Обсуждая странные пристрастия беременных, мы спустились на первый этаж.
– Покурим? – предложил Макс.
Я кивнул: никто из нас не курил, фраза дежурная и означала, что есть серьёзный разговор. Я вышел за другом и, застыв подальше от входа, вопросительно посмотрел на Макса.
– Что-то случилось?
– У Комара проблемы, – сурово начал Честенер. – Я хочу помочь.
Я понимающе хмыкнул: уверен, Макс уже пыталася «покурить» с Комаром и, раз пришёл ко мне, то послал его Сергей с помощью дорогой добрых намерений. Горд Комар! Не примет деньги. Не будет поднимать войска и развязывать войну из-за своей ошибки.
– Он считает, что виновен, – объяснил я. – И поэтому терпит «наказание».
– Блядство, – рыкнул Макс, выражая одним словом и злость на упрямца и ярость на «наказывающего» его Хилла.
– Согласен, – кивнул я. – Но я здесь, Макс. А это значит, что семья Комара под моей защитой. Если Сергею так хочется побыть нищим и, лишившись всего, как-то оправдаться хотя бы перед собой – его право. Меня больше беспокоит Дрэйк. Он открыто угрожал Еве и её отцу.
– Дрэйк, Дрэйк… – нахмурился Макс. – Авиакомпания Дрэйка! Точно, точно. А что с ним?
– Он хотел женить на Еве своего сына, – хмуро объяснил я. – Угрожает добрачным контрактом.
– Ты всегда можешь обратиться к моим адвокатам, – тут же вставил Макс.
Я рассмеялся:
– Всё под контролем. Я никому не отдам свою бабочку. Тем более этому смазливому прыщу. Да и он, мне видится, не особо в восторге от затеи отца.
Я отломил веточку и отбросил её в сторону.
– Смотри, Макс, – решил обсудить с другом ситуацию, – Комар терпит, пока его друг Хилл вбухивает огромные суммы в расследование смерти своей дочери. Компания катится вниз, и тут появляется Дрэйк с предложением поженить детей. Мол, тогда он вольёт деньги, и фирма встанет на ноги. Это бесит Хилла, ведь он считает Дрэйка первым подозреваемым в гибели дочери.
– Есть подозрения? – тут же оживляется Макс.
– Ничего определённого, – пожал я плечами. – Там водитель не справился с управлением. Но на Еву совершили покушение похожим образом… А потом смерть дочери Дрэйка.
– Думаешь, Хилл перешёл от расследования к мести? – деловито уточнил Макс.
– Хилла мои ребята так и не выследили, – неохотно признался я и сжал кулаки. – Иначе я бы уже знал, что происходит.
– Я помогу, – кивнул Макс.
– Не стоит, – покачал я головой. – Я не для того всё рассказал, а чтобы попросить увезти Макса в Россию сразу после моей свадьбы. Я приеду за ним, когда всё закончится.
– Забудь, – ухмыльнулся Макс и похлопал меня по плечу. – Тебе не избавиться от меня. Сегодня я увезу мышку и детей в свой дом, а сам вернусь, и сделаем это вместе!
Не собираясь обсуждать, Макс быстро повернулся и пошёл в дом. Я лишь покачал головой, надеясь, что Поля его образумит. У неё это всегда получалось лучше, чем у других.
Я же отдал распоряжения по поводу предстоящей поездки, послал парней проверить здание и организовать безопасный подъезд. После того, как всё было подготовлено, поднялся наверх, собираясь увести Максимку, чтобы Ева собралась.
Когда открыл дверь и увидел белую как полотно Еву, застыл на месте. Бабочка прижимала к уху телефон и смотрела на меня круглыми от ужаса глазами. Проговорила не мне:
– Билл, я не понимаю. Почему ты в тюрьме? Что происходит, и при чём тут мой отец?
Тут завибрировал мой телефон. Я ответил комиссару полиции:
– Да, Олби. Есть новости?
– Мы нашли младшего Хилла. Оказалось, что господин Комаров отказался от компании в пользу сына своего компаньона, Билла. Сейчас парень…
– Сидит в тюрьме и говорит, что ничего не знает? – глядя на взволнованную Еву, уточнил я.
– Да ты провидец! – восхитился Олди. – Может, и о предъявленных Дрэйком обвинениях знаешь?
– Каких обвинениях? – забеспокоился я.
Таким тоном Олди говорит только тогда, когда в жизни кого-то наступает пиздец.
– В убийстве своей дочери Оливии и покушении на невесту своего сына – госпожу Еву Комарову.
Я выслушал друга и, заверив, что привезу Комарова на дачу показаний, попрощался с комиссаром. Посмотрел на Еву, которая тоже опустила телефон. По щеке колючки скользнула слеза.
– Он не мог, – покачала она головой. – Вилли не мог этого сделать. – Она перешла на крик: – Они все ошибаются!
– Тише, – обнял я Еву. – Олди выяснит правду. А я ему помогу… Вы тут немного порепетируйте, а я доеду до участка и всё узнаю. – Строго посмотрел на беспокойно переминающегося Макса. – Могу я рассчитывать на твою помощь? Присмотришь за Джонси?
Сын молча кивнул, как-то сразу подобрался, сверкнул глазами. Я поцеловал Еву и, поднявшись, стремительно вышел из комнаты.
Внизу лестницы столкнулся с Комаровым и, судя по тяжёлому взгляду, он уже был в курсе новостей. Я усмехнулся:
– Что же ты не рассказал? Ты же знал, на кого переписываешь компанию.
