Притихшие женщины от такой речи не могли добавить ни слова.
– А выпьем бабоньки за наших моряков, моряков с большой буквы – сказала Грета Хейковна, поднимая бокал – за то чтобы они возвращались все же к нам чаще и на дольше.
Марина повертела головой, смахнула рукой слезы на размазанных тушью глаз. В ее глазу мелькнула слеза:
– Правы вы и Оксана и Настя и Грета Хейковна, да и сама я понимаю, что хуже сделаю только себе, Борьке и ему. Но уж больно невмоготу стало. Как-то очень больно. А мать пишет и звонит – бросай все приезжай.
Держаться нам надо друг друга и помогать морально переносить все сложности этой жизни – сказала Лали, поднимая свой бокал – если мы здесь выдержать не можем, то каково им там. За них! За их море! За их долг! И за наше терпение, которое будет вознаграждено их возвращением!
Бокалы стукнулись над столом.
Верстовский, склонился над картой, пытаясь понять возможные маневры американского командира атомной лодки – вот здесь и будем его зажимать, и сюда будем гнать, как только он себя проявит – показал он штурману на карте измерителем – и по другому нам его не взять. Он подводник, а мы противолодочники и тоже не лыком шиты. Их задача прятаться от нас, а наша задача их искать и уничтожать, пока они бед не натворили. А сейчас главное ждать.
Корабли КПУГ скрылись за горизонтом и БПК ‘Адмирал Щастный’, который находился без хода, могучие волны бросали как скорлупку и несли в сторону, едва видимого на экранах навигационной станции берега. Внутри корабля раздавались скрипы и стуки. Пройти по коридорам не держась руками за переборки было невозможно.
Корабль как-бы затаился в ожидании контакта гидроакустиков.
– Слушать ребята. Сейчас от вас все зависит – скомандовал Верстовский по ГГС в гидроакустическую рубку и держась за приборы, прошел к своему командирскому креслу, боком втиснулся в него и вытянулся во весь рост.
– Слушаем ребята и ждем, так ждут в засаде охотники. Авось удастся наша задумка и мы возьмем ее – обратился он к вахтенному офицеру Петрову и вышедшему из штурманской рубки штурману Николичу.
– А я и не сомневаюсь, что возьмем и погоним дружно – молча сказал Николич, разглядывая командирскую карту – вот сюда мы ее погоним в сторону Хоккайдо, а здесь скалы и мелководье. Для лодок такого класса находиться на глубинах менее трех длин смертельно опасно. Значит надо ждать их ухищрений, выпуска имитаторов, попытки прорыва любыми средствами. И здесь нельзя оплошать, всплывать они не будут, если мы не заставим и глубины не вынудят.
Подошел к командиру командир метеорологической группы старший лейтенант Вареницын – товарищ командир шторм утихает, через два часа ожидаем снижение ветра и высоты волны. Он достал свои карты, принятые по фототелеграфу, и показал командиру и штурману, разрисованные цветными карандашами направления движения циклонов и антициклонов, направления ветра и течений.
Штурман и командир внимательно слушали Вареницына и разглядывали карту.
Командир поцокал немного и взъерошив буйную русую шевелюру заулыбался – а ведь сегодня и Бог на нашей стороне.
И немного подумав, продолжил – пока есть время расскажу вам одну историю – в 1972 году, когда я был молодым старшим лейтенантом на крейсере ‘Москва’ в районе Сицилии мы зацепили такую же лодку класса ‘Огайо’. Контакт был внезапным, и Москва отреагировала сразу – держать сколько можно. А держать можно было сколько угодно. Пролив узкий, а у нас на борту двенадцать противолодочных вертолетов со спускаемыми станциями и гидроакустические буи. Гоняли мы ее часа три и заставили всплыть в терводах Италии. Она всплыла и их командир вышел на международном канале УКВ и вежливо по-английски сказал:
– Командир ‘Москвы’ благодарю за хороший урок.
– Что так и поблагодарил? – спросил штурман – у нас бы за это командира сняли с должности и лишили партбилета.
– Наверно вы правы Николай Петрович, прищурился командир – в 1975 году ходили два черноморских БПК ‘Резвый’ и ‘Резкий’ с визитом во Францию в Бордо. Принимал их эскадренный миноносец ‘Ле Галсоньер’. В первый день на ‘Ле Галсоньере’ устроили праздничный обед, на который пригласили офицеров обоих кораблей. Замполиты и особисты долго определяли кому можно пойти на почти на вражеский корабль, кто нет уронит честь советского офицера и честь страны. Набрали с обоих кораблей 10 офицеров. Командиры, замполиты, особисты, офицеры политотдела и штаба. Из простых офицеров и тем более не коммунистов не попал никто. Список офицеров, на торжественный обед, утверждался в сначала в Севастополе, потом в Москве. Надо ли говорить о том, что инструктаж был на самом высоком уровне. Туда нельзя, сюда нельзя, пить нельзя, есть немного, дабы не подумали что у нас могут быть алкоголики, и что нас не кормят плохо. Флагманский штурман, записанный спервоначалу сам снял свою кандидатуру, боялся, что не будет соответствовать. В назначенное время все осмотренные командиром похода адмиралом Варгиным, сверкали как новые пятаки в парадной форме, с кучей юбилейных орденов и медалей и с кортиками, сошли с кораблей. На ‘Ле Галсоньере’ построили экипаж, выстроили почетный караул, встретил командир корабля, доложил нашему адмиралу.
