Замполит остался в одиночестве за командирским столом. Лишь за дальним боковым столом удивлено смотрели в сторону офицеров мичмана. Надо сказать, что после перевода корабля в бухту Русалка мичманская кают-компания закрылась, и оставшиеся на корабле, в составе так называемого временного сдаточного экипажа 6 мичманов перебазировались питаться в офицерскую кают-компанию. И вот теперь, допивая компот, мичмана молча и с неприязнью, смотрели в сторону офицерского стола.
– И чего этим офицерам неймется? Все понятно – корабль и так на иголки, и деловому человеку надо побольше поснимать с него всякого цветного железа и продать местным барыгам, по ночам так и роящимся у корабля, под различными причинами – подумал вытирая пышные усы мичман Опанасенко – старшина команды дальнего радиолокационного наблюдения, и ставя стакан из под компота на стол – Вот поднакоплю несколько десятков тысяч гринов и тогда можно в Украину. Стану на Полтавщине знатным человеком, хозяином. Можно будет и свое дело открыть любое, хату добрую отстроить с бассейном, с башенками, как в кино показывают у буржуев. И чего этим офицерам не сидится, ну да ладно нам больше достанется. Пусть сидят со своими погонами и кортиками. Вон я толкнул уже свой за 150 гринов заезжему из Хабаровска барыге, а заодно и пару двигателей со сломанных катеров. Нет, вовремя я не поехал с хлопцами в Украину. Теперь буду по сравнению с теми, кто спешили на двойные оклады и шмат сала, обеспеченным человеком, а тогда можно уже будет вернуться на ридныненьку Украину – незалежную, самостийную. Надо только поболе, этих клятых москалей, раскулачить теперь, пока есть возможность.
Мичмана с шумом встали с привернутых к полу крутящихся стульев и покинули с шутками кают-компанию. Впереди шел здоровой и коренастый Опанасенко, с какой-то непонятно злобой рыскавший взглядом по сторонам.
– Черт их побери, как в таких условиях заниматься вопросами воспитания? На корабле остались одни неврастеники. Ну, порежут «Брест», ну и что – продадут железо и построят этим же дуракам квартиры в Приморском крае. Чего шум поднимать из-за этого куска ржавого железа? Да красная цена ему пара двух десятиэтажных домов – это лучше, чем так ржаветь годами в этой Тмутаракани – думал замполит, упоительно доедая остатки макарон.
Вестовые матросы, молча убирали тарелки со столов.
– А что ребята готовы, раньше времени домой поехать? Корабль продадут или на иголки пустят – вам службу сократят и по домам все сразу. Хотите?
– Хотеть-то домой хотим, но и корабль жалко. За что его так? Или флот России совсем уже не нужен? – спросил с какой-то болью во взгляде матрос Ершов, призванный из Москвы.
– Ну, жалко и мне корабль конечно. Это понятно, сердце болит, но больше домов построят для офицеров и мичманов. А они дурные этого не понимают. Устроили здесь показательный отказ от приема пищи.
– Нет, товарищ капитан 3 ранга, и мне сегодня кусок в горло не полезет – не согласился с доводами зама по воспитанию Ершов – мы же со Жженовым полтора года назад на боевой были в Индийском. Так чувствовали там, что корабль нужен Родине. Мы свое дело делали честно, а теперь что? Полкорабля на металлолом продали. А вокруг роятся прохиндеи всякие.
Слезы выступили на глазах у вестового, он отвернулся в сторону раздаточного окошка. Его рукой толкнул в бок второй вестовой, матрос Губайдулин из БЧ-2:
– Антон, давай быстрее убирай со столов, а то к чаю не успеем помыть посуду.
Антон, смахнув слезу, пошел вдоль длинного стола собрать тарелки и прочую посуду.
– Вот философы драные, в робах – подумал зам по воспитанию, и аккуратно вытерев салфеткой рот, вышел из кают-компании – И эти туда же корабль им дороже дембеля. Все, нет корабля! Осталось с достоинством передать этот кусок железа, куда прикажут. Главное теперь не сгореть, как на «Смоленске» – выгорел весь машинный отсек – так ИО командира и замполита сняли тогда с должностей, за то что не уберегли. А тут такой скандал из-за того, что главные валы порезали.
Надо сказать, что на корабле в этот момент экипаж официально не числился. Все офицеры, мичмана, старшины и матросы имели к своим должностям приставку ИО и находились за штатом, то есть временно исполняли должности. Флаг на корабле торжественно спущен, штат по приказам закрыт. Оставлено всего десять офицеров, шесть мичманов и пятьдесят матросов и старшин для содержания корабля и механизмов и подготовке корабля к утилизации или продаже. Ну и конечно и для охраны бывшего флотского имущества.
