олетим, облетим. На чем? На этом чуде, как бабка ежка, в драных трусиках на помеле?
– Никак нет, товарищ командир эскадры, если мои летчики сказали, то долетели бы. Ведь нельзя позволить этим «звезданутым», так издеваться над нами! А в случае необходимости, мы их авиацией все же достанем. Осипенко и Белоусов шутить не станут. На то Осипенко у нас и лучший комэск, а Белоусов – герой.
С ревом поочередно садились на палубу корабля самолеты и техники их тут же откатывали на технические позиции, освобождая места, для очередных заходящих на посадку.
Заревели стартовые двигатели из открывшихся контейнеров крылатых ракет. Ракетные контейнера заняли положение для старта ракет.
Вахтенный офицер вытирал пот со лба и с уважением посмотрел на командира корабля. До начала третьей мировой войны было не более 15 секунд.
Внезапно раздался доклад сигнальщика Васо Бараимдзе:
– «Меррил» занимает позицию по правому борту в трех кабельтовых по корме.
Командир корабля и командир эскадры бросились на правый борт. Действительно «Меррил» догонял «Брест» находился уже на уровне кормового среза. На надстройке яркими цветами выделялся огромный американский флаг. За ним почти вплотную (кабельтовых в трех) двигался «Свирепый».
– Командир ракетные комплексы выключить, контейнера закрыть. «Мерилу» дайте команду занять место по левому борту на расстоянии 10 кабельтовых – его маневрирование опасно – скомандовал командир эскадры.
Сразу на фалах взвились флаги по международному своду и специальному соглашению СССР США, указывающие опасность маневрирования американского корабля. «Меррил» сбросив скорость и начал занимать указанное место в ордере кораблей.
– А флаг у него, какой большой и яркий. Наверно синтетический, и более прочный, нежели у нас. У нас то все по старинке из собачей шерсти со времен Петра. Через неделю меняем – цвета выцветают на солнце, да и вытрепывается быстрее на ветру – проговорил командир БЧ-4, вышедший на сигнальный мостик. Он взял у Барамидзе бинокль и долго рассматривал надстройки американского корабля.
Ракеты почти сразу по команде затихли, контейнера опустились в походное положение и крышки закрылись.
– Разрешите скомандовать отбой боевой тревоги, кроме противолодочного расчета – обратился командир к командиру эскадры.
– А что у нас с подводной лодкой? – спросил командира корабля командир эскадры.
– Потвотную лодку «Лос-Анжелос» наплюдаю, сопровоштаю – курс 234 крадуса, тистанция – 10 капельтовых – раздался из гидроакустической рубки, как бы отвечая на вопрос командира эскадры, доклад с мягким эстонским акцентом, старшины гидроакустиков главного старшины Оонурме.
– Вот командир и погоняйте эту лодку, пока есть возможность – отрабатывайте противолодочные расчеты. Кстати, а кто из кораблей первым обнаружил их самолеты?
– Мы, товарищ контр-адмирал, старшина 2 статьи Барамидзе – командир отделения сигнальщиков – ответил на вопрос комэска командир.
– Как, старшина 2 статьи? А что же наши хваленые радиотехнические средства и средства ПВО других кораблей? Профукали америкосов? Но сигнальщики твои молодцы. Не ожидал, что простые глаза могут быть сильнее радаров.
– Специалисты у нас экстра-класса. Жаль прощаться будет – вздохнул думая о чем-то своем командир корабля.
– Товарищ командир на ваше имя принята радиограмма с «Мидуэя» разрешите доложить, – раздался голос командира БЧ-4 капитан лейтенанта Асланбекова, вошедшего с сигнального мостика в ходовую рубку – спецпропагандист капитан-лейтенант Михеев перевел.
– Читай, связист, вслух!
– Командиру авианосца «Брест» капитану 1 ранга Гиоеву. Благодарю за хорошую учебу. Твои ребята действовали хорошо. Особенно моим летчикам понравился твой летчик 62 бортовой, позывной 275. Ему моя особая благодарность и признательность. Привет моему другу контр-адмиралу Смелкову. До встречи, в районе острова Сокотры. Контр-адмирал Джеймс Кингстон.
Командир БЧ-4 запиши ответную радиограмму на «Мидуэй» и со спецпропагандистом переведите ее:
– Контр-адмиралу Джеймсу Кингстону. Мы с контр-адмиралом Смелковым тоже благодарны вам за учебу. Просим предварительно уведомлять о подобных тренировках, чтобы не было эксцессов и проблем. При облете кораблей авиацией просим соблюдать соглашение СССР-США, по предотвращению инцидентов на море. Капитан 1 ранга Гиоев.
Командир эскадры одобряюще кивнул головой.
– А мы что идем на Сокотру товарищ контр-адмирал? – спросил, как бы ненароком, командир авианосца.
– Вообще планировалось. Но это еще через неделю и проходило только в специальных шифровках. Пока об этом никто не знает. Интересно откуда Кингстон знает наши планы? Разведка работает у них – командир эскадры задумался – А ты командир читал телеграммку ЗАС об организации увольнения? Что думаешь?
– А что думаю? Пока ничего не думаю. Кингстон не дал, как следует подумать. Подумаю, доложу. Сложная ситуация для корабля. Практически нерешаемая.
