– А ты что сомневаешься? – папа нахмурился.
– Нисколечко. Просто немного боюсь, что с ролью мамы и жены не справлюсь. Да и любить немного страшно.
– Ненавидеть больше жизни – вот что страшно, а любить – приятно.
– Спасибо, – прошептала я, сдерживая восторженную дрожь. Папа неожиданно улыбнулся открыто, и я увидела в нем того паренька с фото, где он обнимал маму и был счастлив. Почему жизнь с ним обошлась так жестоко? Почему не отмеряла счастья побольше?
Ноги подгибались, я задыхалась от распирающего чувства радости и чтобы скрыть замешательство метнулась за ширму и с трепетом приложила к себе мамино свадебное платье. Белоснежное, мягкое под пальцами, приятное моему сердцу.
– Спасибо, папа! – крикнула уже из примерочной, но он не ответил. Ушел. Молча и не прощаясь.
Я не обиделась. Понимаю, что ему, человеку с уровнем эмоций минус тысяча, все происходящее – как ядерный взрыв.
– Можете поцеловать жену, – сказала помпезно небольшая женщина в строгом костюмчике цвета спелого баклажана, когда Дэми аккуратно надел на мой палец кольцо.
Сердце ухало в груди от волнения, и я старалась цепляться взглядом за родных людей. Без них моя жизнь не имеет смысла. Вот только бабушку папа так и не позволил позвать, но я верю, что наступит время, и он ей простит, что бы там не произошло в прошлом.
Муж потянулся меня поцеловать, но я внезапно почувствовала толчок в животе, и от неожиданности отступила. Мишка нахмурился и подобрался ближе. Стал нависать, как гора, но малыш снова пихнулся.
– Стой! – я выставила ладонь, а Дэми побелел. – Дай-дай быстрее! – перехватила его руку и потянула к себе. Положив на живот, шикнула на гостей, и все неожиданно затихли.
Дэми недоумённо застыл, но, когда малыш снова пихнул меня, вздрогнул так, что даже я заметила. Вскинул на меня взгляд, и я прикусила губу, заметив, как влажно заблестели глаза моего мишки. Дэми рассмеялся так счастливо, что и у меня в носу стало мокро. Он приложил к моему животику обе ладони и, прикрыв веки, прислушивался к первому танцу малыша, а я проследила за прозрачной каплей, что скользнула из-под его тёмных ресниц и проложила себе путь по впалой мужской щеке.
Гости, окружающие нас, поняли, в чём дело, и радостно захлопали.
Честенеры, папа с Максом, мои ребята музыканты и помощники по сцене – самые близкие и верные были рядом в этот счастливый день, а еще Вилли и Прэскот. После того, как младшего Хилла оправдали, Дэми разрешил нам общаться и не отказал пригласить друга на свадьбу. Он понял, как для меня важен этот человек, и я была о-о-очень благодарна. Так благодарна, что у мишки теперь вся спина исцарапана. Хи-хи, я позавчера была голодна, а точнее, мы после затяжного сохранения изголодались вместе. Только вот Потапыч был слишком осторожным, боялся навредить малышу после угрозы, а я за это его своеобразно наказала. И отблагодарила, конечно. По-своему.
Вилли стоял позади всех в строгом горчичном костюме и салатовом галстуке, что было неожиданно для его сдержанной натуры, и придерживал коляску с Прэскотом. Младший Дрэйк сильно изменился после случившегося: остриг модную челку, исхудал, стал книги писать, я даже почитала несколько глав и мне очень понравилось. Единственное, что не поменялось – он не встал на ноги. Пуля задела важные нервные окончания в позвоночнике, и Прэскот навсегда теперь прикован к инвалидному креслу.
И только после поцелуя, что подарил мне молодой муж, я осознала, какое счастье случайно поймала на улице, когда столкнулась с тремя гопниками. Это счастье – мой русско-американский тело-Защитник – Дэми. Любимый и верный. Самый лучший муж. И желанный мужчина.
Эпилог
– Мишка, – Ева влетела в спальню разноцветной бабочкой и с разбега упала мне в объятия. – Он наконец заснул! – Жена поёрзала: – О… Ты так рад меня видеть!
И жадно впилась в мои губы поцелуем. Я отстранился и осторожно выудил из-под аппетитной попки любимой недособранный револьвер. Ева, разобрав, на чём сидела, сначала надулась:
– Чёрт, Дэми! Разве можно так разочаровывать любимую женщину?
