— Да, — кивнул Игорь, тоже доставая сигарету.
— И что, не боитесь? — удивилась старуха.
— Нет, — улыбнулся Игорь.
— Ну и правильно. — Она откинулась в кресле. — Бояться надо некоторых живых. Да и на этих при желании тоже можно найти управу. Кстати, я все-таки рекомендую вам иногда крестить воздух. Поскольку и ЭТИ здесь тоже бывают. Дело в том, что это — ПРИЗРАЧНОЕ МЕСТО. Вас сюда привел Миша, да?
— Кто? — удивился Игорь. — Ах да… Привел какой-то мальчишка с собакой. Но я не знаю, как их звали. Они забыли представиться…
— Правильно, — кивнула старая женщина. — Собаку зовут Арантой. Сейчас они забыли про боль. Я рада за них. Ох, как тяжело это испытывать! Знаете, первое время Смерти просто ужасно!
— Что с ними случилось?
— А вы спросите у Душки. Пусть она ВСПОМНИТ.
— Может быть, ей не стоит вспоминать? Мне кажется, девочка и так находится в стрессе.
— Чтобы душа не умирала, милый мальчик, она должна любить. Она должна сострадать. И — страдать тоже… Она непременно должна сохранять в своей памяти черты ушедших людей, чтобы ушедшие могли прийти на помощь. Этот хмырь Юлиан пытается лишить мою девочку воспоминаний. Будьте уж так любезны напоминать ей о нас! Впрочем, кому я это рассказываю? Вы ведь священник?
— В прошлом, — кивнул Игорь. — У меня не получилось.
— Чего вам не хватало?
— Веры. Понимаете, мне не хватало веры в то, что Он всегда прав… Поэтому я священник в прошлом.
— Священников «в прошлом» не бывает, — покачала головой старуха. — Если уж вы дали Ему присягу верности, вы стали Его солдатом. Солдаты не имеют права покидать поле брани. А что касается Его правоты… Вот если бы мы с вами создали Его, тогда можно было бы с Ним поспорить. Но так как мы, видите ли, творения Его, то не нам обсуждать Его замыслы.
— Я был плохим священником, — признался Игорь. — Много грехов тащилось за мной…
— Когда за человеком они, как вы выразились, не тащатся, то бишь у него нет воспоминаний и осознания этих самых грехов, он становится таким самоуверенным типом, что легко попадает в лапки… Ну, не будем о них! Они же как комары и мухи — только вспомнишь, они уже и запищали над ухом! И ведь, что интересно, и в самом деле — пожирают душу, а потом принимаются за тело… Если бы эти самонадеянные глупцы знали, что с ними происходит, может, хотя бы из своего непомерного тщеславия вели бы себя иначе… — Она рассмеялась. — Я вас не утомила?
— Нет. Мне интересно говорить с вами.
— Кстати, хорошая песенка звучит в вашем магнитофоне. Кирилл и Анна совсем не слушали музыку, а дети все больше грохотали странными канонадами, которые им бог знает почему нравились… Как это там? «Серебро Господа моего»?
— Да, именно так…
Она улыбнулась:
— Жалко, что я не встретила вас, когда была живой.
— Мне тоже. Нам явно друг друга не хватало.
Они рассмеялись, но внезапно старуха прижала палец к губам и опасливо оглянулась:
— За окнами рассвет. Нас могут услышать, а мне надо еще много успеть рассказать вам. Постарайтесь не обращать внимания на некоторую сладость здешней жизни. Постарайтесь запомнить: все тут неправда. Это город, населенный призраками, — но призраками, лишенными души. Не реагируйте ни на что, а остальное…
Она поднялась — легко, как девочка.
— Постойте, — попросил Игорь. — У меня еще так много вопросов… Я не могу понять, что здесь происходит…
— Обычная война, — передернула она плечами. — Вы ведь, наверное, в курсе насчет постоянных сражений за душу?
— Конечно.
— Так что ничего нового… Война, мой милый. И наверное, вам выпала особая честь защитить эту самую душу. Или Душку. Как вам больше нравится…
— Почему — она?
— Потому что она, — улыбнулась старуха.
— Вот такой ответ.
— А кто такой этот тип?
— Юлиан?
— Ну да… Он что, посланец ада?
— Да нет, что вы! Ответы, мой милый, ищут сами.
