– Так я это посмотьел, что вы пьишли – доброжелательно сказал матросик, заулыбавшись – и кажется даже вам хукой махнул? Чего вам надо еще? Честь вроде отдал? – он развел руками и опять углубился в чтение газеты.
Матросик явно не выговаривал букву Р. Но то что он не среагировал на прибытие офицера – это о многом говорило.
– Придется приводить в порядок – подумал Володя.
Пес, обнюхавший ноги лейтенанта, внезапно задрал свою левую заднюю лапу, и описал лейтенанту брюки, видимо выражая общее отношение экипажей всех кораблей к новому лейтенанту.
Матрос, оторвавший глаза от газеты и увидевший это радостно заулыбался, а Володя, почувствовав неладное увидел мокроту вокруг левой ноги.
– Я вам товарищ матрос объяснять ничего больше не буду. Вызовите сюда немедленно дежурного по кораблю – Володя рассвирепел и потряс брючиной, стряхивая отметину вахтенного пса.
Матрос недоуменно посмотрел на Владимира Ивановича:
– Что это мол что тебе надо лейтенант? Я же все сделал как лучше. Это же не я описал твои новые лейтенантские брюки, а Корсар. Так какие ко мне претензии?
Владимир Иванович был служакой, и службу знал хорошо. Служил он не первый год, и отслужил полностью срочную службу.
Он поставил свой небольшой чемоданчик с вещами на грязную в ржавых подтеках палубу корабля, остановился, нависая двухметровой глыбой, над резко замигавшем матросом.
Тот еще сидел несколько секунд и прежде, чем Владимир Иванович что-то опять сказал, растерялся окончательно, заморгал глазами, вскочил и отдав как положено честь и отрапортовал:
– Товаищ лейтенант, вахтенный у тхаапа СКЭХ «Сыч» матхос Чехиватенко. Извините задумался, не заметил вас.
Володя усмехнулся, матрос не заметил. Он усмехнулся и отчетливо и твредо сказал:
– Значит так Чеиватенко, уберите отсюда скамью и табуретку, вахту нести впредь только стоя, не отвлекаясь на чтение книг и газет. Вызовите сюда немедленно дежурного по кораблю и разберитесь со своим псом. Ему видимо здесь не место.
Володя нагнулся, вынул из кармана брюк носовой платок и брезгливо стал вытирать штанину.
Испуганный внезапным проявлением служебного рвения лейтенанта и не зная кто перед ним, матрос на всякий случай поправил на голове грязную бескозырку с давно облупившейся надписью «Тихоокеанский флот» и нажал дважды на коричневый блямпер, висевший на леерах на каком-то проводе.
По кораблю раздались два длинных звонка колоколов громкого боя – вызов дежурного по кораблю.
Прошло минут пять. Володя за это время приказал матросу постирать робу и чехол на бескозырке, начистить черным кремом ботинки и только после этого заступить на вахту. Матрос на всякий случай подтянул ремень, поправил штык-нож, одернул грязную в рыжих подтеках бывшую белую робу. Наконец из какого-то люка появилась кудрявая голова какого-то небритого человека с мичманскими погонами, поправляющего повязку на рукаве и без фуражки.
Увидев вытянувшегося матроса перед незнакомым лейтенантом, мичман в помятом кителе и без воротничка, с сине-бело-синей повязкой «рцы», как бы остановился на полпути, и оттуда хриплым голосом крикнул:
– Череватенко убью чмо! Почему посторонние на корабле? Какого черта спать мешаешь?
– Так, товарищ мичман идите сюда, я не посторонний а офицер – лейтенант. Вы что не видите Я вас прошу сюда подняться – начинал злиться Владимир Иванович, убирая платок в карман черной тужурки.
Мичман еще раз черными мутными, явно не трезвыми глазами окинул лейтенанта и не вылезая из люка спросил:
– А что вам надо? Вы к нам? Командира нет – пьяный он не пришел из дома, а за него командир БЧ-2,3 пока.
– Нет, я не к вам, я на «Попугай», но поднявшись к вам увидел в безобразном состоянии вахтенного матроса и не смог пройти мимо. Он не стрижен, не брит. Грязная не стиранная минимум несколько месяцев роба, грязный чехол на бескозырке. Это называется у вас вахтой?
Видимо, все поняв мичман, продолжая стоять еле высунувшись из люка закричал тонким фальцетом:
– Череватенко – моральный урод! Зарою тебя чмо! Ты как себе позволяешь вести с офицером? Почему не стриженный, не бритый, в грязной робе и не стиранным чехлом. Какого черта ты меня и весь наш корабль подводишь? Быстро сдать вахту и к Порошенко на всю ночь масла качать. Вызывай подмену.
Матросик виновато хлюпнул носом, от чего его нос покраснел и бросив повязку на скамейку и быстро скрылся в ближайшем люке.
Мичман, тоже видимо решив, что инцидент исчерпан, скрылся в своем люке, видимо пошел досыпать.
Володя остался на палубе один. Пес увидев, что вахтенный исчез, запрыгнул на скамейку и свернувшись клубком занял его место, одним глазом поглядывая на Володю.
– Ладно, потом разберемся с этим «Сычем» – махнул рукой лейтенант и взяв с грязной палубы чемодан направился через СКР «Ворону» к себе на корабль. Пес проводил его суровым рычанием.
На «Вороне» тоже не было никаких вахтенных. Казалось корабль вымер и на нем нет никакого экипажа. И только урчание механизмов показывало, что не все так просто, как казалось с первого взгляда.
