— Понять не могу, почему вино исчезает? — пьяно пробормотал он.
— Потому что ты его пьешь, — заметил Лаплат, забирая в кулак темное горлышко. — Дай сюда, забулдыга.
Клод Мишель раздул ноздри.
— С чего это ты зовешь меня забулдыгой? — поинтересовался вкрадчиво он.
— А ты и есть забулдыга, — отрезал Лаплат. — Сегодня мы все забулдыги. — Он громко расхохотался, приподнимая бутылку. — Тут наберется еще по глотку. Эй, забулдыги, сдвигайте посуду! — Вино с бульканьем полилось в протянутые бокалы. — Юрсен, тебе достаются последки!
— Как и всегда, — пробурчал Юрсен Гибер, но бокал не убрал.
Жан Марк вдруг встревожился.
— Они не могут нам навредить? — капризно спросил он.
— Кто? — прищурился Бондиле.
— Рабочие, — пояснил Жан Марк. — Они нас не любят.
Омат рискнул ответить за друга.
— Не тревожьтесь о том, месье Пэй. Они только слуги. А в мусульманской стране слуги знают свое место. Мы ведь не во Франции, где чернь свергает Божьих помазанников.
Анже покачал головой.
— Вы не правы, Омат, — возразил он сурово. — Прежний режим, безнравственный и прогнивший, изжил сам себя. Не будь революции, кто знает, что сталось бы с французским народом! Революция была необходима.
— Кому-то да, а кому-то — нет, — вскользь заметил египтянин.
— Революция пролила море крови, — пробормотал Клод Мишель, игнорируя его реплику. — Повстанцы оказались на деле ужаснее свергнутой ими знати.
— Неправда, — вмешался Лаплат. — Аристократы веками тянули из народа все соки, и сами виновны в том, что наша свобода завоевана столь дорогой ценой.
— Какая свобода? — презрительно фыркнул Жан Марк. — Францией и поныне правит король. Что это за свобода?
— Король правит с оглядкой, — стоял на своем Анже. — Как и остальные теперешние монархи. Революция всем им преподала хороший урок.
Бондиле постучал по бокалу вилкой.
— Господа, господа, — с упреком сказал он, — давайте не будем ссориться. Каковы бы ни были наши взгляды, революция уже в прошлом. — Он кивнул Ямуту Омату. — И потом, не очень-то вежливо обсуждать нашу внутреннюю политику в присутствии гостя.
— Совершенно верно, — согласился с патроном Жан Марк. — Мы забыли о правилах хорошего тона. — Он внезапно зевнул. — Прошу меня извинить.
— Уже очень поздно, — заметил Лаплат, доставая из жилетного кармашка часы. — После одиннадцати меня всегда клонит в сон.
— Как и меня, — согласно кивнул де ла Нуа. — Впрочем, мы все клюем носом. Со стороны может показаться, что мы изрядно наклюкались, но дело тут не в вине. Или не только в вине. — Он хитро улыбнулся коллегам. — Пора на берег, друзья. Иначе рассвет придет слишком рано. — С его губ сорвалось хихиканье, которое повторилось, ибо попытка встать и выйти из-за стола удалась ему не сразу. — Чудесный вечер, Бондиле. Я, несомненно, примусь проклинать вас после восхода солнца, но сейчас… — Де ла Нуа, спотыкаясь, направился к двери и, выйдя на палубу, громко провозгласил: — Пора восвояси, хабиб.
Вдохновленный примером товарища, Тьерри Анже с трудом встал со стула.
— Полагаю, Мерлен прав, — задумчиво произнес он. — Отличный вечер, Бондиле. Прекрасное угощение. Как и вино. — Он хотел было поклониться, но передумал. — До завтра, друзья.
— Велите слуге приглядывать за собой, — посоветовал ему Гибер. — А дома выпейте чаю с перцем. Утром голова будет меньше гудеть.
Жан Марк тоже было засобирался, но Бондиле ухватил его за запястье.
— Останьтесь, вы мне нужны.
— Как скажете. — Молодой человек уселся на место и приосанился, охваченный приступом гордости: начальник что-то задумал и хочет довериться только ему.
Клод Мишель и Лаплат вывалились из каюты в обнимку и, пошатываясь, затянули «Le Berger et la Nubile». В конце концов они кликнули слуг и повелели тем помочь им спуститься по сходням.
— Первые разумные слова, произнесенные ими в последний час, — заявил Бондиле. — Гибер, проследите, пожалуйста, чтобы нам не мешали.
Юрсен Гибер легко встал со стула. Речь его звучала на удивление трезво:
— Как прикажете, профессор. — Он слегка поклонился и покинул каюту, тщательно прикрыв за собой дверь.
— Ну что ж, — сказал Ямут Омат, когда затих шум последнего отъехавшего экипажа. — Получилось очень удачно, мы можем поговорить без помех. — Он посмотрел на Бондиле. — Вы ловко управляетесь со своими людьми, профессор. Как и пристало человеку вашего положения.
Бондиле скромно потупился.
— Благодарю, — сказал он. — Если мы хотим успешно осуществить задуманное, подобное умение нам только на руку — разве не так?
— Безусловно, — отозвался Омат, откидываясь на спинку стула и открывая ящичек для сигар. Выбрав сигару, он чиркнул спичкой и умело ее раскурил. — Вряд ли нам в ближайшее время выпадет возможность поговорить, так что давайте ею воспользуемся.
— Нам нужно обсудить очень многое, — произнес Бондиле, косясь на Жана Марка, — а времени у нас мало.
