Эти дни были самым тягостным периодом в жизни Сян Наня. Он, рожденный в революционной семье, еще юношей вступивший в партию и непоколебимо преданный ей, и помыслить не мог, что когда-нибудь будет признан правым элементом.
В дни повальной критики Сян Нань с женой не находили себе места от беспокойства, ночами не могли сомкнуть глаз. Верные товарищи, с которыми они еще вчера трудились сообща, в одночасье стали чужими и теперь безжалостно осуждали Сян Наня. Текст выступления Сян Наня, очевидно утвержденный Секретариатом ЦК комсомола и снискавший тогда всеобщее одобрение, превратился в «антипартийный материал». Так вся ответственность за документ, представленный в ЦК КПК от имени всего ЦК комсомола и разосланный по всей партии, была взвалена только на Сян Наня.
В течение более чем полугода на всех больших и малых собраниях ЦК комсомола постоянно шла критика Сян Наня. Были подняты его предыдущие доклады и статьи, из них выдергивали отдельные цитаты и не стесняясь обвиняли автора в «антипартийной риторике». Перед тем как наложить взыскание, ЦК организовал в комсомольской школе митинг на две с лишним тысячи человек, также посвященный критике Сян Наня. Специальное извещение заблаговременно направили Ван Чжисинь, потребовав от нее явиться на митинг и произнести речь.
Для Ван Чжисинь, которая сама была видным членом ЦК комсомола, требование публично осудить Сян Наня и открыто отречься от него было невыносимо тягостным. Вместе с тем она хорошо осознавала последствия возможного отказа: ее тоже могли признать правым элементом. А как бы они, оба будучи осужденными, смогли растить своих малолетних детей и поддерживать престарелых родителей?
И вдруг, как раз в то время, когда Сян Нань с супругой из последних сил переживали отчаянную внутреннюю борьбу, из канцелярии ЦК комсомола поступил приказ, обязывавший Ван Чжисинь сопровождать первого секретаря Ху Яобана в исследовательской поездке в уезд Сюйшуй провинции Хэбэй. Получив это известие, она испустила вздох облегчения, словно утопающий, схватившийся за спасательный круг.
Когда Ван Чжисинь с Ху Яобаном вернулись из командировки, обличительные митинги уже закончились, и женщине не пришлось, стоя на сцене, публично критиковать мужа. Позднее, поразмыслив над случившимся, Ван Чжисинь поняла, что на самом деле внезапная командировка не имела ничего общего с ее реальной работой: просто Ху Яобан хотел выручить ее. И даже несколько десятилетий спустя, вспоминая об этом, она чувствовала прилив благодарности.
Низовая работа на ферме к востоку от Пекина
Вскоре после того, как Сян Нань был причислен к правым элементам, его сослали на низовую работу на фермерское хозяйство к востоку от Пекина. Кампания 1957 года против правых сил была направлена в основном на внепартийных деятелей и представителей интеллигенции. Кампания же 1958 года затронула немало руководящих партийных кадров. Однако функционеров вице-министерского уровня и выше, которых реально отправили на низовую работу, в Пекине можно было пересчитать по пальцам.
Сян Нань отправился на ферму в восточном пригороде столицы как раз в 1958 году накануне Дня основания КНР, когда все семьи активно готовились к празднику. Ван Чжисинь, с трудом сдерживая скорбь, помогла ему собрать чемоданы и проводила его до восточных предместий Пекина.
Супруги бок о бок прошли войну, вместе пережили и кровавые «зачистки» японских оккупантов, и суровую политическую кампанию по исправлению стиля, и как бы ни были тяжелы внешние условия, как бы ни были горьки обиды, Сян Нань всегда оптимистично утешал Ван Чжисинь, уверял ее, что все будет хорошо.
Ван Чжисинь сама была членом ЦК комсомола и присутствовала на III пленуме 3-го созыва, и когда она слушала нескончаемую критику в адрес мужа, сердце ее обливалось кровью. А клеймо правоуклониста на имени Сян Наня стало для семьи чудовищным потрясением.
Хотя с виду Ван Чжисинь казалась хрупкой, дух ее был необычайно тверд. Прежде вечно занятый Сян Нань вдруг не находил себе дела; всегда такой общительный, он теперь не мог найти собеседника. Поэтому самой большой тревогой Ван Чжисинь было то, как Сян Нань переживает громадное политическое давление. Но ее несколько успокаивало, что Сян Нань, несмотря на обязанность снова и снова в письменной форме заниматься самокритикой, сохранял привычку ежедневно читать книги и газеты. Он даже привел в порядок свои фотографии и кропотливо составил из них альбом, на что долгие годы не мог выкроить времени. Но все равно во дворе здания ЦК комсомола, где они жили, отныне не раздавался звонкий смех Сян Наня.
Всякий раз, когда Сян Нань возвращался к зданию ЦК, его ум неотвязно преследовали мрачные тени. Но едва очутившись на ферме за городом, он словно становился другим человеком. Наблюдая за обильно засеянными земельными угодьями, имея дело с простым крестьянским трудом и чувствуя необычайное уважение и доверие со стороны руководителей хозяйства, Сян Нань вновь обрел достоинство и уверенность в себе. Здесь никто не считал его правоуклонистом, никто не припоминал ему его «заблуждения».
Сян Нань родился в крестьянской семье, поэтому ему не составило труда быстро влиться в коллектив работников и стать одним из ключевых людей на фермерском хозяйстве. Руководители фермы Чжэн Цун и Ли Чжунпу негласно признавали лидерство Сян Наня, и, хотя тот не был их начальником, советовались с ним буквально по всем вопросам, постоянно приглашали его на заседания парткома и в итоге поступали так, как он рекомендовал. За это окружающие в шутку называли его «Сян-голова» (с. 40).
