.
Речь шла об единичных случаях переходов, под контролем великокняжеской власти. Примечательно, что после «поимания» в 1533 г. Юрия Дмитровского никто из его бояр и детей боярских не перебрался на старицкую службу. Лишь десятилетия спустя некоторые дмитровцы оказались при дворе Владимира Старицкого. Одним из них был ясельничий Иван Кекса Татищев[330]. Очевидно, процесс подобных переходов жестко регламентировался со стороны московского правительства.
Значительно в больших количествах при удельных дворах были представлены лица, зарекомендовавшие себя прежде на государевой службе. Видное место на службе у Юрия Дмитровского занял, например, Петр Михайлович Плещеев, «был боярин на Москве и в Дмитрове»[331]. В составе Государева двора при Иване III служили также более десятка лиц, которые впоследствии известны на дмитровской службе[332].
Насколько можно судить, подавляющее большинство служилых людей, выбравших в это время службу Юрию Дмитровскому, владело вотчинами на территории его удела. Однако это обстоятельство далеко не всегда было решающим при выборе своего «государя». Владея вотчинами в разных уездах страны, многие из тех, кто перешел на дмитровскую службу, с равным успехом могли бы служить и при Государевом дворе. Например, тот же П. М. Плещеев в своем завещании распоряжался землями в Верейском, Московском, Переславском и Звенигородском уездах, причем последнее его владение (даже с учетом пожалованных Юрием Дмитровским деревень) не было самым крупным[333].
Конечно, это был очень видный вассал дмитровского князя, переговоры с которым должны были вестись на индивидуальном уровне. Но даже куда менее значительные служилые люди имели возможность реального выбора.
Старинные можайские вотчины принадлежали Белого (род Нетши). Ростовскими вотчинниками были Мещериновы. Яков Мещеринов, владея родовыми землями в Ростовском и Переславском уездах, оказался связан по службе с дмитровским двором. Вотчинами в Суздальском и Московском уездах владели Судимантовы. Интересно отметить, что дело о разбое Михаила Судимантова и его сына Романа в Суздальском уезде рассматривалось великокняжескими боярами без участия представителей удельной администрации. Отсутствовали в этом деле упоминания о других сыновьях М. И. Судимантова Иване и Юрии. Последний позднее входил в число детей боярских «князь Юрьевских Ивановича». Часть представителей этой фамилии осталась, видимо, на великокняжеской службе, другие – выбрали дмитровский удел. В Коломенском уезде родовая вотчина принадлежала Давыдовым[334], тоже служивших в дмитровском уделе.
На службе у Юрия Дмитровского можно обнаружить целую группу выходцев из Юрьевского и Владимирского уездов. Эти уезды никогда не отдавались в уделы. Юрьевскими вотчинами владел, в частности, Григорий Чудин Акинфов, сыновья которого Петр и Канбар в Тысячной книге числились среди вассалов дмитровского князя. То же самое можно заметить относительно Огаревых. Наиболее ярким представителем этой фамилии на дмитровской службе был дьяк Андрей Огарев. Здесь же подвизался Афанасий Игнатьев Шишка Пятого. Земли его родственников Москотиньевых располагались во Владимирском и Юрьевском уездах. Наконец, известно, что с Юрьевским уездом были связаны Кучецкие, один из которых – Степан Смердюгин Кучецкий – владел в первой трети XVI в. поместьем в Звенигородском уезде[335].
Не исключено, что причиной появления здесь юрьевцев было продолжающееся в первые годы XVI столетия «освоение» Новгородской земли, которое далеко не всегда имело добровольный характер. В 1503 г. поместьем в Вотской пятине был пожалован Семен Огарев. Здесь же служили Андрей и Бросалец Онкифовы (Окинфовы). В конце XV в. в Новгородской земле поместья получило уже большинство представителей рода Кучецких. Опасения оказаться «всеродно» на гостеприимной Новгородской земле возникали далеко не на пустом месте[336].
Из всех Голенищевых в Дмитровском уезде сохранили за собой земли, например, только сыновья Михаила Васильева Голенищева, служившего Юрию Дмитровскому, в то время как остальные представители этой фамилии были переселены в Новгород, а затем и в Торопец[337].
После присоединения Тверского княжества многие представители местного боярства перебрались на службу (вольно или невольно) в другие уезды страны. Это переселение коснулось Коробовых, Карповых, Бокеевых, Зюзиных, Шетневых и, частично, Левашовых. Служебную связь с уездами в пределах бывшей Тверской земли сохранили только те представители этих родов (кроме Левашовых), кто связал свою судьбу с удельной службой. По Кашину в середине XVI в., в частности, служили Ф.А. и М. А. Карповы и П. И. Шетнев[338].
