кончиками пальцев к чёрно-белой мозаике клавиш. Первый куплет я запела трагично-мягко и с субтоном. От стиснутых пальцев на плечах, проникающе-бархатистых нот рояля, казалось, что слова и музыка вплелись в мою грудь:
– Иногда не хватает сил,
иногда не хватает воли.
Не смотри на меня, не проси,
я не буду теперь с тобою.
На переливах аккордов в проигрыше, Дима присел позади меня на корточки и переплел руки на моём животе. От его шумного дыхания в ухе, меня бросало в сильную дрожь, но я пела:
– Ты моя мечта, ты моя мечта…
Второй куплет немного усилила давление и подала с драйвом. Немного охрипший голос звучал, как у заржавелого рокера, и Дэми довольным котом заурчал на ухо. Нравится, мишка?
– Только ветка стучит в окно,
будто сломанная ключица,
и теперь по ночам одной
мне не дышится, мне не спится.
Ты моя мечта, ты моя мечта…
А последний я спела с надрывом, добавила и фрай и белтинг. Не сильно много, но метко:
– Закричи, отзовись, признай,
что нужна, что не поиграться
ты со мною хотел вчера,
и тогда навсегда останься.
И, когда я опустила руки и развернулась к моему мишке, он поменялся в лице.
Глава 37. Ева
Дэми подался ко мне и, приподняв на руках, аккуратно положил на прохладно-лаковую крышку рояля. Медленно провёл по моему телу кончиками пальцев, совсем как я по клавишам, и я выгнулась навстречу его ласке. Я хотела, чтобы он играл на мне, извлёк мелодию любви из моего тела. Но Дэми не спешил. Мучительно медленно он развязал пояс моего халатика и, оттянув бюстгальтер, приник горячими губами к набухшему от желания бутону соска.
Услышав мой стон, улыбнулся и перешёл к другому соску, осторожно обхватил его зубами и нежно сжал, вызывая дрожь по всему телу и вскрик сладостного нетерпения. Мягко прикасаясь губами, Дэми оставил дорожку влажных поцелуев до самого низа живота и замер на несколько мгновений, пока я не схватила его голову, желая прижать к своему пылающему от желания телу.
Но Дэми увернулся и, хрипло рассмеявшись, вдруг притянул меня к краю рояля и удобно устроился между моих ног, которыми я тут же нетерпеливо обвила его торс. Дэми скинул себя разорванную мной рубашку и, расстегнув брюки, провёл головкой члена по моим трусикам.
– Нам же не нужен презерватив? – нависнув надо мной, хрипло спросил он, лаская меня членом между ног. Признался с обаятельной улыбкой: – Ненавижу презервативы! Не хочу, чтобы хоть что-то между нами стояло. Даже если это всего лишь тонкая плёночка. Хочу полностью принадлежать тебе и всецело владеть тобой.
– Медведь Леонович, если ты меня сейчас не трахнешь, я сделаю это сама, – опустила руку между нами и провела пальцами по кружеву, задрожала от прикосновения и почти задохнулась от потемневшего взгляда Дэми. – Скафандры мы не признаем, а что ты еще не любишь? Хочу знать о тебе все, – я прикусила уголок губ и коварно заулыбалась. Как лиса, которая собирается съесть курочку.
Он рывком порвал трусики и одним движением погрузился в меня, глубоко, яростно наполняя меня собой. Я так давно желала этого, но оказалась не готова к той волне наслаждения, что едва не утопила меня в огненных брызгах, не растворила в сладких подрагиваниях, не закружила в безумном круговороте экстаза. Но Дэми замер и, поглаживая мои бёдра, произнёс:
– Не люблю? – мучительно растягивая слова и медленное движение, пока он неторопливо выходил из меня, произнёс Дэми. – Не прощаю предательств. Человек, который отвернулся хоть раз навсегда теряет право входить в мой дом.
И, уже почти полностью покинув меня, он резким движением снова ворвался, вырывая из меня крик удовольствия. Хорошо, что стены этой комнаты звуконепроницаемые, иначе сейчас здесь появились бы все, начиная от моего папочки с дробовиком, заканчивая полицией из ближайшего комиссариата. Я едва снова не сорвала голос. Выгнулась всем телом и, подрагивая, вцепилась в плечи Дэми, почти раздирая их в кровь. Я хотела буйства, напора. Страстно желала кончить под медведищем, но он не торопился, растягивая сладостную пытку.