Применительно к источникам середины XVI в., в отличие от более поздних десятилетий[208], вопрос о закономерностях расположения имен рассматривался в исторической литературе в целом достаточно поверхностно. Более или менее подробно останавливалась на нем, пожалуй, только М. Е. Бычкова, сопоставившая Тысячную книгу и Дворовую тетрадь с различными редакциями родословных книг. Эта исследовательница в итоге пришла к выводу об общей хаотичности расположения имен в Дворовой тетради. По ее мнению, система родового старшинства в середине XVI в. еще не сложилась окончательно и не играла серьезной роли в вопросе службы[209].
В действительности это мнение было основано на недостаточно глубоком изучении внутренней структуры этого источника, который имел широкое делопроизводственное хождение на протяжении 1550-х гг. Во многих случаях записи в нем определяли последующие кадровые назначения.
Сложность работы с Дворовой тетрадью заключается в значительном числе приписок. Далеко не всегда удается отделить их от первоначального ядра. Достаточно легко определить дополнения в нижних частях каждой рубрики, где помещались недавние новики и выходцы из других корпораций. Они записывались в хронологическом порядке в зависимости от времени их появления здесь. В этом ряду находились, например, недавние новгородские выходцы князья Ф. Ю. Глазатый и М. Ю. Кривонос Оболенские[210], В. В. Волк Приимков, а также упомянутые князья Г. Кожан, А. и С. Ерш Щетинины. Сложнее обстоит дело с приписками в основном тексте. Выявлять их приходится исходя из пофамильной логики построения Дворовой тетради, с привлечением известных биографических данных.
В списке князей Оболенских между именами представителей фамилии Тростенских были вписаны Василий Меньшого Кашин, Роман Лыков, Федор Пенинский и Василий Борисов Константинов. Целая группа новиков из знатных фамилий присутствовала в верхней части рубрики. Среди них были Александр Ярославов, Иван Хорхора Золотого, Владимир и Юрий Курлятевы, а также Андрей Репнин. Никто из них не был известен Тысячной книге, не говоря уже о более ранних источниках. Все они служили уже в последующие десятилетия[211].
У князей Ярославских среди имен Засекиных был вписан князь Михаил Львов Зубатого, а между Сицкими – Петр Деев. Оба они были единственными представителями своих фамилий среди остальных членов этого рода.
Рубрика князей Оболенских в Дворовой тетради, в ее реконструируемом виде, распадается на две основные части. В первой части, заканчивающейся после имени князя А. В. Репнина, имена располагались без учета пофамильного родства. Все упомянутые здесь лица составляли «цвет» корпорации, были известны разрядным книгам и нередко назначались воеводами и наместниками[212]. Во второй части друг за другом были перечислены князья Долгоруковы, Тростенские и Щербатовы, которые принадлежали к младшей ветви Оболенских и невысоко котировались в служебном отношении. Их положение внутри родовой корпорации было сопоставимо с положением рядовых дворовых детей в других рубриках Дворовой тетради. Следует отметить, что в этой группе отсутствовал О. Т. Тростенский, пожалуй, наиболее заслуженный представитель своей фамилии. Он был записан в первой части рубрики князей Оболенских. Вероятно, при этом были приняты во внимание именно его выдающиеся служебные заслуги[213].
Наибольший интерес вызывает первая часть рубрики. Расположенные в ней имена также подразделяются на две группы. В первую входили князья Андрей Ногтев, Петр Данилов и Дмитрий Шевырев Щепины, Иван Стригин, Михаил и Юрий Репнины, Дмитрий Овчинин и Самсон Туренин. Во вторую – Иван Горенский, Иван и Федор Кашины, а также уже названный О. Т. Тростенский.
Для понимания общих принципов построения текста удобнее всего начать анализ расположения имен со второй группы. Князья И. В. Горенский, Кашины и О. Т. Тростенский были одними из самых заметных представителей своего рода. Все они были заслуженными воеводами. Служба И. В. Горенского началась еще в 1526 г. К началу 1550-х гг. он успел несколько раз отличиться на военном поприще. Известны разрядным книгам были братья Кашины, а также О. Т. Тростенский. В Тысячной книге все они были записаны по высоким 1-й и 2-й статьям[214].
Несмотря на свои заслуги, они не имели реальных шансов на попадание в Боярскую думу. Среди их предков и ближайших родственников не было бояр и окольничих, так что по своему положению среди князей Оболенских они занимали переходное место между рядовыми и собственно «боярскими» фамилиями.