— Справедливо, — кивнул Омат. — К тому же не хочется давать повод для сплетен. — Он хищно осклабился.
— Я ничего не понимаю, — пробормотал молодой человек. — О чем тут, собственно, идет речь?
— О том, что принесет всем нам пользу, — тихо сказал Бондиле. — О нашем будущем процветании. — Он вылил в свой бокал остатки муската. — Мне почему-то кажется, что вы станете нашим союзником. — Последнее было сказано дружелюбно, но что-то во взгляде патрона заставило молодого ученого нервно поежиться и промолчать.
— Видите ли, — мягко заговорил Ямут Омат, — я испытываю тягу к редким и красивым вещам. Я очарован всем, что мне удалось узнать о вашем народе, и считаю себя в огромном долгу перед вами за все, что вы делаете для моей страны. Но я в то же время вижу, что кое-кто из французов, да и не только из них, вовсе не думает о Египте, а одержим лишь стремлением вывезти отсюда все, что попадается под руку. Это меня тревожит.
— Некоторые наши коллеги были бы рады вывезти и пирамиды Гизы, если бы сумели их сдвинуть, — съязвил Бондиле. — Так что обеспокоенность египтян отнюдь не беспочвенна.
— Египтяне не все одинаковы, — вздохнул Ямут Омат, вскидывая руки в сожалеющем жесте, отчего золотое шитье на его одеянии заиграло. — Например, некоторые считают, что древние обитатели этой земли не знали ни Пророка, ни Аллаха и потому об их наследии нечего печься. Я не сомневаюсь в важности наставлений Пророка, да благословит Аллах всех, кто следует его заповедям, но не думаю, что религиозные устремления древних египтян уменьшают значимость памятников, сохранившихся с тех времен.
— Многие наши ученые с вашим мнением согласятся, — закивал Бондиле.
— Да… я тоже так думаю, — осторожно высказался Жан Марк.
— Хорошо. Очень хорошо, — одобрительно улыбнулся Омат. — Полагаю, вам легко будет понять, почему мы с профессором Бондиле заключили частное соглашение. — Он подался вперед. — И не сомневаюсь, что вы захотите помочь мне.
Жан Марк бросил взгляд на Бондиле.
— Помочь?
— Месье Омат предлагает свое покровительство и финансовую поддержку в обмен на нашу помощь, — сообщил Бондиле, безмятежно потягивая вино. — Мне одному такое дело не провернуть.
— Вы очень щедры, — произнес Жан Марк, обращаясь к Омату, хотя так и не мог взять в толк, чего от него ожидают.
— Естественно, наш гость имеет право рассчитывать на понимание с нашей стороны, — продолжал Бондиле, понижая голос. — Все это мы и должны сегодня обговорить.
За бортом внезапно послышался всплеск — громкий и ясный в мягкой ночной тишине.
— О каком понимании идет речь? — спросил Жан Марк с подозрением. Он так резко запустил пальцы в жилетный кармашек, что чуть было его не порвал. — О чем пойдет разговор?
— Об одолжении, — пояснил Омат. — О дружеской услуге, оказываемой французами одному египтянину.
Жан Марк огляделся, в его душу закралось дурное предчувствие.
— Вы хотите сказать, что эта частная сделка касается наших находок?
— Не всех из них, — с умиротворяющим жестом ответил Омат. — Те, что имеют научную важность, разумеется, должны стать достоянием гласности. Но некоторые из обнаруживаемых на раскопках предметов мало достойны даже упоминания в научных трудах, зато я оценил бы их весьма высоко. К примеру, у меня хранятся три золоченых сосуда, давным-давно извлеченных из некой усыпальницы. Я приобрел их у одного мошенника, который облапошил другого мошенника, а тот, в свою очередь, украл эти вещи у третьего жулика. Как видите, концов уже не сыскать. — Он издал короткий лающий смешок. — Я вовсе не жду, что получу от вас что-то в дар. Я окажу всяческое содействие, чтобы вам разрешили продолжить раскопки, причем в таких местах, куда другие экспедиции не допускаются. Я также берусь покрывать многие из расходов, связанных с увеличением объема работ.
— Но это возмутительно, — произнес Жан Марк с решительным видом.
Бондиле покачал головой.
— Жан Марк, Жан Марк, думайте что говорите. Вы ведь даже не сознаете, чем это может обернуться для нас. В особенности для вас. — Последние слова были произнесены так выразительно, что Жан Марк повернулся и уставился на профессора. — Вы хотите жениться, но вам отказано в руке вашей избранницы, потому что вы не обладаете достаточным состоянием. Я все правильно говорю? Вы ведь сами рассказывали.
— Правильно, — подтвердил Жан Марк, его волнение усиливалось с каждой секундой.
— Я вовсе не ожидаю, что вы станете мне содействовать безвозмездно. Я не настолько лишен совести и даю вам шанс устроить свое будущее. — Бондиле цинично улыбнулся. — Пораскиньте мозгами, молодой человек. Египтяне без малейших колебаний сбыли бы нам все древние ценности, если бы сами их откопали…
— Что часто случается, — вставил Омат.
— Так зачем поступаться удачей, которая сама плывет в руки? — Бондиле оперся локтями о стол и подался вперед. — Подумайте немного, Жан Марк. Всего каких-то два года — и вы разбогатеете так, что вам не придется больше работать, если только сами не захотите. Вам больше не нужно будет преподавать, чтобы не умереть с голоду. — Он допил вино и продолжил: — Вы потрясены, потому что рассуждаете как ученый, ни разу не