Сначала Иисус просит у учеников еды; чтобы ответить на эту просьбу, они должны отправиться и действовать по Его Слову. Но, когда они возвращаются, оказывается, что дающий — Он. Это внешнее противоречие — вовсе не недостаток логики со стороны рассказчика, я значит, недостаток логики Самого Господа. Наоборот, оно раскрывает внутреннее измерение Евхаристии и внутреннее измерение христианской жизни. Речь совершенно не идет о какой-то тактике, чтобы испытывать людей: сначала дайте, а потом получите что-то взамен. Речь идет о чем-то гораздо большем: о внутренней закономерности, от которой невозможно отказаться и в которой есть множество аспектов. Я вкратце скажу лишь о нескольких.
Когда Иисус обращает к ученикам Свою просьбу, они еще не узнают Его. Они должны дать еды какому-то голодному незнакомцу. И, только научившись этому жесту, взращивающему в них милосердие, они становятся восприимчивы к новой пище, к другому хлебу, которым делается для нас Бог во Христе. Социальная сторона Евхаристии не есть нечто добавочное по отношению к ней: она есть пространство, без которого Евхаристия не может действовать.
Нечто подобное произошло во время умножения хлебов: прежде всего мальчик должен был отдать драгоценное даяние своей матери; затем каждый лично должен был разделить то, чего, казалось, едва ли достаточно для одного человека. Именно так совершилось умножение хлебов. И именно так оно совершается вновь и вновь. В этом есть нечто очень глубокое: ученики, отправляющиеся ловить рыбу для Иисуса, должны, по сути дела, отдать себя самих. Только тот, кто отдает себя, открывает, что ему уже все дано, что на самом деле он лишь дает de tuis donis ас datis («от Твоих даров и даяний»), из того, что сам получил Прежде чем получить дар Божий, мы должны отдать себя, В конечном счете все исходит от Бога. Однако дар Божий не может достичь нас, если мы прежде не были щедры. В конечном счете, все есть благодать, потому что самое важное в этом мире — жизнь, любовь Божия — не могут быть созданы нами, это дар Божий. Только отдавая себя, мы оказываемся вознаграждены; только следуя за Христом, мы свободны; только принося жертвы, мы получаем то, чего никоим образом не заслуживаем.
Так, через эту простую историю, проясняется вопрос, который со времен Реформации порождал страстные разногласия в христианском мире. Все отдать и все получить — это не два отдельных, несовместимых действия, а действия, как мы здесь видим, взаимно переплетающиеся. Поэтому первая, главная истина — та, что жертва Христова единственна и достаточна для всех нас. Нужно сказать, что мы можем присутствовать при ней только как получающие, и было бы самонадеянно думать, будто мы что-то добавляем. Но в то же время — и в этом нет противоречия — Его жертва дарует нам благо только если мы все оставим и все отдадим Христу. Тот факт, что жертва Христова дана нам в жертве Церкви, ни в чем не уменьшает Его дара; наоборот, он делает более видимым все величие Его Человечества: Бог действует по-человечески. Именно в самых величайших Своих тайнах Он полнее всего принимает и являет человеческую сущность.
Но вернемся к евангельскому тексту. Мы сказали, что, размышляя над историческими образами, Иоанн воспринимает образы сущностного и неизменного. В образе Галилейского утра он дает нам увидеть образ Церкви, суть христианской жизни. Первый образ Церкви, данный нам, тут же связывается с Евхаристией, ее центром Церковь — это Евхаристическая община. Она образует единство с Господом. И вместе с тем открывается глазам бездна человеческой и Божественной истины, кроющейся в простых словах Воскресшего: «Придите, обедайте».
Полнота и единство
Но я хотел бы еще коротко упомянуть о втором аспекте образа Церкви, который, как мне кажется, этот текст раскрывает. Речь идет об удивительной истории со 153 рыбами. Можно быть уверенными, что Иоанн приводит эту цифру не из простой склонности к точным фактам. Его Евангелие, но еще больше — Откровение постоянно используют символику чисел, так что Отцы Церкви были правы, пытаясь отыскать зашифрованное значение, которое евангелист вкладывал в это число. Конечно, мы не можем решить наверняка, какое же из толкований правильно. Это как раз противоречило бы сути символического послания, стремящегося привлечь внимание к тому, что неопределимо в точных терминах. Но в какой-то степени можно остановиться на толкованиях, отвечающих внутренней направленности самого Евангелия, а значит, не вносящих ничего нового, но освещающих под другим углом то, что мы уже знаем Здесь мне кажутся убедительными два толкования.
Одно из них, которое мы находим уже у Отцов Церкви, отмечает, что 153 — это число, кратное 17. Семнадцать же — это число народов, упомянутых Лукой в рассказе о Пятидесятнице. Это число означает целостность, полноту: как 17 народов в тексте Луки изображают Церковь всех народов, так и 153 рыбы говорят о величии Церкви Иисуса Христа, собирающей самых разных рыб и всем им дающей место. Это образ кафоличности Церкви, в которой есть много обителей и место для всех. Церковь многочисленных обителей, Церковь множества рыб — это прекрасный, но и требовательный образ. Ибо он означает, что изначальный замысел Бога о Церкви — это не местная община, а Вселенская Церковь в своей целостности и единстве.