Большая часть лиц из первой части рубрики князей Оболенских по своим служебным достижениям значительно уступала перечисленным ранее лицам. На первом месте в ней был записан князь А. В. Ногтев, редко встречающийся в разрядах. Почти ничего не известно и о службе князя Д. Ф. Шевырева, чье имя стояло на почетном третьем месте. По сообщению князя А. М. Курбского, к моменту казни (1563–1564 гг.) Д. Ф. Овчинину, еще одному представителю этой группы, исполнилось только «лет 20 или мало боле». Скорее всего, его молодость была все-таки несколько преувеличена. В 1555 г. он уже был воеводой в Мценске[215].
Решающую роль в определении родового старшинства среди князей Оболенских в середине XVI в. стали, по всей видимости, играть шансы той или иной фамилии на попадание в Боярскую думу. Именно это обстоятельство предопределяло более высокие позиции князей Репниных в сравнении с их более старшими родственниками Турениными. Туренины происходили от Бориса Турени, старшего брата Ивана Репни, предка Репниных, и не уступали им по числу колен. В свою очередь по генеалогическому старшинству князья П. Д. Щепин и Д. Ф. Шевырев должны были уступать и Турениным и Репниным[216].
Среди князей Оболенских отмечался высокий уровень сохранения родственных связей. В этой связи интерес вызывает духовная грамота князя Ю. А. Пенинского. Несмотря на отсутствие родовых вотчин и службу в старицком уделе, он продолжал поддерживать тесные контакты со своими родственниками на великокняжеской службе. В его завещании упоминаются сразу несколько человек из других ветвей рода князей Оболенских: Самсон Туренин, Федор Черный Константинов, Михаил и Юрий Репнины, Петр Серебряный, Андрей Ногтев, братья Федор и Иван Ивановы Лыковы, а также Юрий Васильев Лыков[217].
Вероятнее всего, именно такие контакты и привели к включению его племянника Федора в состав родовой корпорации. Помощь князю Федору Овчине, попавшему в литовский плен в 1535 г., оказывал его «брат» (двоюродный брат) Иван Овчина, взявший под опеку его семью. Письма из литовского плена были адресованы также другим представителям клана князей Оболенских. Сын Ф. В. Овчины Дмитрий поддерживал отношения со своим старшим двоюродным братом боярином Дмитрием Ивановичем Немым.
Трогательной заботой о дочерях погибшего под Казанью князя Ивана Красина Оболенского отметился их «дед» – Петр Иванов Горенский, находившийся с ними в весьма отдаленной степени родства[218]. Эти связи проявлялись в том числе при продвижении близких родственников в число бояр – «синклитов».
Князья Оболенские лучше других родов были представлены в Боярской думе. Не случайно представители именно этого рода неизменно перечислялись первыми во всех княжеских списках середины века. К началу 1550-х гг., времени составления Дворовой тетради, среди них выделился круг фамилий, которые благодаря успешной службе их предков могли реально претендовать на получение думных чинов. Непосредственное влияние на выдвижение имела также современная времени составления этого источника политическая ситуация. В это время боярами были Дмитрий и Константин Ивановичи Курлятевы, а также Василий Семенович Серебряный. В 1551–1552 гг. боярство получили также Петр Семенович Серебряный и Дмитрий Иванович Немой. Именно эти лица могли с наибольшим успехом продвигать в Боярскую думу своих ближайших родственников[219].
В рубрике князей Оболенских в Дворовой тетради первое место занимал А. В. Ногтев. Его высокое положение было достигнуто не только за счет родовитости. Большее значение имело его близкое родство с могущественным князем Д. И. Курлятевым. Впоследствии Ноготковы, потомки А. В. Ногтева, не имея особых служебных заслуг, беспрепятственно попадали в Боярскую думу. В боярском списке 1588/89 г. список князей Оболенских также возглавлял представитель этой фамилии – Ф. А. Ноготков, который вскоре оформил свои претензии на высокое положение, получив боярское звание[220]. Не менее прочным было положение В.С. и П. С. Серебряных, которые также входили в состав ближней думы Ивана IV. Соответственно, в рубрике князей Оболенских вслед за А. В. Ногтевым были помещены их двоюродные братья, П. Д. Щепин и Д. Ф. Шевырев Щепин[221].
Из «боярской» фамилии происходил и Иван Стригин, который имел большое число предков в Боярской думе. Его интересы в 1550-х гг. «защищал» боярин Д. И. Немой, приходившийся ему троюродным братом. Двоюродным братом этого боярина был Д. Ф. Овчинин[222]. Молодость последнего предопределила его более низкое место. Наконец, М.П. и Ю. П. Репнины, хотя и не имели к моменту составления Дворовой тетради своего представителя в Боярской думе, вполне могли рассчитывать на получение боярского звания. В середине 1540-х гг. боярином был их отец – Петр Иванович Репнин, а ранее и дед Иван Репня