Очередная задача: не проскочить аэродром. О повторном заходе не может быть и речи. Снова заранее выпускаю шасси и решаю на этот раз перед разворотом на посадку выпустить и щитки, потому что аэродром, по моим данным, невелик. Знал, что в этом населенном пункте есть церковь. Но она в центре. Смогу ли я ее увидеть? Надо ее увидеть! Надо от окраины делать разворот. К снегу, который, казалось, усилился, прибавились сумерки. Почти ничего не видно.
Показалась какая-то мазанка. Дом или не дом? Да, дом. Еще несколько секунд, выпускаю щитки. Выдержка и еще раз выдержка. Делаю доворот на аэродром, снижаюсь, самолетов не вижу, но чувствую, что где-то рядом должен быть аэродром. Вроде бы ровное поле, буду садиться. Удивительно мне повезло: догадливый финишер, а им оказалась довольно симпатичная девушка (женщины всегда аккуратнее в службе, в любых делах, чем мы, мужчины), услышав гул, выстрелила из ракетницы. Этого мне было достаточно, чтобы осветилась немного местность. Мне нужна была точка. Я почти точно по посадочным знакам произвел посадку. Ну, а дальше? Дальше — снова поиски. Вскоре, видно по команде командира, включили прожектора, и я на них порулил. Командиром здесь был Григорий Денисович Онуфриенко.
Он был немало удивлен. Смотрел на меня и глазам своим не верил.
— Не будь рядом самолета, ей-богу, решил бы, что ты пешком притопал.
Утром следующего дня я собирался на свой аэродром, а полк Онуфриенко отправлялся на штурмовку войск противника в районе Кривого Рога, туда же следовал и полк Шаталина. Вот какая тайна хранилась в пакетах!
Глава VII
Освобождение Украины продолжалось.
В ноябре — декабре 1943 года наступательная операция 3-го Украинского фронта имела целью расширение плацдарма на правом берегу Днепра. К концу декабря наши войска отбросили противника на 20—30 километров севернее города Марганца и на этом закончили наступление на Криворожском направлении.
Наша воздушная армия продолжала вести боевую работу: по прикрытию войск, поддержке войск, которые вели бои так называемого «местного значения». Порой в этих местах воздушные бои переходили в такие сильные воздушные схватки, что в них участвовали десятки, а то и сотни самолетов противника. Они были насыщены всевозможными драматическими ситуациями, где проявлялись мужество, героизм, самопожертвование, взаимная выручка.
Наша газета «Защитник Отечества» всегда своевременно оповещала нас о мужестве, отваге братьев по оружию. Из очередной почты мы узнали о героическом подвиге, который совершил комсомолец летчик-истребитель Петр Кальсин, вывезший на Ла-5 Георгия Баевского с территории, занятой противником.
Ведущий пары «лавочкиных» гвардии старший лейтенант Баевский 12 декабря вылетел с гвардии лейтенантом П. Кальсиным на «охоту». Штурмовыми действиям они уничтожили две крытые автомашины и находившихся в них гитлеровцев, а также две повозки с грузом. Вскоре ведущий заметил ФВ-190, атаковал и меткой очередью сразил его.
Петр Кальсин видел, как вражеский корректировщик врезался в землю. Одновременно ведомый заметил, как потянулась струя черного дыма от самолета Баевского. «Подбит мотор», — услышал Кальсин голос ведущего по радио. Баевский повел горящий самолет на посадку. Гвардии лейтенант Кальсин, твердо усвоивший суворовское правило: сам погибай, а товарища выручай, принял сигнал командира, стал прикрывать его и следить за местом приземления.
Баевский сел на вспаханное поле, слегка покрытое снегом, выскочил из кабины и, стоя в горящей одежде, указывал рукой своему спасителю направлений посадки. Кальсин, мастерски произведя посадку на неровном поле, помог другу погасить пламя на комбинезоне, а затем принял решение: разместиться вдвоем на одноместном истребителе. Баевский занял место в фюзеляже, но взлететь было не так-то просто. Рыхлая почва, ряд телеграфных столбов ограничивали разбег. Кальсин выпустил щитки на 20 градусов и благополучно поднялся в воздух. Это произошло в 40—50 километрах от линии фронта, когда к месту взлета уже спешили немцы, стреляя на ходу.
Летчики, техники и механики восхищались подвигом однополчанина Петра Кальсина и горячо благодарили за товарищескую выручку в бою.
Спустя два дня был издан приказ:
«Войскам 3-го Украинского фронта о героическом подвиге летчиков-истребителей 5-го гвардейского полка. За мужество и героизм, проявленные при выполнении боевого задания, гвардии лейтенант П. Кальсин и гвардии ст. лейтенант Г. А. Баевский награждены орденами «Красного Знамени».
Отважные летчики в 1944 году стали Героями Советского Союза. Но на фронте радость и горе следуют рядом.
…Через несколько дней я узнаю о том, что 16 октября в боях под Запорожьем погиб мой земляк Иван Никитич Сытов. В одном из воздушных боев Сытов сбил очередной самолет противника, но немцы продолжали подходить для нанесения удара по сосредоточивающимся нашим войскам. Бой затянулся. Израсходовав боеприпасы, Сытов таранил вражеский самолет, тем самым преградив путь налетам противника. Погиб смертью храбрых, похоронен в городе Запорожье. Благодарные горожане после войны установят на могиле героя памятник, его именем будет названа улица и одна из школ в городе Запорожье.
