Карякин прикрыл ему лицо фуражкой, приподнялся и хрипло закричал:
— Колонна! Слушай мою команду!.. Окопаться! Будем ждать подкрепления…
Штаб армии8 ноября. 5 час. 00 мин
Стрекотал телеграфный аппарат. Командарм сидел на стуле, устало прикрыв глаза, и диктовал бойцу-телеграфисту:
— Командующему Южным фронтом… В нечеловеческих условиях наши части форсировали Сиваш, закрепились на Литовском полуострове. Успешному развитию операции мешает внезапно переменившийся ветер. С каждой минутой вода прибывает, препятствуя посылке подкреплений героическим бойцам штурмовых колонн. Выезжаю для принятия срочных мер на месте.
В дверях появился начштаба армии. Не оборачиваясь, командарм спросил:
— Как ветер?
— По-прежнему, южных румбов… Воды всё больше.
Командарм потёр ладонями виски и двинулся к выходу.
Внизу, у крыльца, их ждал длинный чёрный «фиат». Оба в молчании уселись на скрипучие сиденья. Автомобиль тронулся.
Литовский полуостров8 ноября. 5 час. 30 мин
Проволочные заграждения, которые два часа назад брала приступом штурмовая колонна, теперь наполовину скрылись под водой. Море возвратилось с востока в Сиваш и неотвратимо подбиралось к тому склону, где залегли красные бойцы.
Орудийные расчёты подтаскивали пушки повыше; раненые с помощью товарищей перебирались подальше от воды.
Карякин сидел у крохотного костёрчика, подкладывая камышинки в чадящий огонь. У другого такого же костра, всего шагах в пяти, Некрасов сушил футляр своей кинокамеры.
— Некрасов! Иди сюда, — позвал Карякин. — Иди, тебе говорят! Дело есть.
Андрей неохотно встал и перешёл к его костру.
— Нам тут жизни осталось всего ничего, — сказал Карякин, жмурясь от дыма. — Как рассветёт, они осмелятся, пойдут в наступление… И всем нам крышка..
Андрей молча ждал продолжения.
— Ты говорил, память у тебя… как это… запоминальная, что ли?
— Феноменальная, — поправил Андрей.
— Во-во… Ты дорогу запомнил? Мог бы назад дойти, к нашим?
— Вброд?.. Наверное, смог бы, — хмуро сказал Андрей. — Там вехи есть кое-где.
— Тогда выручай. Иди к нашим, объясни: так и так, пропадают красные герои… Сидят в мокром неудобстве, смерти ждут…
Андрей задумался. Карякин, видя это, добавил просительно:
— Дело рисковое, я понимаю… Но и ты пойми — надо!
— Я не о том, — отмахнулся Андрей. — Тут на одной подводе был полевой телефон. И катушки тоже, я видел… Дай мне человек двадцать, я тебе линию протяну. Будет связь.
— Дам! — обрадовался Карякин. — Действуй!
Андрей встал. Карякин тоже.
— Андрей! — попросил он. — Давай помиримся?.. На прощанье?
— Ну давай, — пожал плечами Андрей.
— Нет! Чтоб чин чином! — засуетился Карякин. — Ручки друг дружке пожмём… И вообще…
— Ладно, — усмехнулся Некрасов. — Держи пять.
И они пожали друг другу руки.
Сиваш8 ноября. 7 час. 30 мин
На нашем берегу, в том месте, откуда штурмовая колонна начинала свой ночной поход, по-прежнему горели костры. Почти у самых костров плескалась вернувшаяся в залив вода. На берегу стояли, ждали приказа готовые к отправке отряды. Но приказа всё не было.
Возле штабных автомобилей — теперь их стало уже четыре — собралось всё начальство.
— Ну что ты с ней будешь делать! — ругался начдив 61-й. — Прёт и прёт, окаянная… Товарищ командарм! Моё предложение — идти прямо по воде… Может, брод найдём… Хотите — первым пойду!
Он закашлялся, заслоняя губы костистым кулаком.
Командарм молчал, с ненавистью разглядывая карту: адъютант разложил её на крыле «фиата» и для удобства подсвечивал фонарём.
Вдруг бойцы на берегу задвигались, удивлённо загалдели.
Начальство повернулось на шум, а шофёр «фиата» посветил фарами. Пучок жёлтого света лёг на Сиваш, и все увидели, что к берегу бредёт, по пояс в воде, человек.
Это был Некрасов. Он шёл, еле переставляя ноги, мокрый, весь зашлёпанный грязью, с камерой за спиной и со штативом на плече.
Когда Андрей подошёл ближе, стало видно, что он тянет за собой телефонный провод. К нему бросились, подхватили шнур, помогли вылезть на бугор к командарму.
Скинув на землю штатив и камеру, Андрей с трудом разогнулся и доложил:
— Товарищ командарм! Я с Литовского… Пока держимся. Ждём подкреплений… Очень ждём.
Командарм смотрел на него с уважением и даже с испугом.
— Как вам удалось пройти? — спросил он совсем не по-военному.
— Прошли… Нас двадцать человек.
— А где же остальные?
— Там. — Андрей показал в темноту. — Держат телефонный провод. Вешек не хватило…
— Понятно, — сказал командарм. — Спасибо, товарищ.
И он отвернулся от Некрасова.