Вселенская Церковь — это не сумма общин, сливающихся друг с другом, чтобы быть более эффективными или еще по каким-то причинам, она существует с самого начала, и именно в ее лоне рождаются общины. Именно на это очень ясно указывает рассказ Луки о Пятидесятнице: Вселенская Церковь, Церковь всех народов, говорит нам святой Лука, существовала прежде общин. Сеть со 153 рыбами доносит до нас ту же истину, но только выраженную символическим языком Иоанна.
Все это очевидно также, если задуматься над внутренним происхождением Церкви: Христос в Церкви вовсе не равен основателю какого-либо сообщества. Он основал ее отнюдь не как сообщество, как нам показывает современный экзегезис. Он основал ее не какими-то отдельными действиями, а Своим бытием, Своим существом пшеничного зерна, Которое умирает. Но отсюда следует и совсем иное отношение. Христос — не основатель сообщества, на волю которого при надобности ссылаются. Он — настоящий Источник Церкви через Евхаристию. Вот почему Церковь связана с Ним прежде всего не рядом юридических установлений, но несома Им в общности бытия. Павел говорит даже так: есть только один Избранный, но мы все — одно во Христе (см. Гал 3,26).
Результат будет тот же, если мы взглянем и на внешнее происхождение Церкви: Церковь — не новое творение Христа. Со времен Авраама Народ Божий находится в пути, а Народ этот не может не быть одним и тем же. Благодаря Иисусу его границы просто расширились вплоть до краев земли и глубиной достигли глубин Троичной любви Божией. Тогда как Лука, рассказывая о первом появлении в начале общественного служения Иисуса, сообщает, что сеть прорывалась, Иоанн говорит: «И при таком множестве не прорвалась сеть» (21, 11). Сеть не имеет права прорваться. Церковь едина и должна представить место всем рыбам Иисуса Христа: Тело Распятого, пронзенное, но не сокрушенное, образует собой пространство нашего единства.
По этому поводу можно было бы сказать многое. Прежде чем закончить, я добавлю еще одно толкование числа 153; оно имеет ту же смысловую направленность и предвосхищает следующий текст Евангелия. Мы обязаны им еврейскому эрудиту Роберту Эйслеру, заметившему, что 153 — это числовая сумма имени Симона (76) и слова «рыба» (77). Это толкование тоже намекает на единство и вселенскость Церкви; но оно более явно говорит об историческом образе этого единства Собственно единство Церкви — это всегда Иисус Христос, единственная Рыба. Но Он Сам связал Себя и единство Церкви с тем, кого Он назвал Петром, камнем На самом деле все это повествование заканчивается передачей Петру миссии пасти стадо Христово, которое едино и над которым он таким образом получает опеку в его единстве и целостности. Нельзя отделить Петра от Христа: лодка Петра стала кораблем Христа. Петр — удостоверяющий знак Христа. Если я хочу принять Христа, я должен принять конкретную общину единой Церкви, пастырем которой является Петр. Таков Пасхальный путь. Если мы хотим, чтобы Христос препоясал нас, если хотим исполнять не свою волю, а Его, мы должны принять Христа вплоть до этой конкретной реальности. Но то, что глубже — центр Откровения — неразрывно связано между собой. Потому что Бог конкретен и именно в конкретном Он показывает, что Он Бог.
Попросим же Господа, чтобы мы пребывали в Его сети числом 153 и чтобы она не прорывалась. Попросим, чтобы Он помог нам позволить Ему препоясать себя и вести, даже если это против нашей воли. Попросим Его открыть нам глаза, чтобы мы тоже узнали Его и научились радостно исповедовать: это Господь!
Аминь.
V. СЛУЖЕНИЕ СВИДЕТЕЛЯ
Тогда ученик, которого любил Иисус, говорит Петру: это Господь. Симон же Петр, услышав, что это Господь, опоясался одеждою, — ибо он был наг, — и бросился в море. А другие ученики приплыли в лодке, — ибо недалеко были от земли, локтей около двухсот,— таща сеть с рыбою. Когда же вышли на землю, видят разложенный огонь и на нем лежащую рыбу и хлеб. Иисус говорит им: принесите рыбы, которую вы. теперь поймали. Симон Петр пошел и вытащил на землю сеть, наполненную большими рыбами, кomopых было сто пятьдесят три; и при таком множестве не прорвалась сеть. Иисус говорит им: придите, обедайте. Из учеников же никто не смел спросить Его: кто Ты?, зная, что это Господь. Иисус приходит, берет хлеб и дает им, также и рыбу. Это уже в третий раз явился. Иисус ученикам Своим по воскресении Своем из мертвых.
Ин 21, 7-14
Второе и третье чтения (см. Деян5, 27-32 и 40-41) третьего воскресенья Пасхального времени являются свидетельством Иисусу Христу, свидетельством Его Воскресения. Они не сообщают мысли учеников, поскольку в таком случае было бы неразумно представлять это свидетельство как волю Божию и противопоставлять ее воле человеческой. Было бы также совершенно бесполезно подвергаться за это свидетельство заключению в темницу и бичеванию. Кроме того, было бы абсурдно радоваться унижению, которое они публично перенесли, если бы за этим унижением не крылась высшая честь, честь Бога и Истины.