Владимир улыбнулся:
– Так и не пустила?
Лопырь вздохнул:
– Пустила! Наоралась вволю, открыла дверь. А толку? И в хате не успокоилась. Послал ее на хер да на улицу. Только прикурил, ты вышел. Слушай, Володь, похмели, а? Ведь у тебя есть?! И не самогон, водка с коньяком! Мне граммов двести чего попроще! Иначе сдохну, сукой буду. Прям тут у бревна ласты склею!
– Ты хочешь, чтобы твоя Зинаида и на меня собак спустила? И потом, ты же стаканом не ограничишься?! Пойдешь по новой приключения искать.
– А куда иттить-то? К другану нельзя, тот сам в засаде. У него баба похлеще моей будет. Зинка поорет да успокоится, а Катерина может в кумпол заехать. Жало в момент свернет. У нее кулачищи больше, чем у любого боксера, а рожа, как разъярится, как у того – как его, тьфу, бля, забыл – ну, спортсмена, что по ящику часто показывают. Он сейчас вроде как при власти. То ли в Думе, то ли в правительстве. Страшная, короче, рожа. Звериная. К куму его тащиться без толку. Он не болеет по утрам ни хрена. Вот тоже загадка природы. Пьем вместе, я с похмелюги влежку, Леха над очком в сортире висит до обеда, а куму его хоть бы что. Как огурец, мать его. И жрет ведь с утра. Щей ковырнет – и в огород или еще куда. Мне же сейчас покажи жратву, сблюю! Пока не похмелюсь, кусок хлеба в рот не полезет. Сигаретами давлюсь, не то что жратвой, на хер бы я ее видел. Ну че, не дашь соседу помереть?
Неверов погладил подбородок:
– Да мне не жалко, Петрович, так ведь во вред тебе похмелье. Переболей! Дня два-три помучаешься, потом полегчает.
– Охренел? Ну, спасибо за совет. Да через два-три дня меня ногами вперед к часовне отнесут. Если не раньше! А на Зинку не обращай внимания. Кто она есть, чтобы на тебя пасть открывать? Да и уважает тебя баба. Мне постоянно говорит: смотри, мол, сосед – человек человеком, а кто ты? Чмо болотное, вот кто! Ты понял? Ты ж, Вова, для баб местных – авторитет, это я тебе без всякого подхалимажа говорю. Да и как иначе? Цельный полковник, фронтовик, орденоносец. Живешь один, а в усадьбе порядок, какого ни у кого нету! Так что Зинка если и наедет, то на меня: скажет, достал хорошего человека.
Неверов махнул рукой:
– Ладно! Черт с тобой! Но возвращаться не буду. Дождись, как приду. Похмелю, что с тобой делать?!
Лопырь изобразил такое страдание, будто ему ампутировали конечности. Причем все сразу и без наркоза.
– Вов?! Это ж два часа?! А сердце на разрыв пашет. Да и блевота подходит. Начнет полоскать – кранты, не покатит пойло. Назад будет гнать. Не томи, Володь!
Владимир достал ключи от дома:
– Делаем так! Ворота открыты, я тебе дам ключи, войдешь в дом. Где столовая, знаешь. Водка в холодильнике. Там же закуска. Возьмешь пузырь, колбасы и консервов на выбор, закроешь дверь, ключи на стойку фонаря повесь. И на пустырь через тыловые ворота. Понял?
Лопырь встал:
– Понял! Как не понять? Ты не беспокойся, я разуюсь, не наслежу, и закуска мне не нужна. А ты гуляй спокойно. Дыши чистым воздухом на здоровье! Вот только…
– Что только?
– А вдруг Зинка увидит, что я к тебе нырнул? Ведь что подумает, чертова баба? Что я до воровства дошел, к соседу полез. И накроет прямо на хате. Оправдываться бесполезно, слушать не станет, но это ерунда. Клал я на ее обвинения, главное – Зинка все дело сорвет.