– Любимую нельзя, – меланхолично согласился, проверяя, все ли детали перекочевали из-под округлой попки на стол.
Не хотелось во время нежных ласк ощутить шампал в неподходящем месте. Когда, под нетерпеливое сопение Евы, быстро собрал револьвер, развернул жену и, накрыв своим телом, удержался на весу, прижимаясь лишь бёдрами, позволяя Еве ощутить своё возбуждение. Шепнул:
– Надеюсь, ты не разочаровала... любимая?
Ева заулыбалась и, обвив руками мою шею, приникла к губам. Её проказливый язычок скользнул в рот, наполняя сладостью, нежно переплетаясь с моим языком в неистовом танце.
Опираясь на локоть, чтобы не раздавить свою хрупкую женщину, другой рукой накрыл грудь Евы. О, это неземное блаженство! Моя бабочка и так крышесносно соблазнительна, а после родов грудь её округлилась и потяжелела, окончательно сводя меня с ума. Я не мог смотреть, как жена кормит сына грудью – сразу возникал железный стояк, с которым самостоятельно справиться не удавалось. Да я и не собирался!
После совместных родов, когда я принял на руки маленький орущий комочек – ребёнок умещался на моих ладонях! – мы стали с Евой ещё ближе. И, вопреки волнениям врачей, Ева очень быстро восстановилась и потребовала исполнения супружеских обязанностей уже через месяц. Мне пришлось проявить чудеса изобретательности, чтобы оттянуть прямое проникновение на рекомендованные доктором шесть недель.
За это время мы с Евой перепробовали такие сумасшедшие вещи, что сексуальный аппетит моей колючки возрос в разы. Казалось, между нами не осталось никаких секретов и запретов. Я знал, как быстро довести жену до исступления или как оттянуть сладостный момент до предела. И сам перед Евой был как на ладони. Каждый день. Каждый час. Каждую минуту и секунду.
Я раздвинул жене ноги, вклинился в ее жаркую глубину и настойчиво задвигался ей навстречу.
Ева, впившись пальчиками в мои плечи, выгибалась на моих руках и так сладко стонала, что я едва не кончил раньше нее.
Пришлось напрячь мышцы, собрать силу воли в кулак и отработать, как поршень, чтобы моя колючка взорвалась тысячей искр и получила заряд эйфории.
– Мне чертовски повезло вовремя развестись, – тяжело дыша после яркого пика, прошептал я. – Вовремя захотеть напиться и вовремя набить морды придуркам у дверей любимого бара.
– А мне чертовски повезло вовремя влипнуть в неприятности, – тихо рассмеялась Ева, укусив угол моего вспотевшего плеча. – Это у меня получается лучше всего. – Улыбка её растаяла: – Жаль только, что от этого страдают другие.
Я скривился: опять она о Прэскоте печалится. Честенер еще три месяца назад увёз Дрэйка-младшего в Россию. Пелагея хвалила одного профессора, который занимается нейрохирургией…
Мрачные мысли прервал звук из ожившей радионяни. Саша, меньший сынуля, решив, что папе сладенького хватит, требовал маму к себе.
Ева виновато улыбнулась:
– Продолжим чуть позже.
Она только поднялась и, накинув на себя мою футболку, которая смотрелась на ее худеньких плечах огромной, направилась к двери, как мы услышали пение.
Максимка пел маленькому брату песню, которую Ева сочинила совсем недавно. Специально для сыночка.
– Мой малыш, не грусти.
Спят моря, спят мосты.
И тебе пора спать,
Ночь зовет отдыхать.
Мой малышик, не плачь,
Завтра будешь играть.
Мой сыночек, давай,
Глазки ты закрывай.
Жена застыла и, слушая пасынка, прикрыла ладонью губы. Будто боялась спугнуть дикую птицу. Сашуля на втором куплете затих и, похоже, снова уснул.
Я поднялся с постели и, обняв жену, уткнулся лицом в её пахнущие весенним лугом волосы.
Ева вытерла мокрые от слёз щёки и положила ладони на мои руки, будто укутываясь в мои объятия. Так мы и стояли, слушая тихое пение Максимки, и не было в этот миг пары счастливее нас в целом мире.