Видно, что состав служилых людей удельных князей не дает оснований для утверждения о том, что они были центрами притяжения для бояр и детей боярских из других (существующих или уже исчезнувших) удельных княжеств. Сразу после создания этих уделов был сформирован круг служивших в них бояр и детей боярских, который в дальнейшем не претерпевал сколько-нибудь значительных изменений. Новые переходы были строго ограничены и находились под контролем московского правительства. Более того, сами служилые люди из удельных княжеств становились объектами повышенного внимания великокняжеской власти, которая периодически переманивала их на свою службу.
Развитие системы служебной организации в уделах шло в тех же направлениях, что и на основной территории страны. Одним из ключевых факторов в этом отношении являлось распространение поместной системы. Писцовое размежевание удела Юрия Дмитровского с территорией собственно великого княжества 1504 г. называет имена нескольких десятков помещиков и показывает достаточно высокую степень развитости поместной системы в Подмосковье. В конце XV в. на землях, составивших впоследствии дмитровский удел, поместные раздачи вели как Иван III, так и удельные Борис Волоцкий и его сын Иван Рузский. Многие названные здесь помещики сохранили за собой свои поместья, перейдя в разряд служилых людей Юрия Дмитровского. Среди них был Василий Жолоб Пушечников, владевший поместьем в Рузском уезде. Еще в 60-х гг. XVI в. это поместье находилось в руках у его внука, Михаила Жолобова (поместье отца). За время службы Юрию Дмитровскому Жолобовы Пушечниковы приобрели также земли в Кашинском и Звенигородском уездах[368].
В этом же уделе оказался дмитровский помещик, дьяк Ивана III Артемий Синец. В 1514 г. он от имени князя Юрия производил земельный обмен с Макарьевым-Колязиным монастырем. «Старыми» звенигородскими помещиками были братья Рожновы. Позднее принадлежавшие им поместья перешли к их сыновьям. Потомками воиславского посельского Ярца были, вероятно, звенигородские помещики Федор Ярцев и его братья. В. Б. Павлов-Сильванский обратил внимание на преемственность землевладения звенигородских помещиков начала XVI в. Василия Козлова Таболова, «звенигородца». Григория Мишенина, а также не названных в разъезде 1504 г. Сытиных[369].
В «наследство» Юрию Дмитровскому на основных землях его удела досталась, таким образом, достаточно большая группа служилых людей-помещиков, владевших своими землями на праве обязательной службы.
В дальнейшем процесс поместных раздач в дмитровском уделе был продолжен. По обрывочным данным актовых источников можно назвать целый ряд имен помещиков на удельной службе. В Рузском уезде поместьями владели князь Василий Нечика Звенигородский и Григорий Багмерев, в Дмитровском – Митя Быков, Федор Курицын, Степан Топорков, Иван Угородский, Макаровы Клочковы, в Звенигородском – вдова Василия Таболова с детьми, наконец, в Кашинском – Василий Машуткин и Осман (Александр) Ковригин. Поместье «государя» называет в своей духовной грамоте Захар Катунин[370].
Этот список можно несколько расширить за счет сравнительного анализа актовых источников 1530—1540-х гг. Известно, например, что в 1537 г. поместье в Звенигородском уезде принадлежало жене дмитровского боярина М. Е. Гусева Домне и его сыну Семену. Не вызывает сомнения то, что это поместье досталось им от самого М. Е. Гусева. Можно предположить, что еще при жизни Юрия Дмитровского звенигородскими поместьями владели Казарин Петелин Губцов и Василий Ватолин[371].
Значительные результаты дает ретроспективный анализ писцовых книг. Как показал С. Н. Кистерев, писцовая книга Рузского уезда 1567–1569 гг. опиралась на материалы предшествующего писцового описания 1536–1537 гг. Помещики 1530-х гг. фигурируют в ней в категории «порозжие земли», а также в качестве предыдущих владельцев. Всего удается, таким образом, насчитать порядка 60 имен, которые, с большей или меньшей степенью вероятности, относились к 1530-м гг. Большинство из них владели поместьями до времени «поимания» Юрия Дмитровского. На службе у князя Юрия определенно состояли конюшенный дьяк Иван Поповка, князь Федор Петров Звенигородский, Константин Бекетов и Михаил Курчев. Вероятна связь с дмитровским двором для князя Андрея Ростовского (Приимкова), Якова Иванова Пересветова и Якова (Васильева) Унковского[372].
Писцовая книга Звенигородского уезда 1558–1559 гг. также опиралась на перепись 1537 г. В этом случае писцы конца 1550-х гг. сохранили меньше имен прежних владельцев. Еще до письма И. Д. Боброва (1537 г.) «запустело» поместье Степана Смердюгина Кучецкого. Поместьем мужа владела Соломонида Козловская. Очевидно, во время службы в уделе получили свои поместья братья Голенищевы. С дмитровским двором был связан Василий Рычко Ворыпаев Плещеев, поместье которого в 1549 г. было передано по духовной грамоте Юрия Дмитровского в Саввин-Сторожевский монастырь[373].
