Она уже собралась спросить об этом, вызвав Душку на откровенный разговор, но в это время послышались шаги, и на кухне появился заспанный и небритый Кирилл.
Буркнув «доброе утро», он полез в холодильник и достал оттуда банку с пивом.
— Мы с тобой потом поговорим.
Анна выпроводила девочку с кухни и остановилась перед Кириллом, который не обращал на ее свирепый взгляд никакого внимания, продолжая поглощать пиво.
— Прелестно, — первой не выдержала Анна этой паузы. — Ты пьешь с утра, как заправский алкоголик?
Кирилл ничего не ответил, неопределенно пожав плечами.
— Если уж ты сидишь дома и не ходишь на работу, почему мы периодически отправляем Павлика к соседям? Сиди уж тогда с ребенком, — продолжала Анна.
— Им нравится сидеть с ним, — пробурчал Кирилл. — Они утверждают, что Павлик возвращает им молодость.
— А мне плевать! Малыш совсем растерялся в этом новом месте, а мы ему не спешим помочь, спихивая на руки двух неизвестных стариков!
— Почему неизвестных? Они же наши соседи… Кстати, ты всю жизнь мечтала о таких. Кто в городе плакался, что тебе надоели беспокойные молодые панки, живущие на нашей площадке? Кто кричал, что ты отдала бы полжизни за пару мирных стариков?
Анна поперхнулась обидой. Лучше бы он не напоминал ей о городе.
— Сейчас я бы полжизни отдала за то, чтобы вернуться, — пробормотала она. — По крайней мере, оставшуюся половину я бы прожила спокойно.
— Тебя сюда никто не тащил, — заметил Кирилл. — Это ты настаивала на нашем переезде…
За окном просигналила машина.
— Ну вот. Мне некогда.
Кирилл поднялся.
— А ты говоришь, я бездельничаю. За мной приехали.
Он накинул на плечи джинсовую куртку.
— Пока. — Махнув рукой, он скрылся за дверью.
«Раньше он всегда целовал меня на прощание», — подумала Анна, провожая его взглядом. И с удивлением отметила, что эта мысль была абсолютно лишена эмоциональной окраски. Ей было все равно.
Просто — констатация факта. Не более того. Раньше ей было бы больно. Теперь — никаких чувств, одно равнодушие, все больше и больше заполняющее душу. «Или то место, где она когда-то была», — усмехнулась Анна.
Она остановилась у кухонного окна, выходящего во двор, и опять же совершенно равнодушно отметила, что Кирилл сел в красный джип.
Тонированные стекла скрывали от Анниных глаз происходящее в машине, но Анна и так знала, что сейчас сделал Кирилл.
Поцеловал ту, что сидела на водительском сиденье. Ариадну.
И что самое страшное, Анну это нисколько не волновало!
Она просто вздохнула, дотронувшись до стекла.
«Если бы я была другой, я бы сказала, что Старая Пустошь просто разрушает нас, — грустно подумала она вслед отъехавшему джипу. — Она вытягивает все хорошее, все, что нам таковым казалось. Теперь…»
Она не досказала фразу, инстинктивно прячась от нее. Но мозг договорил за нее: «То, что нам таковым казалось. Здесь просто иная система ценностей».
За несколько километров от Старой Пустоши в однокомнатной квартире старого многоквартирного дома в этот же самый час проснулся Игорь.
Всю ночь его мучили кошмары — снилось черт знает что, и это непонятное и смутное напрямую было связано с Ритой.
Еще неделю назад все казалось ему простым и ясным — сейчас Игорь сядет в автобус, доедет до места, именуемого Старой Пустошью, и потом, найдя там Риту, убедит ее вернуться.
Каждый день, который он посвящал обдумыванию правильности своего грядущего поступка, сам этот поступок отодвигал все дальше и дальше.
К концу подобных размышлений Игорь приходил к выводу, что ничего уже в его жизни исправить нельзя, поэтому не стоит на заведомый провал тратить свои силы. Уж лучше все-таки попробовать найти выход в городе.
Каждый вечер заканчивался одним и тем же — Игорь выходил на улицу купить сигарет, встречал старых знакомых, и они пили снова. Потом, уже утром, Игорь находил у себя в кровати обнаженную девицу, пахнущую дешевыми духами, а под столом батарею бутылок. Жизнь, естественно, тут же приобретала зловеще-безнадежный синеватый оттенок, и Игорь хватался за голову. Он возносил Богу покаянную молитву, но приходил вечер, и все начиналось сначала.
Как будто сама жизнь заставляла его согласиться на решительный шаг в сторону Пустоши.
Сегодняшнее утро, к счастью, оказалось свободным от ненужных Игорю находок, и он спокойно налил себе кофе, глядя в окно, где снег уже собирался занять свое главное в зиме место и небо было серым, унылым, безжалостно нависшим над Игоревой головой в явном стремлении немедленно обрушиться на него.
Тоскливо мерцал в углу огонек непонятно как сохранившейся от прежней жизни лампады. Лик Божий сегодня показался Игорю особенно печальным.
— Так Ты считаешь, что мне необходимо тащиться в эту самую Глушь?
Бог, как всегда, промолчал, явно ожидая, что Игорь сам поймет, чего Он хочет от него.
Игорь подумал и решил, что, если уж в этой жизни так туго с яркими впечатлениями, надо все-таки съездить.