Связисты на берегу уже приладили провод к ящику полевого телефона. Командарм секунду подумал, потом сказал адъютанту:
— Передай на Литовский: держаться до конца, держаться любой ценой. Подкрепление будет! — Он нашёл глазами начальника штаба. — Приказываю: форсировать Сиваш силами восьмой кавбригады, отдельной кавбригады, третьей кавдивизии… Брод есть, трасса точно обозначена телефонным проводом — кавалерия пройдёт!..
…Некрасов сидел на земле, закрыв глаза, привалившись к колесу автомобиля.
— Некрасов! — громко сказал над ним начдив 61-й. — Иди, милый, отдыхай!..
Андрей открыл глаза и тяжело встал.
— Разрешите вернуться на Литовский?
— Смотри, какой бедовый!.. Говорят тебе — иди спать!
Недалеко от них связист кричал в трубку телефона:
— Литовский!.. Литовский!.. Литовский!.. Слышу тебя!..
Отряды пехоты на берегу расступились, и в просеке между ними показалась кавалерия.
Безногий комбриг подбодрил мизинчиком усы и заорал во всё горло:
— Вот когда мне хорошо! Вот когда ножки не промочу!
Бойцы с готовностью засмеялись командирской шутке.
С плеском, с гиканьем, со ржаньем лошадей конница на рысях врезалась в воду.
Литовский полуостров8 ноября. 9 час. 00 мин
Вода поднялась ещё выше, оставив Карякину с его отрядом совсем узкую полоску прибрежного склона. Уже рассвело, и хорошо были видны подводы по ступицу в воде, пушки, нацеленные круто вверх, притулившиеся в окопах бойцы.
Воздух был наполнен гулом. Орудия врангелевцев стреляли непрерывно; то и дело на нашей стороне вырастали кусты взрывов — чёрные, если снаряды попадали в берег, белые, если они рвались на воде.
Карякин подполз к самому гребню и, уткнув подбородок в землю, смотрел, что делается у белых. На его глазах из окопов в степи полезли зелёные английские шинели, слились в сплошную линию и двинулись вперёд. Чёткое «ура» неторопливо перекатилось справа налево, как на ученье. Заблестели иголочки штыков. Белая пехота шла в атаку.
— Амба, — с тоской сказал Карякин и сполз по склону вниз.
— Товарищи! — закричал он. — Слушайте меня. Занять боевую позицию! Выкатывай орудия! Будем бить прямой наводкой… И пускай белые гады не радуются. Мы помрём сегодня, а они завтра!.. Потому что революция победит, даже несмотря на нашу гибель…
По пояс в воде стоял посреди Сиваша человек. В одной руке он сжимал винтовку другой поддерживал телефонный провод. Саженях в тридцати от него был другой такой же человек, ещё дальше — третий, четвёртый… Они стояли неподвижно, будто вбитые в дно сваи, а мимо, чуть не задевая их мокрыми конскими боками, шла через Сиваш кавалерия. Конники двигались гуськом — притихшие, сосредоточенные. Только мальчик-горнист чёртиком вертелся в седле: ему нравилось всё странное, что происходило в эту ночь.
— Эй, мужичок! — окликнул он связиста. — Чего там по телефону гуторят?.. Тебе слыхать?
Связист, не отвечая, смотрел мимо него усталыми до беспамятства глазами.
Лошадка под горнистом вдруг нырнула в воду по шею — видно, оступилась с тропки. Она перепуганно заржала, кое-как поймала дорогу и, расплёскивая грудью воду, шибко пошла вперёд. Она обгоняла одного конника за другим, а мальчик смеялся и нарочно торопил её пятками.
Четыре карякинских орудия, задыхаясь от спешки, били по белым. Тявкали «льюисы» и «максимы». Бойцы, лёжа плечом к плечу, палили из винтовок.
А белые цепи, почти не редея, всё надвигались, и ничего с ними нельзя было поделать.
Ударил в уши гром, метнулась брызгами земля, и одна из пушек, развороченная врангелевским снарядом, заскользила вниз по склону и задом въехала в воду. Вода зашипела, поднялся пар.
Белые снова закричали «ура» и, пригнувшись, побежали вперёд.
Карякин вскочил с земли и в бессильной ярости швырнул «лимонку», хотя враги были ещё далеко.
— Врёшь! — заорал он. Мы ещё живые!..
Тяжело топоча сапогами, врангелевцы бежали на него.
И в этот момент на бугор, туда, где стояло, покосившись, красное знамя, вылетел всадник.
Он вскинул к небу горн, и воздух разорвала жестокая весёлая трель — сигнал кавалерийской атаки.
Белая цепь дрогнула, будто споткнувшись об эти звуки. Секунда — и врангелевцы попадали на землю, залегли; с красной кавалерией шутки были плохие.
А мальчик-горнист всё продолжал трубить. Карякин метнулся к нему:
— Где наши?! Где?
— А бис их знает, — сказал мальчик с досадой. — Отстали… А я всё равно буду трубить!
— Слазь! — закричал Карякин и дёрнул горниста за ногу. — Убьют!..
— Успею, — сказал мальчик и вдруг, уронив горн, сполз прямо на руки Карякину, его убило сразу, наповал.
Белые поняли, что сигнал горна обманул их. Цепь снова поднялась в рост, покатилась вперёд, нацелившись штыками.
Вот тогда-то над гребнем показались оскаленные конские морды, засверкали шашки.
Перемахивая через окоп, через головы карякинских бойцов, конники мчались в атаку — в кавалерийскую атаку, от которой нет спасения. А сзади, словно морские чудища, лезли, лезли на берег из воды мокрые лоснящиеся кони, и всадники свирепо шпорили их, торопя в бой.