– Теперь идем мы.
Но не получив ответа, наощупь почувствовал, что Никифоров отрубился и лежит на палубе. Взвалив Никифорова на плечо, Мансур обжигая руки о леера стал подниматься наверх по трапу. Так бы было не подняться. Один ярус, второй. Мешает ИП, который хотелось сбросить и нельзя сбить. Матрос очень тяжелый. Третий ярус и все.
– Дальше не могу – подумал Мансур и опустил Никифорова на палубу.
Тот не шевелился.
Мансур встал на колени, и пополз вверх подтягивая за собой за воротник робы Никифорова.
– Отдых десять секунд. Воздуха уже не хватало, видимо ИП вырабатывал свой ресурс.
Потрогав пульс Никифорова, на одном из очередных ярусов трапа, Мансур вдруг не нашел его и запаниковал.
– Что делать?
Он сорвал с себя противогаз и попытался надеть на Никифорова свой ИП. От дыма и жара он сразу задохнулся и поплыл. Голова упала на грудь Никифорову.
И если внизу дым и жара не так ощущались, чем выше, тем становилось более нетерпимым.
Прижавшись телом к Никифорову, Мансур жалел, что немного не хватает сил. И не учли ведь немного, что там не один дневальный, а два. Был бы еще один ИП. Чего не взяли запас?
Внезапно наверху раздался стук шагов. Луч фонаря и чьи то ноги перед лицом.
– Вы где? – раздался голос Гвезденко – Сашин бери одного, а я другого. Оба никакие.
Мансур почувствовал руку товарища и куда-то провалился.
В себя Мансур пришел на верхней палубе. На корме стрекотал вертолет. К губам и носу Мансура был прижат загубник кислородной подушки. Над ним склонил голову незнакомый врач в белом халате. Было темно и шел легкий дождь, Где-то в корме стрекотал вертолет.
– Этот пришел в себя – услышал Мансур – его бегом в вертолет и в госпиталь.
Рядом стояли еще носилки, и на них кто-то лежал тоже с кислородной подушкой. Дальше стояли еще и еще.
– Как пожар? – спросил Мансур из последних сил.
Над ним наклонился Женя Гвезденко:
– Ты брат даешь. Зачем ты ИП снял? Я думал, ты совсем откинулся.
– Я его на матроса надеть хотел.
Женя покачал головой и махнул рукой:
– Не знаю, чем ты думал. Оба бы там и легли. Хорошо эти вышли. Ну я пошел тебя искать.
– У него пульс не прощупывался! Он жив?
– Жив, уже улетел вместе со вторым в госпиталь на первом вертолете.
Обожженные руки были чем-то перевязаны и болели. Саднило лицо и левая нога.
– Женя, а мне нельзя в госпиталь. Я заступаю дежурным по кораблю. Я не могу – прошептал вдруг вспомнивший Мансур.
– Какое дежурство. Пожар уже потушили. Уже девятый час. Найдется, кому заступить.
– А ты командиру доложил? – спросил Мансур, прося Женю нагнуться ниже.
– А как же! Как вышли сразу доложил и про матросов и про тебя с поста аварийной партии. После того, как мы вышли, ПЖК и стали заливать пеной отсек. Командир ждал только нас. Сейчас вроде погасили, но там все дымиться. Аварийщики разбираются, что к чему. Жар спал и внутри работает аварийная партия.
Мансур последний раз вдохнув кислород из подушки, отбросил ее на носилки и начал вставать.
– Жень, помоги мне.
Гвезденко подал руку и поднял Мансура на ноги.
Голова кружилась. Было уже темно.
– Сколько времени прошло?
– Счастливые, часов не наблюдают – буркнул Женя.
– Пошли потихоньку.
И придерживаемый, под руку однокашником, Мансур направился к дверям в корпус корабля. Здесь более сильно пахло дымом и Мансур пожалел, что не прихватил кислородную подушку с собой.
– Значит, сделаем так! Сейчас ко мне в каюту. Ты даешь мне свой китель на дежурство, а то мой прогорел, да и брюки тоже ни к черту.
– Мансурчик, тебе в госпиталь надо. Какое дежурство? – тихо сказал Женя.
– Женя, я принял решение. Я командир, а менять дежурного кому-то надо. Небось он вообще никакой. Да и от любого сейчас пользы тоже немного.
Снизу с полетной палубы раздавались матюги доктора, потерявшего пациента.
Женя улыбнулся и сказал:
– Ты сам взрослый мальчик и сам принимаешь решение. Смотри, как бы хуже не было.
– Хуже, чем там не бывает, но оно уже осталось позади, поэтому все остальное нормально. А о том, что прошло жалеть не стоит.
Мансур содрал с себя обгоревшую форму, надел принесенный Женей китель на обычную тельняшку (не до пижонства с золотыми запонками), надел портупею, черную фуражку и направился вниз в рубку дежурного. Женя на всякий случай его сопровождал до рубки дежурного.
Впереди предстояло очень сложное дежурство.
Как установили позже, во время пожара, продолжавшегося почти 8 часов, полностью выгорели четыре каюты на третьей палубе, три каюты на четвертой палубе, помещение кранов. Для предотвращения взрыва полностью затоплены погреба ракетного и противолодочного боезапаса. Сгорели тысячи метров различных кабелей, каюты, помещения вентиляторных. Третий и четвертый яруса напоминали шахту крематория. Металлических переборок между сгоревшими каютами не было вообще, как и шкафов, столов, коек, иллюминаторов. Все сгорело и расплавилось от высокой температуры.