Уже упоминались случаи службы великому князю лиц, в поземельном отношении связанных с различными уездами дмитровского удела. Особенно большое число подобных примеров относилось к подмосковным Дмитровскому, Рузскому и Звенигородскому уездам. Очевидно, вопрос о служебной принадлежности при создании уделов сыновей Ивана III решался каждым лицом исходя из его собственных пристрастий. Дмитровскую службу выбрали даже Михаил и Василий Елизаровы Гусевы, братья злосчастного Владимира Гусева, казненного в 1497 г. после неудачного заговора в пользу будущего Василия III, который, казалось бы, должен был вознаградить их за кровь брата.
Та же тенденция обнаруживается при анализе состава двора Дмитрия Углицкого. Здесь также встречались лица, отметившиеся прежде на великокняжеской службе, хотя в их числе не было представителей ближайшего окружения Ивана III или заслуженных воевод. В большинстве своем они, видимо, отличались молодостью. Сведения об их службах относятся к позднему времени. Яков Поплевин Морозов и князь Владимир Барбашин в 1495 г. упоминались среди детей боярских «за постелею» в новгородском походе. Василий Нефиманов в 1500 г. ведал детьми боярскими на свадьбе В. Д. Холмского, а затем производил земельный разъезд великокняжеских владений с территорией будущего углицкого удела. В церемонии свадебного торжества В. Д. Холмского принимали участие также Иван Скрябин Морозов, Семен Мятлев и Андрей Белкин. Федор Кокошкин в 1503 г. был приставом у литовских послов[339].
Многие «дворяне» этого удела были также близкими родственниками членов Государева двора. Это наблюдение справедливо для Василия Иванова Волынского и его братьев, Ивана Беляницы Безобразова[340]. Некоторое число представленных здесь лиц в поземельном отношении не были связаны прежде с отданными ему территориями. Среди них был князь В. И. Барбашин. Его отец владел родовыми землями в Суздальском уезде. Ростовскими вотчинниками были Грязные-Ильины. Позднее им принадлежали также земли в Углицком уезде. Возможность выбора службы существовала и у сыновей И. М. Волынского, имевших земли в Коломенском уезде[341].
Наименее представительным был двор Семена Калужского, хотя о нем ввиду недолговечности существования и сохранилось очень мало сведений. Наиболее значимой фигурой здесь был престарелый князь Василий Иванович Голенин, неоднократно задействованный в проведении нескольких писцовых описаний рубежа XV–XVI вв. В 1501 г. он был дворецким в Твери, а позже отметился в качестве воеводы в смоленских походах. Куда менее примечательными были остальные известные здесь лица. Среди них особое место занимал бывший рязанский боярин Матвей Булгак Денисьев, который еще в первые годы XVI в. перешел на московскую службу. В 1508 г. он был одним из воевод «из удела от князя Семена Ивановича». А. А. Зимин считал возможным говорить о том, что он не служил этому князю, а был придан ему «для усиления». Это предположение кажется не слишком правдоподобным. Потомки князя Александра Кашина, еще одного воеводы из калужско-бежецкого удела, фигурирующего в том же разряде, позднее служили по Калуге. Очень вероятна связь с двором Семена Калужского и для Василия Юрлова Плещеева, который также был послан «из удела».
И.Т. и В. Т. Юрловы Плещеевы в 1495 г. находились среди «постельников» в свите великого князя. Сыном окольничего Ивана III был Иван Данилов. Служил «государю всея Руси» также отец князя А. В. Кашина. Не исключено, что в калужско-бежецком уделе подвизались и некоторые другие Кашины, а также их родственник Василий Горенский, которые позднее также служили по Калуге[342]. Из названных лиц, очевидно, что связей с территорией нового удела не имел М. Булгак Денись ев. Родовые вотчины в Оболенске и в Малом Ярославце принадлежали Кашиным, которые вполне могли оказаться и на великокняжеской службе[343].
В целом стоит отметить определенную стихийность набора служилых людей в удельные дворы, созданные в первые годы XVI в. Воспользовавшись случаем, сюда перешли многие члены Государева двора, в том числе и те, что не были прежде связаны с удельной службой. Многие из них не имели вотчин в уездах, которые образовали княжества сыновей Ивана III. Некоторые члены удельных дворов, особенно Дмитрия Углицкого и Семена Калужского, ранее не были известны на службе и, видимо, отличались молодостью, под стать своим юным князьям.
На начальном этапе процесс формирования новых удельных дворов в значительной мере вышел из-под контроля великокняжеской власти. И дело было даже не столько в удельных пережитках, следы которых здесь были не столь уж значительными. Определенной ревизии подвергались в результате достижения нескольких предшествующих десятилетий. Некоторые из новгородских помещиков оставили, например, свои поместья после смерти Ивана III. Часть из них нашла себя на удельной службе. Помещиком Деревской пятины был Григорий Константинов (Жеребцов) из рода Бяконта. Его сын Василий служил уже Юрию Дмитровскому и в Дворовой тетради был записан по Кашину