– Так ты постарайся незаметно, чтобы не попасться.
– Легко сказать!
– А что сложного? Ну, если жена может тебя с этой стороны увидеть, лезь через забор с обратной. Там она тебя точно не засечет!
Физиономия Лопыря расплылась в довольной улыбке.
– Дело говоришь! Как же я сам до этого не додумался? Вот что значит полковник, фронтовик. В момент ситуацию разрулил!
– Было б что разруливать! Ладно, держи ключи, начинай действовать, как только мы с Риком войдем в лес. И запомни, Петрович, это в последний раз. Больше не проси. А если невмоготу будет, то пусть Зинаида приходит. Впрочем, она и сама может тебя вылечить. Понял?
– Понял, Вова, все понял, добрая твоя душа!
Неверов передал соседу ключи и пошел к лесополосе.
Рик вырвался вперед. Владимир вышел на грунтовку, разрезающую лес пополам. Собрался свернуть на тропинку, как из-за поворота показался «УАЗ» участкового. Владимир подумал, что Алексей Крабов может увидеть лазающего по чужой усадьбе Петровича и, как положено, принять меры. Понятно, что раздувать дело старший лейтенант не станет и все разрешится по-мирному, без протоколов и задержания, но похмелка Лопыря сорвется однозначно. Да еще Зинаида всю плешь проест соседу. Поэтому остановился. У ног сел Рик.
Участковый остановил «УАЗ» напротив Неверова. Заглушил двигатель, вышел из салона:
– Здравия желаю, Владимир Дмитриевич!
– Здравствуй, Леша! Что это ты рано в деревню едешь? Случилось что?
– Да нет! Лекарства матери везу. Вчера не смог передать, решил сегодня, до совещания.
– Ясно! Как служба?
– Нормально!
– Не жалеешь, что в милицию пошел? Сейчас это, мягко говоря, не модно!
– А мне плевать, модно – не модно, престижно – не престижно. Главное, при деле. И работа не внапряг. Хоть иногда сутками дома не бываю, да и зарплата не ахти какая. Но кто-то должен смотреть за порядком?
Неверов улыбнулся:
– Ты прав! Кто-то должен служить, иначе государство, каким бы оно ни было, просто перестанет существовать.
– Вот и я так думаю!
– Правильно думаешь!
– У вас-то как дела?
– Да какие у меня, Леша, могут быть дела? Все дела остались в прошлом. А сейчас я доживаю свой век. Отдыхаю, как и предписано пенсионеру.
– Вы свое отслужили! Заслужили право на отдых.
– Да мог бы продолжать службу, но… не судьба!
– Тоскуете по армии?
– Ну, не то чтобы тоскую, вспоминаю часто. И немудрено, лучшие годы прожил на войне. А от нее, Леша, отвыкнуть не просто. Война держит крепко.
– Понимаю!
– Слушай, я наскреб деньги на операцию Ирины. А вот как передать, не знаю. Неудобно как-то… Может, ты поможешь?
Участковый воскликнул:
– О чем вы говорите, Владимир Дмитриевич? Разве может быть неудобным делать людям добро?
– Я вот о чем думаю. Как бы не получилось так, что Анна Сергеевна станет считать себя обязанной мне. Или еще хуже – должником. Поймет ли, что я не в долг деньги даю, а просто отдаю безо всяких обязательств. Помочь хочу. А то ведь может и не взять. Или потом дом продаст и принесет деньги обратно. Она женщина гордая.
– Да должна понять!
– Ты бы поговорил с ней… Прямо сейчас… Ну, как лекарства матери передашь. А, Леш? Объяснил бы ситуацию. Дело-то деликатное. Тебе это сделать проще. А я потом отдал бы деньги – и все! Ну, а если надо, то и отвез бы Ирину в город. Мне все равно делать нечего.