— Если она меня выгонит, я хотя бы развеюсь.
Он сказал это в пустоту, непонятно кому — скорее всего, самому себе.
— Знаешь ли, как мы решим? — задумчиво обратился он к Богу. — Если я сейчас найду денег на билет, я поеду в эту Твою Срань. А если нет — уж не обессудь. Ничего не выйдет. Такова, значит, наша с Тобой судьба…
В почти пустой пачке чудом осталась одна сигарета.
— Вот и первая удача, — обрадовался Игорь, вытряхивая несчастную отшельницу из пачки, — может, не последняя?
Он закурил. Поднялся.
Если в этом доме были бы деньги, то они могли сохраниться только в одном месте.
Он подошел к платяному шкафу.
Распахнул дверцу. Висящая там теплая куртка напомнила о Рите.
— Твоя куртка похожа на альпинистскую…
— А она такая и есть. Я ж многогранная личность, как тебе должно быть известно…»
Он усмехнулся воспоминаниям. Какие-то вы стали ненормально розовые, подумал он. Не знаешь, чего хочется больше — блевать или плакать от умиления.
Кстати, куртка, судя по смене климатических условий, нам понадобится, решил он.
Он достал ее из шкафа.
В кармане что-то было. Сунув туда руку, он опешил.
Нет, он рассчитывал найти там десятку-другую.
Но сейчас в его руке лежала «пятихатка». Откуда она там взялась?
Он ошарашенно посмотрел на икону.
— Иногда я совершенно не могу Тебя понять, — пробормотал он.
И вздрогнул.
Ему показалось, что губы Господа тронула едва заметная улыбка.
— Да, наверное, и не стоит пытаться, — пробормотал он, всматриваясь в лик. — Только голову сломаешь. Лучше уж действовать не задумываясь… Подчиняясь Твоей воле. Как ангелы-хранители идут постоянно за нами, так и мы должны идти кому-то на помощь. Но — Ты уверен, что я смогу ей помочь, Рите? И что ей действительно нужна моя помощь?
Он, конечно, не дождался ответа. Махнул рукой и, едва усмехнувшись, проворчал:
— Ну ладно, ладно… Я уже иду. Надо так надо… Не Рите, так еще кому-нибудь пригожусь!
Полумрак комнаты расслаблял Кирилла не хуже Ариадны, которая сейчас лежала рядом, обнаженная, блаженно вытянувшись на атласных простынях.
Он провел пальцем по ее идеальной спине.
Она мурлыкнула, как кошка, и перевернулась. Теперь смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых, придавая им странное и немного пугающее выражение, отражалось пламя свечей.
— Ты обещала мне, что на этой неделе я выйду на работу, — сказал Кирилл.
Она усмехнулась, причем Кирилл был готов поклясться, что при этом она подумала: «Ты уже на работе. Я ведь плачу тебе, не так ли?»
Мысль эта обидела его несказанно. Он почти поднялся, но Ариадна мягко опустила его назад.
— Не стоит подслушивать чужие мысли, — усмехнулась она опять.
— Не стоит думать подобные глупости, — проворчал Кирилл.
— Я перестала тебя устраивать?
— Нет. Наоборот. Если бы не…
Он не договорил. Вспоминать в такие минуты о Душке — какая низость!
Краска прилила к щекам.
— Если бы не твоя дочь, — закончила за него Ариадна. — Прелестная девочка с рыжими кудряшками. А сынишку ты не любишь?
«Люблю», — хотелось сказать ему, но он с удивлением и ужасом почувствовал, что теперь, после Ариадниных слов, он почти перестал любить Павлика. Как будто она внушила ему это.
Он поднял на нее глаза.
Она насмешливо улыбалась, глаза ее были холодными.
— Ладно, мне скучно без музыки.
Она легко поднялась и включила магнитофон.
Кирилл был готов поклясться, что знает эту музыку. Но раньше это пела женщина. Что-то про «сладкие грезы».
А теперь…
Приглушенный и хриплый голос пародировал эту песню, превращая немного печальную, но красивую мелодию в зловещую. Как будто злой волей своей певец решил превратить свет в тень.
Он недоуменно взглянул на Ариадну — неужели ЭТО может ей нравиться?
Она блаженствовала. Ее прекрасное тело двигалось в кошачьей пластике танца, отвечая музыке с такой страстью, с какой она только что отдавалась ему.
Присмотревшись, Кирилл понял, что он ошибся.
Нет, не кошачьей была ее пластика. Кошки двигаются грациозно, но им не хватает того странного, загадочного и молчаливого в движениях, что присуще совсем другой пластике.
Змеиной.
Кирилл почувствовал рядом с самым сердцем холодное и липкое прикосновение страха. Сейчас ему хотелось снова оказаться в уюте своей квартиры. В НОРМАЛЬНОМ уюте.
Но ее руки уже легли ему на плечи. Ее глаза таинственно мерцали прямо перед его лицом. И довод плоти, что был сильнее других доводов, поверг в прах все мысли, подчиняя себе всего Кирилла.
Павлик носился по квартире, совершенно забыв о прежних дурных настроениях.
— Я — Бэтмен! — кричал он, немного запыхавшись от игр.
Душка, изображающая, естественно, Женщину-кошку, носилась вместе с ним, словно забыв, что она уже большая девочка.