– Ты идиот такое предполагать? Он. Не. Мог! Точка! Вилли после одного случая ко мне прикасаться боялся. За пять лет не было ни одного повода заподозрить его в агрессии или излишней настойчивости. Он ведь и из Америки уехал из-за меня и после нашей последней встречи никогда не напоминал о своих чувствах. Приезжал на Рождество, дарил мне книги и снова уезжал. Он ходячий уравновешенный позитив. Я только в прошлом году по его блогам поняла, что… – колючка отвернулась и бросила взгляд в зеркало, где отражалась моя натянутая спина. Выдохнув, тяжело закончила: – Я поняла, что чувства не прошли, потому никогда не искала с ним встречи, чтобы лишний раз не искушать. Да и за все это время он так и не женился и не встречался с девушками. Дэми, это не он, я чувствую.
– Брось, Ева, – процедил я. – Этот щегол не глуп. Я видел его. Не могу представить молодого Хилла ни жертвой, ни идиотом. А вот ревнивый сталкер из него вышел прекрасный. Твой отец знал об этом! Первое, что сказал Сергей, когда нанял меня, что тебя преследует сумасшедший поклонник. Это потом появились другие обстоятельства, и я отвлёкся. Это моя ошибка. Теперь я вижу явно – сталкер есть! Ева, пойми, что это не обычный поклонник, а одержимый тобой человек без тормозов и ограничений.
Попытался обнять Еву, но она вырвалась. Я выдохнул, изо всех сил сдерживаясь, и жёстко добавил:
– И я буду защищать тебя любой ценой, Ева. Тебя и нашего ребёнка! Поняла?! Если прикажу «падай» – упадёшь, скажу «беги» – побежишь, скажу «Вилли виновен» – будешь считать, что мои слова единственно правильные. Во всяком случае, пока не доказано обратное, он – угроза. Помни, что твоя жизнь важнее всего.
Она резко поднялась и, сгруппировавшись, посмотрела так яростно, будто собралась вырубить меня одним ударом, но, вместо этого зло сказала:
– Я не твоя игрушка, Дмитрий Леонов! И, когда ты говоришь, что мой друг детства – больной псих, что убивает людей – ты разрушаешь моё доверие! Я буду спасать себя сама, если ты такой тугодум!
– Значит придётся защищать тебя от себя самой, – добавил я и криво усмехнулся: – Похоже, у тебя колючки не только в стороны растут, но и внутрь. Ты сама себе можешь навредить. Я поговорю с твоим отцом об отмене всех концертов…
– И об отмене свадьбы не забудь поговорить! – крикнула она в запале.
– Как скажете, госпожа, – едва сдерживаясь, процедил я.
И вышел из комнаты. Хлопнул дверью так, что та едва с петель не слетела. Вот же колючая бабочка! Хоть бы раз послушалась, речь о безопасности.
Прикажу Коулу сторожить мою строптивую невесту, а сам поговорю с Комаром по душам. Или он расскажет мне о связывающей его с Хиллом и Дрэйком тайне, или Олби прав, и Вилли просто захотел получить и компанию отца, и его компаньона, и девушку, в которую давно влюблён… И если так, то Хилл-младший не жилец.
Я с хрустом размял пальцы и направился к кабинету будущего тестя.
Глава 59. Ева
Ах, как скажете?!
– Ну и вали! – прошипела я и, растрепав волосы, пошла в ванную. Долго драила себя в душе, отмывая с тела его прикосновения и поцелуи. Сдирала с кровью жажду быть с ним рядом. Дэми не слышит меня, не доверяет моим предчувствиям, значит, я буду вечно под его властью. Не хочу так!
Не будет никакой свадьбы.
Вилли ведь очень нежный и добрый мальчик, я не верю, что он мог вот такое провернуть. Никогда не поверю.
И пусть мишка хоть треснет – все нелепые доказательства не изменят моего мнения! Когда Хилл набрал меня, он говорил честно. Это чувствовалось.
Я вышла из ванной, спустилась в кухню, сожрала кусок отбивной и, отмахнувшись от Вариной опеки и какого-то витаминного коктейля, ушла в свою тайную комнату.
Сломанный рояль уже убрали. А меня от вида пустой комнаты накрыло яростью. Я прошла в центр, чтобы схватить со стола ноты, записи со стихами. Чтобы разодрать все в клочья, потому что это спокойное «Как скажете, госпожа» – убивало. Ему похрен, что я чувствую! Значит, и мне будет похрен.
Я скрипнула зубами и замахнулась, когда за спиной послышался голос Макса:
– Ева, можно войти?
Мальчишка не виноват, что его отец – идиот.
Я тихо выдохнула и, нацепив улыбку, кивнула через плечо.
– Конечно, Макс, заходи.
Паренек принес с собой гитару. Он смотрел на меня уже иначе после наших репетиций. Не как на папину невесту. Да, чтоб тебя, Дэми! А как на подругу, близкого человека. Я могла с ним сблизиться и подружиться. Как с младшим братом.
Он смущенно прошелся по комнате, задержал взгляд на исцарапанном паркете в том месте, где стоял рояль.
– Мне кажется, я не справлюсь, – сказал он и протянул гитару.
Я качнула головой и присела на край стола.
– Это почему? Струсил?
– Просто пальцы не слушаются. Больно играть.