Командир вышел с ходовой рубки на сигнальный мостик. Его встретил докладом старшина 2 статьи Барамидзе. Командир прервал жестом его доклад. Он посмотрел за борт, там также весело прыгали дельфины, с запада возвращался вертолет целеуказаний, весело свистели его лопасти. В ходовую рубку с приятным эстонским акцентом, проходили доклады гидроакустиков, по координатам подводной лодки. Так же светило солнце, так же весело играли в волнах дельфины, казалось, что ничего не случилось. А что весь мир был в нескольких секундах от третьей мировой войны, так кто это знает.
Командир представил, как по получению их сигнала № 1 начинают стартовать баллистические ракеты с территории Советского Союза и поежился. И в то же время сердце болело после всех переживаний. Он прислонился к пилорусу пеленгатора, облокотился на его металлическое крепление руками, и стоял так минут 20, опустив свою большую начинавшую уже седеть голову на еще подрагивающие руки.
– Товарищ командир вам плохо – спросил сзади сигнальщик Барамидзе, но тот махнул рукой – мол не беспокойте.
Никто командира больше не беспокоил и лишь вахтенный офицер изредка поглядывал на его спину с беспокойством в иллюминатор ходовой рубки.
Командир авианосца «Брест» с силой ударил раскрытой ладонью по столу. Тряхнул своей начинавшей уже седеть черной головой и откинувшись назад на кресле подумал:
– Черт побери, это руководство! Корабль уже шестой месяц на боевой службе, а выходили только на пять, а затем продлили еще на четыре и вот на тебе на – приказ Министра обороны об увольнении в запас матросов и старшин, выслуживших установленные сроки. Нет, конечно приказ ждали, и знали, что он непременно будет, и даже знали когда будет. Ведь, как говорят матросы ДМБ (демобилизация) неизбежна, как рождение и смерть. Но как не вовремя сейчас, когда авианосцу поставлены задачи по противодействию американской многоцелевой группе во главе с АМГ «Мидуэй», когда еще три месяца необходимо выполнять задачи боевой службы. Конечно это очень не вовремя – почти четвертая часть экипажа уйдет на транспортах в Союз, а для их замены пришлют молодых и необученных толком матросов. А ведь уйдут почти 80% старшин и старших специалистов, а на замену им …… Минимум полгода учить до специалистов хотя бы третьего класса. Ну как такого необстрелянного, необученного поставить на вахту к сложным механизмам и радиоэлектронным устройствам. А если воевать, для чего выходим на боевую службу. Как доверить технику и оружие непроверенному в деле человеку не умеющему ее использовать. Ведь бедааааааа! А командир эскадры Станислав Станиславович Смелков наверняка знал, что так будет, ведь предупреждали его с замполитом – предлагали оставить в базе этот призыв и укомплектовать корабль за счет матросов младших призывов с других кораблей эскадры. Не захотел! «Воспитывайте своих матросов сами, а другим за что мучиться с вашими годками, которые ничего делать не будут до увольнения в запас» – слишком гордый и заносчивый молодой адмирал. А теперь, как расхлебывать, такую недостачу личного состава на боевой службе, когда каждый человек на вес золота?
Раздался стук в каюту и открыв дверь появился замполит, как всегда с веселыми блестящими глазами:
– Ну что командир увольняем годков. Балласт за борт – кораблю легче плыть? Меньше проблем, а то в БЧ-5 офицеры уже не знают, что с ними делать. Годки давно собрали дэмэбовские чемоданы и сидят на них, ожидая отправки в Союз. А комсомольская организация смотрит на всю эту вакханалию, опустив руки, а комсорги и парторги сидят на лезвии бритвы, свесив ноги в опасную сторону.
– Зам – ты Цецерон, так выразил свою мысль, что ничего не понять, без 100 граммов. Особенно здорово получилось у тебя про опасную сторону бритвы. Но это ты и я, а не только не комсорги и парторги, а это мыпрежде всего – я с тобой сидим, на этой бритве, свесив ноги в разные стороны. Завтра на вахтах стоять будет некому. В БЧ-5, БЧ-4, БЧ-1, БЧ-7 уже сейчас двухсменка, вырвешь несколько человек, и все конец некому будет стоять на вахтах. Ты что, не понял обстановку? Ведь мы на боевой службе!
– Нет, Виктор Александрович, я все понял, только вот, что делать? Может к НАЧПО сходить за советом. Глядишь, и поможет хорошим советом.
– Да чем твой НАЧПО, поможет? Предложит партбилеты положить ему на стол, если мы не в состоянии сами решить проблему и обеспечить боевое применение корабля на боевой службе. Раньше надо было думать и советоваться с ним, до выхода в море. Ведь знали на эскадре что идем на пять месяцев, но могут продлить – значит, надо думать было, минимум на девять месяцев вперед. А так подставили они и тебя и меня и весь наш авианосец. Но виноваты мы с тобой – не настояли, не потребовали, не стукнули кулаками о стол. Думали авось пронесет и вернемся вовремя, и все будет тип топ. Не пронесло нас Зам, не повезло нам. Я как этот приказ получил о продлении боевой службы – сразу понял все, конец доходились в море. Ладно, Зам собирай командиров боевых частей, будем думать и решать, что делать, как выйти из этой ситуации. Что думают об этом наши с тобой помощники. Все теперь в наших руках. Как решим, так и будет, хотя лично я решения и выхода не вижу никакого. Посмотреть в глаза тому, кто все это заварил и оставил группу кораблей в Индийском океане небоеспособной.