– Как и то, что Ева примет это слишком близко к сердцу, – пробурчал он и затравленно посмотрел наверх. – Как она?
– Поговори с ней, – я отступил, давая дорогу. – Хватит пытаться защитить её неведением, Сергей. Неведением ты не ограждаешь дочь, а вредишь ей. Знаю, ты не доверяешь никому… даже мне. Но уже двое погибли, а один в тюрьме. Ева твоя дочь! Расскажи хотя бы ей, что происходит между тобой, Хиллом и Дрэйком.
Комар молча играл желваками, посматривал то на меня, то наверх, а потом сухо кивнул. Я подхватил сумку и, дав знак Келлу, чтобы следовал за мной, направился к выходу. На Комара не оглядывался. Что бы там ни было, с этого момента всё изменится. Надеюсь, мне будет проще защитить своё сокровище, когда станет известно, от чего и кого я его охраняю.
Глава 56. Ева
Только мы с Максом разобрали первую простейшую композицию на гитаре, неожиданно позвонил Вилли. Брат Оливии кричал, что не виноват, что его оклеветали, подставили, и меня это выбило из колеи. Так сильно тряхнуло, что я не заметила, когда сын Дэми ушел, а в комнате появился мой отец. Кажется, еще Дэми приходил, целовал меня, но сквозь слёзы и шум в ушах я мало что могла понять.
Вилли убил Эвелин? Зачем? Какой в этом смысл? При чем здесь Дрэйки?
Мы с Хиллом-младшим несколько лет не общались, расстались совсем нехорошо – можно сказать, что разошлись чужими людьми, но и не врагами.
Воспоминания о смерти Оливии снова всколыхнулись, защекотали болезненно ребра и выжали новые слезы. Боясь рухнуть от слабости и навредить ребенку, я присела на кровать и сильно сдавила челюсти. Я не плакса, но последнее время как-то совсем тяжело сдерживать эмоции.
Пока папа стоял у окна и, сложив за спиной руки, смотрел на улицу, я мысленно вернулась в кафешку, где мы с Вилли встретились после похорон Оливии. Брат моей лучшей подруги был так убит горем, что потянулся ко мне, попытался взять за руку, но я не смогла ответить взаимностью. Он был другом, не больше.
В тот момент мне пришлось очень жестко напомнить ему об этом, потому что Вилли будто не слышал меня. Он никогда не воспринимал мои «нет» всерьёз. Но тогда понял и, поджав губы, поклялся, что больше не будет навязываться и попадаться на глаза. Даже начал угрожать: «Ты будешь жалеть, Ева!», затеял драку с официантом, хотя тот всего лишь попросил нас не пугать других посетителей спорами и криком.
Поэтому сейчас, после его звонка, я внезапно осознала, что все происходящее может оказаться отголоском того дня. Неужели из-за моего отказа парень мог слететь с катушек? Неужели он настолько злопамятен и был так сильно влюблен, что много лет вынашивал план мести? Мне лично? Из-за разбитого сердца? Ерунда какая-то!
– Пап… – я с трудом поднялась – ноги почти не слушались. Ощущая себя набитой ватой куклой, подошла к отцу. – Что происходит? Почему Вилли в тюрьме? Он ведь не причастен к этому? Па-а-ап…
Я потянулась и тронула его за рукав. Отец не шевельнулся, не ответил, лишь ещё ниже опустил голову.
Мне стало жутко страшно, потому что Хилл-старший всегда был для меня человеком из другой вселенной: злой и тёмной. Наверное, потому я никогда до конца не доверяла Вилли, ведь дети часто похожи на своих родителей. Яблоко от яблони.
Я не понимала, почему отец дружил с Джеком, но доверяла его выбору и никогда не вмешивалась.
– Ответь!
Я сильнее дернула за рукав, и отец наконец повернулся.
– Не лезь, – отсек так жестко, что меня полоснуло по щекам жаром.
– Что? – отпрянула я.
– Я говорю, не лезь, – тем же тоном повторил он. – Не бабское это дело. Запрещаю тебе вмешиваться. Ясно выражаюсь?
Меня перекосило от его холодного голоса и льда в глазах, но я упрямо тряхнула волосами и топнула ногой.
– Ты что-то не договариваешь, пап. Я не маленькая, чтобы не видеть правды.
– Правды? – Он криво усмехнулся и снова уставился в окно. – Я буду тебя держать от правды на достаточном расстоянии, детка.
Почему-то это «детка» показалось мне оскорбительным и обидным, захотелось стать злой стервой и показать папочке, где раки зимуют.
– Я…
Но отец перебил взмахом руки.
– Слушай внимательно, дочь. Держись за спиной Димки и никаких движений влево-вправо. Даже если со мной что-то случится. Мы с тобой почти не общались, никогда не были слишком близки, потому не нужно слез и всей этой приторной ванили. Это мое дело, моя жизнь, я хочу, чтобы ты осталась в стороне.
– Не были близки? – Я округлила глаза. – Да ты после смерти мамы забыл обо мне, словно я заноза!
Отец качнул головой и сложил на груди руки.
– Да, заноза, – спокойно согласился он. – Которую не выдернуть и не убрать с глаз долой.
– Что ты такое говоришь? – я от шока попятилась.
Я всегда так и чувствовала, но как же больно слышать это от него самого!
– А ничего. – Коротко усмехнулся отец. – Ты же копия матери. Глаза, улыбка, жесты… Как я должен был жить, смотреть и понимать, что ее больше нет? Думаешь, что мне сладко было?