Старший лейтенант подвинул фуражку на затылок:
– Ладно! Поговорю! До совещания успею, а не успею – не беда, найду, что начальству сказать. А вы все двадцать тысяч долларов нашли?
– Да! Снял со счета все, что оставалось. Хватило.
– Вам памятник при жизни ставить надо, Владимир Дмитриевич. К кому только Анна Сергеевна не обращалась за помощью. И к губернатору, и к коммерсантам, и даже в Москву писала! В ответ – тишина. А вы?
– Не будем об этом. Ты, как переговоришь с Шустовой, позвони мне по мобильнику. Чтобы я знал результат разговора, хорошо?
– Позвоню!
– Ну, давай езжай, не теряй времени.
– Спасибо вам, Владимир Дмитриевич!
– За что, Леша?
– За все!
– Ну, если ты считаешь, что есть за что благодарить, то пожалуйста! Езжай!
– Я позвоню!
Участковый заскочил в «УАЗ», и милицейский внедорожник направился к деревне.
Неверов же в сопровождении верного друга Рика медленно пошел по тропинке, наслаждаясь ароматом осеннего леса.
Крабов позвонил через полчаса:
– Владимир Дмитриевич? Алексей!
– Да, Леша?
– В общем, поговорил я с Шустовыми. И с Анной Сергеевной, и с Ириной.
– Ну и как?
– Нормально! Сначала, конечно, Шустовы были шокированы, да и понятно: спасение пришло, откуда не ждали. Потом пришли в себя. Анна Сергеевна заплакала.
– Ну, не спасение пришло, а всего лишь деньги. Так, значит, они возьмут деньги?
– Да! Я все им объяснил. Анна Сергеевна сказала, что будет за вас богу молиться.
– Как считаешь, когда мне лучше к ним зайти?
– В любое время, Шустовы никуда не собираются.
– Понял тебя! Спасибо, Леша!
– Мне-то на чем? Это вас благодарить надо! Если что, обращайтесь. Для вас сделаю все, что в моих силах.
Закончив прогулку раньше обычного, Неверов вернулся домой. Ключ оказался на месте, значит, Лопырь благополучно провел операцию по опохмелке. Владимир переоделся в костюм, положил деньги в карман. Набросив легкое кожаное пальто, вновь вышел из усадьбы. На этот раз встретил жену Лопыря, Зинаиду. Та поздоровалась:
– Добрый вечер, Владимир Дмитриевич. – И спросила: – Вы не знаете, куда мой Иван делся?
Неверов ответил:
– Здравствуй, Зина! Мы с Петровичем часа два назад виделись, он на бревне возле дома мрачный сидел. Поговорили недолго. После чего я пошел в лес, он остался.
– Как вы гуторили, я видела. А потом Иван будто сквозь землю провалился. И я-то на минуту всего отвлеклась. Куда подался, черт старый? Не иначе, к дружку своему, Лехе. Беда мне с ним, Владимир Дмитриевич. Пьет по-черному! По хозяйству делать ничего не хочет. Только самогон жрет да на телевизор лается. Не нравится, что я сериалы смотрю. А для меня кино, может, последняя радость в жизни и осталась. Повлияли бы вы на него, Владимир Дмитриевич?
Неверов взглянул на супругу Петровича:
– Как, Зина?
– Не знаю!
– Вот и я не знаю! Но уверен, что если кто-то и может изменить Ивана, так это только ты!
Зинаида удивилась:
– Я?!
Владимир утвердительно кивнул:
– Да, ты! Ты ж его жена, самый близкий человек, вы жизнь, можно сказать, вместе прожили.
– Но что я могу, Владимир Дмитриевич?
– Попробуй поговорить с мужем. Без крика, по-хорошему. Приведи себя в порядок, накрой стол, организуй праздник. Без спиртного или за бутылкой легкого сухого вина. У меня есть такое, понадобится – отдам. Вспомни молодость, как Петрович за тобой ухаживал… Ведь он ухаживал?