– Вот и славненько. Значит так и действием. А ты сам Кузьма, как с этими? Как попал в эти «тантон-макуты» – решился спросить Никифоров.
Кузьма покраснел, замялся немного, а затем своим ровным и спокойным голосом ответил:
– Два года назад выгнали с флота. Комиссия из Москвы, от Бондаренко, такие недостатки нашла, что продолжение службы командованием было признано нецелесообразным. Поперли меня со службы, потом детей тренировал, хотел в менты податься, да посмотрел немного как у них и понял, что не по мне эта служба. Не приучен мзду брать. Там нижние чины, старшим ежедневную мзду с простых людей собирают, должны сдать норму за дежурство. А кто не дает из тех выбивают. Подобрали эти, когда совсем жить не хотел. Но это лихие люди – бойтесь их, у большинства по несколько ходок в лагеря, за убийства. А теперь на какую-то крупную шишку здесь работаем. Обещали очень хорошее вознаграждение. Вот если коротко.
Да побросало тебя – с уважением пожал руку Кузьме Никифиров – ладно пока всем готовиться к ночной операции.
– А может Литовченке на ночь «гексавитовку» в баньку дать со снотворным? – спросил смущенно начмед – как тогда «Фуул Пруув» Игорь с Серегой приготовили.
– Вот это будет неплохо. Ты бы и охранников угостил – похвалил начмеда Никифоров.
– Не, не пройдет – внезапно вмешался Кузьма – Николаич за такие дела, если унюхает, отправит рыб кормить. У нас строго очень по этому пункту. А вот Литовченко, и его команду вполне можно.
– Так и порешим – пожал руку Кузьме Никифоров, и офицеры поодиночке стали выходить из каюты. Первым как на охоте выскочил Кузьма, и моментально скрылся в темноте коридора.
Морозов держа руки на животе справа, как научил его Свиридюк, вместе с ним и с фельдшером Самойленко, которому все объяснили, все как следует, минут через тридцать направились к трапу. Почти час Свиридюк, доказывал, в чем-то убеждал начальника охранников Николаича, подозрительно смотревшего на Морозова и Свиридюка.
Несколько раз запрашивал Литовченко по связи, затем сам сходил к нему в каюту командира. Литовченко решил, что одним офицером на корабле меньше – даже лучше, но приказал начальнику охраны, дать двух охранников в сопровождение, приказав не спускать с офицера и фельдшера глаз.
Морозов с фельдшером сошли на берег, и похромав в сопровождении двух охранников, с короткими автоматами направились в бухту Чародейка, где стоял на «Смоленск» по тропе Хоши-мина, через сопку Надежды и откуда в город ходили автобусы.
На трапе на первую палубу Никифорова перехватил Гагулин:
– А вы где были товарищ командир? Я с ног сбился вас разыскивая. Если что наши натворят, с нас ведь спросят в первую очередь. А там суд военного Трибунала, а у меня две девочки. Вы ничего не слышали, ничего они там не затевают?
– Да что они могут затевать – пьют остатки «гексавитовки» – доктор приготовил – говорит полезная для здоровья штука – спирт на витаминах настаивает. Уже пьяные валяются, небось, надо посмотреть, чтобы на обед и ужин не проспали. Пойдем лучше к Литовченко – он теперь в моей каюте. Ты приготовь на вечер, что выпить и закусить московским товарищам и проинструктируй Свиридюка, что бы к 22 часам сауна была на высоком и «гексавитовки» возьми для Литовченко и его друзей.
Герасимов пригласил в каюту двух старшин-контрактников ЗАС-овцев Антона Ершова и Вадима Завгороднего:
– Слушайте мой последний приказ на корабле, старшины. Мы должны уничтожить весь ЗАС и документацию этой ночью. Иначе все уйдет за рубеж. Считайте, получили команду «Огонь» на уничтожение всей специальной техники на случай захвата корабля. Документацию со всеми грифами секретности через машину «Тайна» пропустить в лапшу, ну а субблоки и шифраторы аппаратуры кувалдами. Да так чтобы никто не узнал и не услышал, иначе все уйдет на «Бресте» прямо в Пентагон.
– Так что это решено на высшем уровне?
– Ничего не решено, и если мы этого не сделаем, то никто не сделает. Завтра сходим с корабля и все бросаем здесь, что не уничтожим – уйдет в Корею. Другого времени и возможности не будет. Дело добровольное, и очень опасное – принуждать не буду никого. Если поймают «черные», то выводы могут быть самые тяжелые – могут и к стенке поставить. Ночью нам надо проникнуть на боевые посты, у меня есть запасные ключи, в сейфе. Тихонько покрошить шифраторы и субблоки, а затем обломки, обрывки – в эвакуационные мешки, и за борт. Оставить одни корпуса аппаратуры – их не спасем. Шуметь нельзя, ни при каких обстоятельствах – Герасимов решил брать все на себя, понимая, что чем меньше знаешь, тем легче жить – Ну так кто со мной?
– Я иду – ответил, побледнев Вадим.
– А как пройти на посты, везде эти «черные» стоят гориллы – спросил, задумавшись с сразу посерьезневшим лицом, Антон.
– Я проведу. Есть одна дорога потайная. Нам помогут. Так и пройдем – прямо через посты охраны. Ну а дальше наши дела. Вадим ты с нами? – решив, что про Кузьму раньше времени, лучше не говорить.