Всю ночь Мансур Асланбеков расставлял посты в аварийном отсеке. Несколько раз в различных местах загоралось вновь. А утром «провинившаяся» БЧ-7 в полном составе вышла очищать коридоры от черной копоти и сгоревшей краски. Выносили и выбрасывали за борт все что оставалось от различных устройств.
Динар Халимулин хвалился тем, что у него уцелел партийный билет, который был в кармане кителя, и упал во время взрыва на пол, и его просто залило водой.
Зато его сосед по каюте сокрушался по сгоревшей зарплате и документам.
К вечеру корабль направился в Большой камень, в завод по ремонту подводных лодок, где «Брест» уже ждали представители промышленности. К этому времени, матросы БЧ-7 покрасили желтой краской все коридоры, вентиляторные, обновили краску в соседних отсеках, установили из загашника помощника командира все новые иллюминаторы. Трансляторщики протащили кабели громкоговорящей связи. Электрики тащили свои кабели и устанавливали новые щиты.
Заводчане быстро наварили новые переборки между каютами, покрасили их и установили новую мебель, правда не брестскую фирменную, а подводную. Но роли это никакой не играло. Электрики провели быстро в каюты свет. Трансляторщики установили пульты и подключили их к общекорабельной системе. И через два дня свежеокрашенные каюты, коридоры, кубрики смотрелись как новенькие.
На следующий день на борт «Бреста» прибыл хмурый и обозленный командующий флотом, смотреть результаты восьмичасового пожара. Он обошел все коридоры, посидел в каютах на диванах. И только запах дыма выдавал, что здесь недавно был пожар. Он останется потом в этих каютах до продажи Бреста в Китай и никто не сможет там нормально жить. Но это будет потом, а сегодня высокая комиссия с десяток адмиралов, не считая более мелких офицеров, положительно оценивала результаты.
– Так, что здесь горело товарищ командир?
Командир стоял перед командующим. Комбриг и комэск уступили ему почетное место для порки.
– Так возгорание было небольшое, – доложил сзади командир эскадры, не давая командиру сказать ни слова.
– Благодаря высокому уровню партийно-политической работы удалось выйти с минимальными потерями – вставил замполит из-за дверей замполит – уже все устранили. Комсомольцы и коммунисты проявили себя молодцами.
– Хмхм! А подожгли корабль тоже комсомольцы с коммунистами? – нагнул голову командующий видимо, чтобы не выругаться – сам вижу, что возгорание, а не пожар, а как раскричались, пожар, горим, что даже в Москве услышали. Восемь часов горели! Восемь часов! Да вы знаете, что такое пожар на восемь часов? За это время весь авианосец выгорает до киля! А вы? Пострадавших, погибших много?
– Пятеро матросов находятся на излечении в госпитале Тихоокеанского флота по поводу отравления горючими веществами! – наконец смог вставить слово командир – состояние средней тяжести.
– Всего, пятеро отравившихся – хмыкнул командующий – и такое назвать пожаром? Это же небольшое возгорание! Зачем меня сюда привезли? Или от страха всегда глаза велики. Всем причастным, по взысканию от меня, прочтете в приказе. Все получат свое и комсомольцы и коммунисты – он выразительно посмотрел в сторону спрятавшегося за дверью замполита.
Командующий направился на выход – все расступились. На полетной палубе стоял вертолет и была построена команда.
Командующий поздоровался с экипажем и направился к вертолету. Офицеры приложили руки в белых перчатках к козырькам фуражек, отдавая честь.
Мансур тоже приложил правую руку к козырьку фуражки. Только вместо белой перчатки рука была в белых бинтах, прикрывавших ожоги.
Командир в отпуск тогда так и не попал.
Испытания
В салоне кают-компании авианосца «Брест» проходило совещание офицеров. Проводил совещание черноволосый, но с заметными седыми прядями в волосах заместитель командующего авиации Тихоокеанского флота полковник Елкин. Высокий, симпатичный, с открытым лицом вызывающим расположение он, прежде чем начать, внимательно оглядел присутствующих. Среди приглашенных на совещание, были корабельные офицеры во главе с командиром корабля, всегда потянутым и спокойным капитаном 1 ранга Гиоевым в основном командиры боевых частей и начальник служб. Всегда довольный жизнью начхим Сергей Огнинский как всегда сыпал шутками:
– Лучше бы летчики в честь мероприятия стол накрыли и все бы решили за рюмкой хорошего армянского коньяка.
С другой стороны сидели летчики штурмового авиаполка командир полка невысокого роста с небольшими залысинами полковник Родченко, командиры эскадрилий Герой Советского Союза спокойный и всегда улыбающийся Славик Белобородов, шумный и веселый шутник Валера Осипенко, молчаливый старший штурман авиаполка майор Свиридов и старший руководитель полетов майор Венев. С ними же сидели несколько человек в гражданской одежде, которые что-то записывали в свои блокноты. Так же присутствовали на совещании офицеры штаба соединения во главе с адмиралом Сатулайненом.