– Макс, – я мягко улыбнулась. – Чтобы сделать что-то важное и ценное, нужно учиться преодолевать боль. Думаешь, боксеры на ринге не получают в нос? Или твой папа, – я сглотнула и резко выдохнула, – чтобы поднять тебя на ноги, во время работы в салочки играет? А риск? А шрамы? Ты видел сколько у него шрамов? Думаешь ему не было больно?
– Было, но… – он помялся, сжал гриф гитары и снова протянул инструмент мне. – Я тебя подведу.
– За ошибку тебя накажут? Ремня дадут? В угол поставят?
Он пожал плечами.
– Опозорюсь.
– Ха, – я сложила руки на груди. – Позор – это когда платье во время прыжка на сцене идет по швам, а ты не можешь ничего сделать. Позор – это когда любишь кого-то, а признаться боишься, потому что кое-кто тугодум и все еще оглядывается на прошлое. Позор – это не доверять своим близким, когда они готовы ради тебя на все.
Мальчик застыл напротив и, глядя на меня во все свои голубые глаза, шмыгнул носом. Понял ли он мою философию? Да не важно...
– Так, Макс, – я присела на табурет и пригласила его взглядом сесть на второй. – Прогоняем тему сейчас вместе, а вечером ты мне подыграешь. Я буду рядом. Ничего не бойся.
Он качнулся на пятках, сжал кулаки совсем не по-детски, а потом уверенно кивнул.
Мы репетировали несколько часов. Мальчишка упорно играл. Струны резали пальцы, путались, мешались. Я уж знаю, что такое взять инструмент первый раз в руки. Три аккорда простым перебором, а припев легким боем покажутся самым тяжелым заданием, когда ты делаешь первые шаги.
Я специально взяла самую простенькую песню, с которой справится и первоклассник. Максим терпел боль и очень старался. Получалось кривовато, но на его возраст – очень достойно. Кто бы мне в свое время дал такой шанс, я была бы благодарна.
И сейчас делаю это не ради Дэми, а ради себя и мальчика. Это будто шанс примерить костюм взрослой сестры. По телу разливалось приятное тепло, потому что во взгляде Максима я видела не только упорство, но и преданность.
Хотя больше всего улавливала сходство с Дэми: сведённые брови на переносице в попытке вникнуть в сочетание аккорда, изгиб губ, когда сердится из-за промаха, даже форма и оттенок глаз в обрамлении изогнутых ресниц, как у Леонова, и мне было от этого больно. Только я не показывала переживаний, прогоняла дрожь и заставляла мальчика повторять песню снова и снова.
Чтобы он почувствовал в себе уверенность.
Чтобы преодолел страх.
Уставшие мы вышли из репетиционной, и я заметила, как Макс всматривается в мое лицо.
– Что-то не так? – спросила я, когда мы шли по коридору, а у меня гулко стучало сердце под горлом, потому что я понимала, что сейчас встречу его отца.
– Я не против, чтобы ты стала моей мачехой.
Больно кольнуло под грудью, а в животе закрутилась тугая пружина гнева и обиды.
Из папиного кабинета нам навстречу вышел Дэми. В белоснежной рубашке, черных обтягивающих джинсах и тяжелым пронизывающим взглядом. Смуглая кожа сияла свежестью, влажные волосы переливались глянцем. Так и хотелось потянуться и процарапать короткие пряди, коснуться его крупных сладких губ.
Достаточно обманываться! И я не побоялась признаться:
– Макс, боюсь, что этого не будет. – Я отвернулась от Леонова и провела ладонью по плечу мальчика. Мне не хотелось его расстраивать, но и обманывать не хотела. – Но ты же сыграешь мне, даже если я не стану твоей второй мамой?
– Сыграю, – уверенно сказал Макс и зыркнул на отца.
– Тогда беги переодевайся, будем зажигать, – я пожала сильнее его плечо, а потом отступила. Не дожидалась, пока мальчик спрячется в своей комнате, развернулась и пошла к себе.
Я слышала, как Дэми идет следом, как шуршат его туфли по ковру, а на пороге спокойно сказала через плечо, хотя у меня все внутри бурлило и пылало:
– Охране место в коридоре, – и захлопнула дверь за собой, оставив его снаружи.
И он ничего не сказал, не позвал, не стал стучать, пытаться войти. Будто ему все равно.
А мне все равно?
Почему его слова до сих пор гудят в голове и заставляют меня сжиматься?
Я рухнула на постель и завыла в подушку. Нелепо. По-детски.
Значит, на этом все?
Значит, все.
Глава 60. Дима
Я очень уважал Комара. Этот жёсткий, а порой и жестокий человек, всегда был справедлив. И ненавидел несправедливость во всех её формах, но его критерии, что справедливо, а что нет, порой вводили меня в ступор. Вот и сейчас, я едва сдержался, чтобы не врезать моему спасителю и будущему тестю.
После долгого тяжёлого разговора я не знал, что мне делать. Впервые в жизни ощутил себя беспомощным и никчемным. Неудивительно, что Сергей не говорил всей правды, ограничиваясь полунамёками. Нанял меня, чтобы уберечь Еву от сталкера? Так оно и было, вот только сталкером оказался не сопливый мальчишка, мечтающий о трусиках поп-звезды.
И наш разговор с Комаром только больше подтверждал вину младшего Хилла. Он слишком близок к этим семьям. Эта тварь еще и в наши отношения с Евой влезла. Но я не смирюсь. Не отпущу мою девочку. Она просто не понимает, что маньяки часто кажутся душками, а на деле – горло перережет и не моргнет.