– Конечно. Не хочется свое отдавать, этим гадам в черном – они мне сразу не понравились. За корабль и государство обидно. Уголовники какие-то.
– А акты уничтожения потом составим на берегу – подытожил разговоры Герасимов – в 22 часа после вечерний поверки, сразу ко мне в каюту – ляжете спать здесь, отсюда и пойдем.
Герасимов пожал руки старшинам, и они тихонько выскочили из каюты. В каюту заглянул Гагулин: – Вы чего это тут секретничаете?
– Да так проинструктировал, что завтра утром сходим с корабля. И что бы они перебирались из кубрика вечером ко мне. На второй палубе ведь запретили жить. Ведь перекроют еще и вход в корпус корабля.
– Это правильно, а как вы тут разместитесь, втроем?
– Еще как разместимся. И больше, на боевой здесь спало, когда штабы в море выходили. На полу разместимся, на диване, я на своей койке. Каюта позволяет, Слава Богу!
Из бухты Чародейка до Михайловки откуда до военно-морского госпиталя было рукой подать, два раза в день ходили автобусы. Сюда и пришли держащийся за живот командир БЧ-2 «Бреста» Морозов, фельдшер Самойленко и два охранника, сопровождавших, их до автобуса. На автобусной остановке, убедившись, автобуса раньше, чем через пять часов не будет, охранники приуныли и стали совещаться. Один побежал на сопку, откуда была связь с «Брестом», советоваться с руководством. С «Бреста» дали команду всем ждать автобус.
И тут Самойленко попросил разрешить, чтобы больного осмотрел более опытный врач со «Смоленска», майор Головатый.
Охранники вначале не соглашались, Но поняв, что другого пути нет. Стоны Морозова становились все громче и громче, в конце концов согласились пригласить к больному доктора Головатого. Довольный решением охранников, Самойленко, легкой трусцой припустил на «Смоленск». А Морозов присел, кривя свое лицо, и держась правой рукой за правую част живота. Охранники встали рядом у дерева, и закурили, с презрением поглядывая на мучавшегося офицера.
На «Смоленске» Самойленко, сразу нашел каюту особиста – она располагалась там же, где и на «Бресте» в проходном коридоре второго яруса надстройки. Через пять минут, о всех бедах и злоключениях «Бреста» выслушал его рассказ, удивленный капитан-лейтенант Лебедев, поднятый по этому случаю из постели, несмотря на адмиральский час. Он был удивлен подобным разворотом дел, тем, что его даже не поставили в известность, но понимая всю важность ситуации, и не понимая до конца, почему охранники не отпускают больного Морозова на «Смоленск», тем не менее, стал рассуждать уже одеваясь:
– Так все понятно. Бояться, что их планы на флоте станут известны раньше, чем они начнут буксировку корабля. Нас стараются даже в курс дел не вводить, а следовательно у них не все так гладко, как всем кажется на первый взгляд. Вывод один, что надо срочно вмешаться в это дело, прежде, чем они начали буксировку корабля. Как только они выведут корабль в нейтральные воды, наша российская юрисдикция заканчивается, и потом можно слать любые жалобы в ООН и другие заинтересованные органы. Моя задача, прежде всего, завязать на это дело заинтересованные управления Тихоокеанского флота и таможенных органов города Ванино. На Тихоокеанском флоте они тоже имеют прикрытие, раз отправляют экипаж во Владивосток. Но существующими разногласиями и несогласовками, мы и можем воспользоваться. Так Самойленко, я на доклад к руководству, а ты дуй в медблок, надо Морозова вытаскивать и спасать. Предупреди Головатого, что бы он был готов. Я скоро буду.
Минут через десять видимо решив все вопросы с командиром «Смоленска», он прибежал в санчасть, где его ждали майор Головатый и старшина 2 статьи Самойленко:
Экипаж видимо сейчас находится на положении заложников, но нам пока можно вытащить только Морозова – давайте белые халаты тащите сюда, берите медицинские инструменты, носилки, доктор вы пойдете со мной осматривать больного, как врач, а я буду при вас, как мичман-фельдшер. Задача номер один вытащить Морозова, забрать его на «Смоленск». У него же нет аппендицита на самом деле, а Самойленко?
– Да нет, он специально притворяется. Мы со Свиридюком, его обучали, как правдоподобнее это делать, чтобы вам все доложить, и с корабля вырваться – подтвердил Самойленко.
Через 30 минут к автобусной остановке подошли доктор Головатый, Лебедев, фельдшер Самойленко, и еще один матрос со «Смоленска» в белых халатах на форме. Самойленко и матрос шли немного сзади с металлическими кривыми носилками на ножках.
Головатый уложил Морозова на носилки, заставил оголить живот, и начал осматривать и ловко тонкими пальцами пульпировать, известные только врачам места. «Больной» правдоподобно застонал. В это время Лебедев, как заправский фельдшер, поставив ртутный тонометр, прямо на землю, рядом с носилками, измерил давление и пульс «больного».
– Да товарищ майор давление больного повышенное, пульс зашкаливает за 100, возможен перитонит. Надо срочно оперировать на «Смоленске», иначе до госпиталя не довезем. Возможно, начался внутренний абсцесс, и если аппендикс вскрылся, то гной начал выходить во внутренние органы. Тут дело жизни и смерти решают минуты, а может быть и секунды.