Переводил – Верстовский сделал паузу, посмотрел на заинтересованных слушателей, обратил внимание, что вахтенные рулевой и радист тоже уши развесили, слушая рассказ и продолжил – внук самого бывшего депутата Государственной думы Гучков Мишель. Хорошо переводил сволочь и русский у него без всякого акцента.
– Товарищ командир, а вы откуда знаете, если брали одних начальников и коммунистов, а вы в то время были ну максимум старшим лейтенантом – спросил вахтенный офицер, блестя восторженными глазами.
– Ты Петров не пропусти обед и команды дай вовремя – сказал с улыбкой командир, взглянув на корабельные часы.
Вахтенный офицер метнулся к ГГС, торжественным голосом объявил – Команде руки мыть.
Командир тут же вспомнил, как в Севастополе на корабль приехал его отец, председатель колхоза, и услышав корабельные команды, сильно удивился и обрадовался – во как у вас Леонид все расписано, когда руки мыть, когда водку пить, когда в туалет идти. Он подумал, вздохнул и немного поморщился, – отец уже два года, как умер и теперь мать живет одна и видимо придется брать ее сюда. Как они уживутся с Маринкой? Страшно ей сказать, что надо забирать мать к себе.
– Ну и как товарищ командир дальше – спросил штурман, видимо интересуясь, а что там произошло на ‘Ле Гальсоньере’.
За его спиной стояли уже связист и минер старшие лейтенанты Пятаков и Лавренчук, тоже видимо ожидая развязки рассказа.
– Тогда слухайте господа офицеры и мотайте себе на ус, что такое заграничные визиты и как себя вести надо – и Верстовский продолжил свой рассказ.
– Встретили наших офицеров, доложили адмиралу, организовали экскурсию по кораблю и потом пригласили к столу. Офицеры удивились, что на торжественный обед были приглашены жены их офицеров. Стол был накрыт так, как наши не видели никогда и омары и профитроли, и коньяки, и шампанское и овощи с фруктами, которых наши не видели никогда. Сели, выпили, Гучков младший старался переводил каждое слово, куда там нашему спецпропагадисту, который даже не успевал за ним. Поднимали друг за друга тосты. Начпо под столом несколько раз стучал по ноге замполита ‘Резвого’, что хватит пить и чтобы тот следил за своим командиром и вместо шампанского подливал ему сок.
Вахтенный офицер внезапно перебил командира – товарищ командир я только команду дам – подождите немного.
Пока вахтенный офицер давал команду – команде обедать, связист подписал у командира телеграмму ЗАС, но с ходовой рубки не ушел, а остался дослушивать командирский рассказ.
– Ну, так слушайте дальше – командир отпил из стакана уже холодный чай – в конце самого застолья командир ‘Резвого’ капитан-лейтенант Москвин произнес тост ‘За вечную дружбу военно-морских флотов Франции и СССР’ и подойдя к командиру ‘Ле Галсоньера’ чокнулся с ним, подал руку и обнялся. Расчувствовавшийся командир ‘Ле Гальсоньера’ тоже обнял нашего командира и сняв с себя свой кортик, протянул его командиру ‘Резвого’. Тот беспомощно оглянулся на адмирала – что делать, тот как бы не понимая, что делать, тот отвернул глаза – сам полез целоваться – сам выпутывайся.
Офицеры замолчали, действительно ситуация такая, что взять нельзя, да и не взять вроде тоже нельзя. Сам же вроде вечную дружбу предлагал.
В это время, внезапно зашумела ГГС ‘Лиственница’, и раздался слегка хрипловатый голос дежурного по связи мичмана Ворошени:
– Ходовой – КПС.
– Есть ходовой – включился вахтенный офицер.
– Для командира. С флагмана от адмирала Сатулайнена телеграмма ЗАС – занял исходную точку, начал движение в район точка Сатулайнен.
– Понял – взял в руки микрофон командир, заботливо поданный вахтенным офицером.
– Передать на флагман по СБД – вас понял, ожидаю в готовности.
Офицеры, собравшиеся в ходовой рубке, посмотрели на командира, ожидая приказаний.
– Так, други мои – сказал командир отдавая микрофон вахтенному офицеру – играть тревогу мы пока не будем, до обнаружения лодки, как и что-то включать тоже не будем, дабы лишний раз не демаскировать себя. А прошу вас всех убыть на свои командные пункты, аккуратно без шума и пыли вызвать тех, кто вам нужен в первую очередь и ждать моих команд – командир улыбнулся.
Штурман, командный пункт которого находился в ходовой рубке спросил:
– Товарищ командир, а может расскажите чем закончилась эта истории.
Командир рассмеялся:
– Нет, расскажу всем потом, когда возьмем эту ‘Джоржию’ за вымя и подержим обеими руками. А пока сами додумывайте, чем могла закончиться эта история.
Офицеры слегка погрустнев, от того, что командирская история не была рассказана до конца. Они любили слушать командира. Он всегда рассказывал интересные, захватывающие, поучительные истории из флотской жизни.
– Ну, потом, так потом – сказал громко командир дивизиона связи и отправился к трапу, ведущему вниз.