Фермерское хозяйство Дунцзяо стало одним из первых госхозов Пекина. К тому же в 1958 году народная коммуна Лайгуанъин расширилась в направлении Дунцзяо и слилась с ним. Объединенное хозяйство стало называться народной коммуной Хэпин («Мирная»), а позднее – коммуной Чжунъа юхао («Китайско-албанской дружбы»). Сразу после приезда Сян Наня на ферме получили извещение, что нужно внимательно следить за словами и поступками этого правого элемента. Но некоторое время спустя все убедились, что он человек исключительной порядочности, и очень удивлялись, как его вообще могли счесть негодяем (с. 40, 41).
Заведующему хозяйством Чжэн Цуну Сян Нань показался человеком без малейшего высокомерия, порой озорным и не слишком подходящим для роли руководителя. В то время на ферме имелся мотоцикл, и поначалу, когда Сян Нань ездил навещать семью один-два раза в месяц, Чжан Цун обычно подвозил его до Пекина. Позднее Сян Нань сам научился водить мотоцикл и ездил домой один, а однажды чуть не попал в аварию на шоссе, ведущем в аэропорт.
В тот день в Пекин прибывал какой-то важный иностранный гость, и полиция полностью перекрыла дорогу к аэропорту. Сян Нань, не подозревая об этом, на полной скорости выехал со вспомогательной дороги на шоссе. Увидев мотоциклиста в ветровке и темных очках, который вылетел на закрытый участок шоссе, стражи порядка всполошились и пустились в погоню. Сян Нань, увидев преследовавшие его полицейские машины, понял, что дело плохо, поддал газу и, пользуясь знанием местности, тут же свернул в поля и проселочными тропинками вернулся в госхоз. Когда же полиция прибыла на ферму, чтобы опросить возможных свидетелей, все как один заявили, что не знают такого человека.
В 1958 году в госхозе Дунцзяо, где были изначально неплохие природные условия и хорошая земледельческо-скотоводческая база, также начался «Большой скачок» и была организована большая общая столовая. Даже старушки с перебинтованными ногами были вынуждены идти больше километра, чтобы получить там паек.
Не в силах смотреть на это, Сян Нань посовещался с руководством фермы, и столовую потихоньку расформировали.
Прежний начальник Пекинского сельскохозяйственного управления Лю Мин, который в то время вел бухгалтерию фермерского хозяйства Дунцзяо, стал закадычным другом Сян Наня. Позднее он вспоминал: «Когда Сян Нань был на низовой работе, в его настроении не ощущалось ни одной фальшивой ноты, он говорил увлеченно и принимал дела государства очень близко к сердцу. На второй год, когда управление назначило его заместителем директора госхоза, он по-прежнему трудился наравне с крестьянами, ел и спал вместе с ними. У Сян Наня была привычка много читать прессу, и он просматривал все газеты, какие только выписывало фермерское хозяйство. Обычно он возвращался домой раз в месяц и в свободное от работы время, сидя в своем маленьком домике, читал книги и газеты».
После того, как госхоз Дунцзяо был преобразован в коммуну Китайско-албанской дружбы, туда часто стали наведываться иностранные гости. Руководство коммуны нередко просило Сян Наня сопровождать посетителей. Поскольку Сян Нань бывал за границей и занимался международными делами в ЦК комсомола, он держался с гостями уверенно, беседовал непринужденно. Это неоднократно поражало иностранцев: они говорили, что Китай поистине непостижим, раз даже обычным госхозом здесь управляют люди настолько выдающиеся.
Пока в лихорадочной погоне за дутыми показателями в период «Большого скачка» многие люди теряли головы, Сян Нань вел дела в госхозе без отрыва от реальной обстановки. Он призывал окружающих не прислушиваться к ошибочной пропаганде и добросовестно заниматься сельским хозяйством в соответствии с производственными правилами. В то время высокие начальники призывали вести глубокую вспашку почвы, а в газетах печатались статьи, утверждавшие, что таким образом можно собирать больше зерна. Сян Нань не верил в это, он считал, что при глубоком рыхлении обнажается слаборазвитая почва, неподходящая для посева. Коллеги согласились с ним, и после того, как начальство с проверкой уехало, перестали глубоко распахивать грунт. Как результат – во всех госхозах и коммунах, где продолжили применять глубокую вспашку, на следующий год чудовищно снизилась урожайность, а в госхозе Дунцзяо, где от нее отказались, производство только выросло. Все были восхищены прозорливостью Сян Наня.
В 1960 году дурные последствия «Большого скачка» дали о себе знать: по всей стране начался голод. Чтобы несколько облегчить бремя Ван Чжисинь, Сян Нань пристроил старшего сына Сян Сяохуна в школу близ фермерского хозяйства. Еды не хватало, но крестьяне часто присылали им земляные орехи, батат, яйца… Так семье Сян Наня удавалось раздобыть продукты, о которых в ту голодную пору многие городские жители могли лишь мечтать. Поэтому в воспоминаниях детей Сян Наня госхоз Дунцзяо представал сплошным краем блаженства. Когда на каникулах они отправлялись навестить отца, тот разрешал им поуправлять трактором и телегой с лошадьми, вместе с ним собирать клубнику. В их присутствии Сян Нань никогда ни на что не жаловался, поэтому дети не знали, из-за чего папа на самом деле оказался на ферме, и думали, что он просто сменил работу.