Грустно было после этой печальной вести. И вновь в моей памяти предстал Сытов таким, каким я увидел его на полевом аэродроме под Харьковом.
В конце декабря наша эскадрилья перелетела на полевой аэродром Соленое для взаимодействия с подразделением авиационных корректировщиков майора А. Жало. Здесь же базировался и полк Онуфриенко. Произошла приятная встреча с командиром 31-го полка. Мы уже о многом переговорили, вспомнили все былое, как вдруг увидели, что на посадку заходит юркий По-2.
Кто это мог быть? Вместе с Григорием Денисовичем поспешили к самолету. Когда увидели, кто к нам прилетел, удивлению не было предела: с крыла спрыгнул Александр Иванович Покрышкин. Вот так новость! Поздоровались, глаз с него не сводим. Не терпится узнать о цели столь необычного визита. У меня мелькнула мысль: уж не летчиков ли подбирать в свой полк прибыл? Александр Иванович не спеша, вразвалочку направился в штаб полка Онуфриенко. Со времени первой моей встречи с Покрышкиным на Кубани он изменился, в нем стало больше солидности и сдержанности. И в то же время он остался простым, скромным, хотя слава о нем гремела уже на всех фронтах. А его формула — «высота, скорость, маневр, огонь» — была взята на вооружение многими летчиками-истребителями.
Толя Мартынов разработал более короткий шутливый вариант: «высота — залог здоровья». Когда мы сказали об этом Александру Ивановичу, он скупо улыбнулся, бросил: «И так годится…»
Но зачем все-таки он пожаловал к нам? В штабе Александр Иванович обратился к Онуфриенко:
— Батальон далеко расположен?
— Да нет, батальон майора Пахило рядом.
— Проводите меня туда.
Что нужно Покрышкину? Лишь по дороге выяснилось: он прилетел повидать свою любимую девушку, медсестру, с которой познакомился еще в Грозном.
Удивительное чувство любовь. Приходит время, и оно, как зелень по весне, пробивается, несмотря ни на какие невзгоды. Это святое чувство влекло меня в далекую Астрахань, а вот теперь оно привело к нам прославленного героя войны.
Вечером следующего дня новогодний вечер. Танцы. Александр Покрышкин и Мария Коржук, молодые, влюбленные, покорили всех нас. Танцы продолжались, все веселились. Никому и в голову не приходило, что у Александра Ивановича зреет дерзкий план, который он, умевший доводить свои решения до конца, осуществит с нашей помощью. Лишь потом, когда буду помогать Марии надевать меховое обмундирование перед дальним путешествием на По-2, я пойму, почему под конец вечера на ее лице промелькнула растерянность. Видимо, тогда Покрышкин сказал Марии, что намеревается увезти ее с собой.
Проводив Александра Ивановича и Марию, мы приступили к своим обычным делам. Разговор с Покрышкиным об истребителях — «свободных охотниках» — не прошел даром. Этот вопрос продолжал волновать нас, вызывать споры, некоторые горячились.
— Чего ждать, — шумели они, — раз наше командование ничего не предпринимает, надо в Москву писать, там поймут, поддержат. В других армиях давно действует эскадрилья «охотников», а мы только языки чешем.
Но писать в Москву не пришлось. Жизнь свое взяла. Было принято решение: из летчиков дивизии создать эскадрилью «охотников». Каждый хотел попасть в число счастливчиков. Из нашего полка такими оказались Султан-Галиев, Виктор Кирилюк, Анатолий Володин, Иван Новиков и я. В других полках этой чести удостоились Олег Смирнов, Виктор Кузнецов, Николай Краснов со своим ведомым Василием Калашонком, а также Михаил Губернский. Майор Краснов, командир эскадрильи, — известный летчик. О его боевых заслугах знали все.
Я очень обрадовался своему назначению заместителем Краснова. У такого командира есть чему поучиться. Командирами звеньев стали лейтенант Смирнов, Кирилюк, Краснов, Смирнов и я — коммунисты, остальные — комсомольцы.
Все мы пока оставались на партийном и комсомольском учете в своих полках. Эскадрилья нештатная, подчинялась она непосредственно дивизии. С первого дня в ней воцарилась своеобразная атмосфера, все чувствовали себя немного первооткрывателями, экспериментаторами, но при этом ни у кого не проскальзывало даже малейшей нотки зазнайства или превосходства.
Новое всегда привлекает молодых, они охотно принимают его, даже если что-то теряют при этом. В эскадрилью все, кроме Краснова и меня, пришли с понижением в должности. Заместители комэска стали командирами звеньев, командиры звеньев — старшими летчиками, старшие летчики — рядовыми. Но это обстоятельство никого не смущало. Каждому хотелось попробовать себя в настоящем бою, в котором никто ни в чем не ограничивает, не сковывает твоей инициативы и активности.
Истребителю, сбившему более десятка самолетов — такими были в эскадрилье «охотников» почти все, кроме Кузнецова, — свобода действия — высшая награда. Но она особенная, ее еще нужно оправдать. Об этом у нас шел серьезный разговор на первом же собрании в чистом поле у села Андреевки, где мы базировались теперь вместе с 31-м истребительным полком.