Зам по воспитанию Гагулин на «Бресте» был не «местный» (в смысле не старожил «Бреста»). Пришел на корабль уже после спуска флага, и поэтому с другими членами оставшегося экипажа держал дистанцию или они с ним (в свою среду на авианосцах офицеры принимают новичков крайне осторожно) и не понимал их, как впрочем, и они не понимали и не воспринимали его. Проштрафился, он на острове Русском, в учебном отряде – попался на воровстве продовольствия у матросов. А тут корреспондентишко попался заезжий и раззвонил во все колокола, что в их учебном отряде матросы, черт бы их побрал, от дистрофии попали в госпиталь, и прогремела часть на всю Россию. По телевизору показывали, в газетах разоблачали, а сколько на коврах у начальников пришлось выстоять и что выслушать не дай Господь вспоминать такое. Командующего флотом даже сняли с должности, командира учебного отряда под суд отдали – правда срок дали условный, вовремя он себе и Гагулину по поводу новых российских орденков подсуетился. Хочешь не хочешь, а орденоносцы – заслуженные люди, и сроки по положению можно только условные давать.
Ну, и как водится в славных политических органах, оставшихся по наследству от Советской власти, проштрафившихся политработников с должностей не снимают, и не судят (ну при чем, они здесь? Командиры за все отвечают во вверенных подразделениях), а сдвигают временно в сторону, на другой корабль, или в другую военно-морскую базу. Политработник – номенклатура высокого полета (несмотря на все изменения во власти, своих не сдают), и как должность не назови, и кто бы не был у власти – политработники всегда нужны. Вот в одной базе начальник политотдела давал квартиры только тем офицерам, жены которых прошли через его постель. И что наказали, когда все выяснилось, и начался скандал? Ничего подобного перевели на равнозначную должность в Прибалтику. Поэтому Гагулин был уверен в своей судьбе. Не пропадет – главное этот «Брест» побыстрее спихнуть. А там ….. Скажут матросов причащать, и в церковь водить – пожалуйста. А рясу надеть и со свечой стоять и песни петь может даже получше, чем некоторые попы. Главное при деле быть и при власти.
– Товарищ командир, в команде нездоровые настроения, в связи с порезкой главных валов. Муравьев настраивает офицеров против приказов Главного штаба ВМФ и решений Правительства России – докладывал ИО командиру капитану 2 ранга Никифорову в его каюте, зам по воспитанию, сидя в кресле и закинув ногу на ногу, попивая командирский чаек.
ИО командира капитан 2 ранга Никифоров затянулся сигаретой, смахнул пепел в красивую хрустальную пепельницу, слегка прищуриваясь от едкого дыма, и обдумывая каждое слово, произнес:
– А ты что Петр захотел, что бы они возрадовались, что из корабля сделали кучу металлолома? Аплодировали, что каждый день с корабля исчезают приборы, детали механизмов, аварийно-спасательное имущество. Не дай Господь пожар – чем мы тушить будем?. Ни одного пожарного ствола, огнетушителя, ни в коридорах и ни на сходах нет, света в дальних помещениях нет, по кораблю можно пройти только по определенным маршрутам, а по ночам кто-то орудует, внутри разбирая корабль – каждую ночь слышу стуки кувалд, выламывающих железо. Внизу грязь, вода, крысы. Света нет. А у нас еще полные посты секретной техники. Потерю, которой нам не простит ни одно Государство. Не дай Господь! Загоримся, никто не потушит.
Зам вдруг быстро перекрестился, а командир увидев это, усмехнулся:
– Быстро вы в попы себя перевернули, однако.
– А я с детства был верующим – бабушка крестила, и крестик всегда со мной был. Даже в самые лютые годы. Ну командир ты сам понимаешь, что у нас здесь служба не сладкая. На то нас здесь и поставили, что бы блюли интересы государства.
– Наверно я Петр неправильно понимаю интересы государства, если не понимаю, почему новые корабли идут под нож, а более старые оставляют. Ну а насчет религии, зачем тогда пошел в политработники, коли не верил в идею?
– Да просто так пошел партию. Я видел ее недостатки и пошел разлагать ее изнутри – с каким-то пафосом ответил Гагулин, запивая свой ответ, чаем из чашки с надписью «Брест» и гвардейской ленточкой по ободку – я первым партбилет публично сжег, когда началась перестройка. Помнишь писали во «Флаге Родины»?.
Командир встал подошел к иллюминатору.
– Говоришь разлагать партию изнутри? Ну, ну! Лавры Саблина со «Сторожевого» не дают покоя? Так тот плохо кончил. Ладно шучу! Понятно, что все не так просто.
По левому борту корабля из командирского иллюминатора открывался безрадостный вид на разбитую колесами автомобилей дорогу, проходящую вдоль залива. По дороге куда-то направлялась к сопке, за которой скрывалась дорога, группа из трех матросов с мичманом во главе с тяжелыми вещевыми мешками.
– Поперли, чего-нибудь на продажу в Михайловку – подумал командир – и сколько с ними не говори, сколько не наказывай, все равно будут воровать, пока мы судить не начнем или пороть публично здесь на корабле. А судить не дают начальнички, им до лампочки, что будет с кораблем, сколько рапортов не пиши. Сами растаскивают корабельное имущество и потихоньку вывозят себе на квартиры и дачи. Вон флагманский коридор весь разобрали до металла – начпо постарался, а надстройку третий ярус начальник штаба эскадры взял себе на дачу и для отделки квартиры, каюты авиаполка разбирают потихоньку. Даже этого ворюгу Опанасенко списать с корабля не дают, ведь он для них первый помощник.
– А что Зам может нам, если поймаем кого, публично выпороть на верхней палубе при пос