Всего, таким образом, устанавливаются имена нескольких десятков лиц, получивших поместья из рук Юрия Дмитровского. По своему положению выявленные помещики принадлежали к различным слоям служилых людей. Подавляющее большинство из них принадлежало к числу рядовых детей боярских. Впрочем, достаточно часто поместьями владели также представители дмитровской знати, подобные боярину М. Е. Гусеву, князьям В. В. Нечике Звенигородскому и А. Д. Приимкову Ростовскому.
Некоторые имена помещиков упоминаются в завещании Дмитрия Углицкого: Александр Упин, Яков Поплевин Морозов, Василий Волынский, Федор Большой Кокошкин, Иван Полев. Некоторые из них сохранили поместья за собой и после исчезновения углицкого удела[374].
Ограниченные возможности для поместных раздач существовали на территории старицкого удела. За исключением, может быть, Алексинского уезда в удел Андрею Старицкому попали земли с высокой степенью концентрации вотчинного землевладения. Поместья могли появиться здесь либо в результате конфискаций, либо в случае раздачи дворцовых земель. Первый путь был заранее обречен на неудачу, хотя удельная администрация и прибегала к нему иногда, как это было, например, после побега А. А. Карачева. Большее значение имела раздача дворцовых земель.
Позднее, в 1563 г., при проведении принудительного обмена владениями между Иваном IV и Владимиром Старицким были тщательно зафиксированы все изменения, коснувшиеся дворцовых земель удела. В том числе были отмечены и села, пошедшие в поместные раздачи. Определенная часть названных здесь сел могла пойти в раздачу уже при Андрее Старицком. В любом случае их число кажется недостаточным для придания процессу поместных раздач масштабного характера. Наличие в распоряжении у того же Владимира Старицкого значительных массивов земель дворцового фонда свидетельствует о том, что старицкие князья не форсировали этот процесс, что в целом подтверждает вывод об их не слишком активной позиции. Тем не менее в Старицком уезде Г. М. Валуев упоминал «государево жалование» село Мишутино. В писцовой книге Верейского уезда Н. Неплюева 1629 г. в категории «старой пустоты поместья» назывались земли Григория Судока Сатина. Известны были некоторые земельные пожалования на территории Алексинского уезда. Вотчина здесь была пожалована Г. В. Грязному-Ильину, а поместье – новокрещену В. Баранчееву[375].
Не меньшее значение имело создание однородной структуры служилых людей, постепенная инкорпорация выходцев из Тверской земли и их адаптация к «московским» порядкам. Небольшие территории уделов способствовали более интенсивному проникновению служилых людей из одного уезда в другой. В отличие от «двора тверского», просуществовавшего в структуре Государева двора вплоть до 40-х гг. XVI в., тождество, например, кашинских детей боярских с другими служилыми людьми из бывшего Дмитровского княжества было практически полным[376].
Чаще всего разрушение единства кашинской корпорации шло за счет пожалования земель в Кашинском уезде выходцам из других частей дмитровского удела, происходивших из старинных «московских» фамилий.
Продвижение в Кашинский уезд началось еще при Иване III. Уже в начале XVI в. на кашинском рубеже упоминались земли князей Василия и Петра Охлябининых. Очевидно, еще в конце XV в. вотчины здесь были приобретены (пожалованы) сподвижниками великого князя Яковом Захарьичем Кошкиным и Михаилом Беззубцевым[377]. Этот вектор развития был продолжен во время существования дмитровского удела.
Вероятно, в первые годы правления Юрия Дмитровского на территории Кашинского уезда, как части Тверской земли, действовали определенные запреты на покупку вотчин представителями других уездов. В 1518 г. потребовалось специальное разрешение этого князя на приобретение вотчин в Кашинском уезде дмитровскиму дворецкому Василию Константиновичу Немому Вельяминову. В дальнейшем подобное ограничение было снято. Тот же В. К. Вельяминов в 1526–1527 гг. приобрел вотчину у Т. И. Мижуева без каких-либо дополнительных формальностей[378].
Обилие «москвичей», владевших вотчинами на территории Кашинского уезда, подтверждает это предположение. Кроме уже названного В. К. Вельяминова, среди них были лица разного социального статуса – князь Давыд Данилович Хромой Ярославский, Семен Данилов Вельяминов, дьяк Афанасий Яковль, подьячий Василий Леонтьев Палицын, а также сын боярский Афанасий Шишка Москотиньев. Согласно припискам к дмитровской рубрике Дворовой тетради, по Кашину служил Василий Петров Брехов. В боярских списках 1547 г. по Кашину был записан Иван Петрович Заболоцкий, прежде один из наиболее видных вассалов Юрия Дмитровского. Согласно Сказанию о чудесах от мощей Макария Калязинского, связь с Кашином имел Захар Обобуров, землевладелец Рузского уезда