старшины.
– Вы тут это, никуда не ходили? – спросил вошедший в каюту с обнаженным пистолетом начальник охранников. За его плечами были видны другие охранники, с оружием наизготовку, и за их плечами маячил замполит Гагулин.
– Нет, ничего не видели, только слышали, а что там за стрельба была?
– Да убили там двух мародеров, одного захватили, а один убежал. К вам никто не заскакивал?
– Нет, а каких мародеров?
– Ну, этих, которые корабль разворовывают. Ты оденься – пойдешь с нами. Хочу с офицерами отдельно поговорить – скомандовал круглолицый начальник.
Саша стал одеваться. Ноги никак не могли попасть в штанины – Кого убили? Муравьева или его старшин?
Его привели под конвоем в салон флагмана. Там сидели Литовченко и его люди. На полу, лежали избитые, и с наручниками на руках командир Никифоров и Муравьев. Кучкой стояли в углу остальные офицеры, видимо приведенные немного раньше.
По рации прошел доклад:
– У них два двухсотых и у нас два трехсотых. Тела на палубе для опознания. Нашим, оказываем помощь, но они ничего объяснить не могут. Получили по балде непонятно от кого, и оружие у них даже не забрали.
– Прямо ниндзи какие-то, передразнил докладчика Литовченко. Найти, кто наших положил, хоть весь корабль перевернуть.
– Ну, что Господа офицеры, пойдем, посмотрим что там – скомандовал Литовченко и направился к спуску на верхнюю палубу.
На палубе лежал отдельно мичман Опанасенко и матрос с БЧ-7. Чуть в стороне доктор Свиридюк оказывал помощь двум охранникам.
– Их кто-то руками вырубил. Били по горлу, а могли убить и что самое главное никого не видели.
– Так, всех офицеров, мичманов и матросов корабля запереть в 100-ом коридоре до утра. Утром будем разбираться со всеми.
Подгоняя ударами автоматов, охранники погнали офицеров к 100-ому коридору на третью палубу. Туда уже сгонялись ничего не понимающие старшины и матросы. Герасимов молча посмотрел в сторону 17-ого схода, где еще недавно он таскал мешки с Антоном и Вадимом. У трапа на третью палубу отворачивая лицо, стоял Кузьма Гусаченко с автоматом и еле видной улыбкой.
Немного позже в 100-й коридор притащили в наручниках избитых и окровавленных – командира корабля Никифорова и командира БЧ-7 Муравьева. В коридоре расположился весь экипаж, кроме Гагулина и убитых мичмана и матроса БЧ-7. У входа в коридор на трапе встали сразу два охранника.
Офицеры сразу собрались в противоположном конце коридора. 100-ый коридор поперечный коридор, идущий с левого борта от рубки дежурного по кораблю на правый трап. Матросы, молча, ложились на пол, и засыпали.
Муравьев держал перед собой руки в наручниках. Свирюдюк чем-то примазывал его ссадины. Наконец Муравьев начал повествование:
– Если бы не этот хмырь Опанасенко, то мы все бы сделали. Уже разбили блоки, выбросили за борт почти все субблоки, а этот тут бежит от охранников прямо к нам прятаться. А за ним бегут охранники и стреляют. Пули по коридорам рикошетят. Подстрелили они его, а он к нам, к двери. Упал у двери входа на ФКП – Володя выскочил и попытался его затащить – тут они и его подстрелили – Муравьев смахнул слезу обеими руками – Мы затащили их вовнутрь, заперлись они стали ломать двери струбциной. Саша проскочил через маленький коффердам в КПУНИА и ушел, а я не успел, да и Володю не бросишь, а вдруг живой. Слышу шум перед дверью – хрип какой-то. Открываю два охранников в черном лежат, и никого. Только я вышел, поволок Володю в санчасть, как набежали опять эти черномордые, воткнули меня лицом в палубу и стали бить ногами. А когда они своих нашли, я думал вообще убьют. Повезло, что пришел их начальник, он меня и спас от расправы. Посмотрели, а Володя мертвый. Приволокли, к Литовченке, в салон флагмана, бросили на пол – он стал бить меня лежащего в наручниках ногами, а командир вступился, так они и его избили, и тоже в наручники посадили.
– Это Кузьма наверно попытался тебе помочь, но не успел – прошептал Герасимов.
Внезапно в дверь правого трапа раздался условный стук «Семерка» и наглухо закрытая дверь вдруг открылась. За дверью показалось лицо довольное лицо Кузьмы:
– Ну как вы тут? Помощь нужна?
– Какая к черту помощь? Мурзика надо вывести с корабля, а то его замордуют.
– За ним я и пришел – плотик ПСН-10 под бортом. Если хотите, можете все уходить. Ну, а нет, сколько можете на него посадите. Только аккуратнее пока темно и туман.
– Мы-то уйдем. А матросы и старшины? Нет, я своих людей не брошу, а вот Муравьеву приказываю убыть на «Смоленск», и этот твой матрос, который ускользнул как его Саша. Давайте вдвоем, ты Герасимов со своими матросами – вам больше нечего делать на корабле, ну и еще возьмете пятерых матросов – они здесь совсем, не при чем – приказал Никифоров.
Герасимов попытался протестовать, но командир был непреклонен:
– Отставить разговоры и вперед на «Смоленск». Завтра встретимся.
– Товарищ командир, а вы, вам то точно всего этого не простят.