На своем корабле Владимира Ивановича, тоже никто не встретил. Он постоял немного на палубе, изучая устройство корабля, на котором ему надлежало служить, а может и жизнь отдать за Родину.
Внезапно тяжелая дверь открылась и вылетел матросик с ведром помоев. Не обращая внимания, на блестящего, как медный пятак лейтенанта, он вытряхнул помои за борт и опять скрылся за тяжелой дверь, задраив тяжелые кремальеры и обтянув задрайки.
Володя стоял обалдевший, и смотрел, как задраиваются задрайки и обтягиваясь прижимается тяжелая дверь.
Внезапно с сигаретой в зубах появился на палубе, какой-то еле стоявший на ногах мичман с мятыми погонами в расстегнутом кителе из под которого проглядывала грязная тельняшка и ничуть не стесняясь Володи, стал отправлять малые естественные надобности прямо с борта корабля за борт.
– Вот черт! Никакой морской культуры – подумал Володя – придется повозиться с ними, пока порядок наведу.
– Товарищ мичман! – шагнул Володя к мичману.
Тот застегнул штаны, посмотрел мутным взглядом на Володю, выплюнул за борт сигарету и ни на что больше не реагируя, быстро направился к тяжелой двери.
– Товарищ мичман – строгим голосом повторил Володя, но мичман даже не повернулся и скрылся за тяжелой дверью.
Решительным шагом Володя направился за ним в сторону надстройки. За тяжелой дверью офицерского отсека его ждала темнота и тишина. И лишь в маленькой кают-компании чувствовалось присутствие какой-то жизни. Из кают-компании доносилась негромкая музыка.
Володя прошел в кают-компанию и увидел сидящего в кресле лейтенанта в кителе и с медицинской змеюкой на погонах, писавшего что-то на листе бумаги. Услышав за спиной шаги, он повернулся и увидел, занявшего весь дверной проем Володю.
– Лейтенант Громов Миша, врач корабля – он встал и дружески пожал руку Володе – вы к нам назначены помощником?
– Нет, замполитом я после киевского политического – ответил Володя, снимая фуражку и присаживаясь в одно из свободных кресел, рядом с медиком.
– Понятно – ответил, заулыбавшись лейтенант – уже не ждали вас. Нам обычно не дают офицеров. Только провинившихся в чем-то.
– Володя – представился лейтенанту Шипенок и сел в кресло напротив врача – ну рассказывайте, что тут у нас?
Лейтенант немного потупился, а потом видимо решился рассказать:
– Да что от тебя скрывать, сам увидишь, что тут у нас и как. Одно название Дикая дивизия. Матросы, списанные со всех кораблей флота, которых не берут на боевую службу, самые трудные. Мичмана – самая дрянь, не успеваем увольнять одних, как присылают других еще пуще первых. Офицеры тоже или пьяницы, так называемые «Стаканыши» или по дисциплине, «Декабристы». Попадаются иногда нормальные ребята, но очень редко, да и они быстро становятся или первыми или вторыми. Служба такая – два месяца у берега и два месяца в дозоре в точке. Охраняем базы флота. Есть еще боевая подготовка, но ее стараются совместить с дозорами. Командиры кораблей, как правило проштрафившиеся, как наш Гусь лапчатый.
– Кто, кто? – не понял Володя.
– Да наш кэп, по фамилии Гусев. Гусем зовем между собой, но он знает. Пьяница тот еще. Я предлагал ему зашиться – ни в какую. Говорит, что я сам враг себе единственной радости лишаться. Служил он ранее на эсминцах командиром в Тихасе, так здесь на ТОФе поселок Тихоокеанский называется – пояснил врач, увидев недоуменный взгляд Володи – Внезапно вернули их с боевой с Гаваев, куда ушли на восемь месяцев, и застал в своей постели утром матроса с бербазы подводных лодок с женой.
Матроса бить не стал, просто выгнал, дав пинка под – ну в общем знаешь куда, а вот с женой обошелся жестоко. Выкинул голую в окно, благо жили на втором этаже. Переломала она себе руку, ногу и еще чего-то. Ну а дальше суд чести, как положено, уголовное дело – замяли. Нашлись заступники благо, он ведь только «Красную звезду» получил перед этим – на учениях обнаружил вражескую ПЛ и держал ее более часа несмотря на шторм. Только вот выкинули в качества наказания к нам на «Попугай». Жалко мужика – хороший, а вот из-за бабы себе всю жизнь испортил.
– А ты как сюда попал?
– Я? – начмед усмехнулся – я судя по всему «декабрист». Закончил с красным дипломом академию. Коренной ленинградец – родители там и жена с сыном. Не хочется вести их сюда, в эту грязь. Нравы в поселке еще те. Корабль в дозор, а к женам штабные и бербазовские пристают, да и уголовников полно бывших – проходу не дают – он махнул безнадежно рукой – уж лучше там и мне спокойнее.
– Так как ты сюда попал? – так и не понял ответа Шипенок.
В кают-компанию заглянул вестовой в белой форменке, видимо армянин, оглядел внимательно обоих офицеров, и решил, что каши маслом не испортишь:
– Товарищи лейтенанты вам чаю?
– Да, да – отвлекся немного от своего повествования врач – Давай Чхартишвили чаю и печенья.
Вестовой тут же скрылся в своем маленьком отсеке, закрытым цветастой шторкой и застучал то ли сковородками, то ли кастрюлями.