– Забыл Саша морской закон, командир покидает корабль последним!
Кузьма, молча снял наручники, у Муравьева, и тихо пропал в темноте. За ним скользнули в темноту правого трапа, указанные командиром офицеры и матросы.
– Оставшимся теперь спать. Утро, вечера мудренее – приказал Никифоров, оставшимся.
Опанасенко не мог примириться с пропажей пятидесяти тысяч долларов. Завтра обыщут и отберут, все что нажито многомесячным трудом. Он еще вечером упаковал доллары в гальюне в целлофановый мешок, привязал для верности гантель. С трудом дождавшись темноты, он потихоньку вышел из своей каюты.
– Ты куда Микола – спросил проснувшийся молоденький мичман Швайковский.
– Да так живот прихватило Юра, я скоро приду.
Выход на верхнюю палубу был перекрыт и по левому и по правому бортам.
– Обложили сволочи – подумал Опанасенко и спустился аккуратно вниз на вторую палубу. Вахтенного не было на своем месте, и Опанасенко благополучно прошел к медблоку. Вход в медюлок был перекрыт, как и коридоры, ведущие на левый борт. Опанасенко попытался открыть одну из кают, но сверху послышались чьи-то шаги и он вынужденно спустился на третью палубу.
На верху раздались голоса охранников, которые спускались на третью палубу. Опанасенко побежал в носовую часть корабля.
– Добраться бы до швартовых устройств, а там выкину за борт, и пусть берут на здоровье, отбрешемся.
Но коридоры, ведущие в носовые швартовые устройства, тоже были перекрыты и тогда Опанасенко перешел по поперечному коридору на левый борт. Охранники громыхали своими берцами за ним, по следам. Прорвусь на ФКП, а там закроюсь на задрайки, и никто не возьмет. Охранники где-то сзади замешкались, и у Опанасенко появился шанс. Он проскочил в какую-то открытую каюту и выкинул заветный пакет за борт.
– Уведут «Брест» – жизнь потрачу, но достану со дна свое.
Он вышел из каюты и уже ничего не боясь, направился навстречу охранникам.
– Стой, кто идет?
– Так то я Опанасенко мичман с БЧ-7.
И тут он сделал роковую ошибку. Увидев, направленные на себя автоматы и перекошенные в свете фонарей, лица охранников, он побежал.
Вдогонку раздались выстрелы. Пули неслись по коридору, рикошетя и выбивая искры.
– Только бы добежать до ФКП. Только добежать ……..
И тут пуля попала ему в спину. Боли он не чувствовал, но тело перестало его слушаться и стало как чужим. Он, опрокидываясь на спину, упал зацепив непослушными ногами комингс. Последнее, что он почувствовал, как кто-то схватил его за руки и потащил в сторону ФКП. Ни ног ни тела, он больше не видел и не ощущал. Он почувствовал, как тащивший заваливается на него, и чьи-то сильные руки затягивают его через комингс в спасительную тишину. Больше он ничего не видел и не чувствовал.
В салоне кают-компании под утро собрались несколько прибывших на корабль с Литовченко офицеров. В небольшом помещении было плохо видно, от висевшего в воздухе табачного дыма. На столе стояли еще закуски и бутылки из под корабельного спирта «гексавитовки».
Докладывал невысокий плотный человек в штатском, занявший место рядом с изрядно захмелевшим Литовченко:
– Позвольте доложить вам Господа хорошие, что мы с вами сегодняшней ночью просрали, то чего так добивались несколько лет в Москве. И это произошло из-за того, что кто-то предпочел пьянство и развлечения вместо того, что бы напрячься на одну ночь и сделать все так чтобы комар носа не подточил. Что мы имеем на сегодня – это два трупа – мичмана и матроса. Их конечно можно списать на борьбу с мародерством, но еще у Николаевича пропали вечером два человека – Снегирь и Бекас, которые ушли сопровождать в госпиталь, заболевшего аппендицитом офицера из экипажа корабля. Я думаю, что это была симуляция. Охранники имели четкие указания, максимально ограничить возможности офицера и сопровождавшего фельдшера, в общении с руководством бригады и «Смоленска». С вечера эти люди перестали выходить на связь, и я имею подозрение, что они могут быть захвачены. Несмотря на то, что все козыри были у нас на руках и завтра в 9 часов мы должны были попрощаться с этим экипажем и уйти с кораблем в море, то есть решить задачу полностью. Не исключено, что ночные события могут иметь для нас катастрофические последствия. Гибель двух человек – это очень серьезно и если на корабль прибудут специалисты флота, военной прокуратуры и особого отдела у нас могут появиться неприятности.
– Какие неприятности Борис Викторович? У нас здесь есть и представители Главной прокуратуры России, и органов контрразведки с Лубянки, представители Министерства обороны, Секретаря Совета безопасности России, в конце концов, наш вооруженный до зубов отряд, с которым никто в округе даже потягаться не сможет. Да кто посмеет в России сегодня нас остановить, если с нами САМ ………? Да мы любому местному здесь башку сломаем, что он и вякнуть не сможет.
Плотный мужчина немого помялся, но затем решил говорить все.
– Мне доложили, то ночью пока мы здесь пьянствовали, кто-то «хорошо» поработал в постах связи. ЗАС и секретные документы полностью исчезли. Остались только корпуса аппаратуры. Если с часу ночи весь экипаж корабля заперт и под охраной, как это могло произойти?