— А если я не знаю, где его найти?
— Господи, как это — где? Начните откуда-нибудь… Скажем, с чердака. Иногда в пыли чердаков хранятся самые неожиданные и простые ответы! — Она улыбнулась. — Мне пора. Остальное расскажу вам завтра, если вы сумеете быть настолько умным, что сохранитесь до нашей следующей встречи. Впрочем, я в этом не сомневаюсь. Он бы не выбрал вас, если бы не был в вас уверен. Отвернитесь!
Игорь недоуменно посмотрел на нее:
— Зачем?
— Глупый мальчишка! Сейчас я буду таять, а я все-таки женщина! Таять, милый, это как раздеваться… Поэтому давайте-ка выполнять правила этикета!
Он рассмеялся, но отвернулся.
— До завтра! — пропел за его спиной голос, становясь все тише.
— До завтра, — ответил он, и, когда обернулся, в комнате никого не было, кроме серых предрассветных лучей.
Только оставленная на кресле пачка «Беломора». И она ему тоже — снится… Он еще не спал, но тяжелая волна Полузабытья все больше и больше накатывала, накрывала его, делая сокрушающий мир призрачным и зыбким. Он даже отчетливо услышал плеск воды, потом тихие приглушенные голоса. Где-то далеко, так далеко, что он не мог разобрать, о чем они разговаривают.
«Уснуть и видеть сны-ы-ы-ы…»
Был ли это плеск воды, или человеческий голос, или его собственное «внутреннее я» прошептало все это, — он не знал.
Ему было все равно. Он засыпал, все дальше уносясь в манящее пространство покоя.
Теперь он шел по дороге, вслушиваясь в собственные шаги. Это была темная, узкая улочка, освещенная тусклыми старинными фонарями. «Как я здесь оказался?» — подумал он, оглядываясь. Но, вспомнив, что это сон и он знает, что это сон, немного успокоился и пошел дальше. «Я сам не знаю, куда я иду и что ищу», — подумал он. Но — разве во сне это важно? Во сне человек свободен от рассуждений… Он просто движется вперед, туда, куда его ведут…
Тихий детский смех прозвучал рядом. Он вздрогнул, пытаясь увидеть дитя, нарушающее ночной покой, но снова напомнил себе: «Это сновидение». Ничему не следует удивляться.
…Вот за демонами следом,
тем путем, что им лишь ведом,
где, воссев на черный трон,
Идол Ночь вершит закон… —
продекламировал этот умненький ребенок и рассмеялся.
Он остановился.
Теперь ему стало не по себе — даже знание того, что это всего лишь его собственные сны, не спасало.
…Я прибрел сюда бесцельно
с некой Фулы беспредельной,
— за кругом земель, за хором планет,
где ни мрак, ни свет,
и где времени нет!
Последние строчки были прочитаны быстро, как считалка. «Так читают «Аты-баты шли солдаты», — усмехнулся он. — Так читают глупенькие детские — «кто не верит, выйди вон», а не стихи Эдгара По».
Словно в ответ, ребенок снова залился смехом и передразнил его:
…Кто не верит… А попробуй выйти вон!
Видишь, он стоит за дверью!
Он уже стоит за дверью,
охраняя сла-а-а-адкий сон!
— Вынужден заметить, что твои способности к стихосложению заметно уступают Эдгару По…
Он ответил невидимому ребенку вслух и, когда понял это, невесело усмехнулся. «Ну, хоть это радует, — подумал он. — Я схожу с ума исключительно во сне…»
— Я бы так не сказала, — хихикнул тонкий голосок. — К тому же у меня могли быть другие способности. Куда более ценные, чем способности к стихосложению… Но я отказалась.
— Рад за тебя, — буркнул он.
Он пошел дальше. В конце концов, есть нечто более важное, чем разговоры с самонадеянным детским голоском в собственных снах.
В слабом свете тусклых фонарей дорога выглядела декорацией из фильма о Средневековье. «Не хватает только карнавала, — подумал он, — и сопровождающей карнавал чумной повозки». Он сделал еще несколько шагов и остановился перед входом в невысокий дом в некотором раздумье — что-то подсказывало, что в этот дом он непременно должен войти. Дом приглашал войти, но в то же время хранил высокомерное молчание, всем своим видом демонстрируя равнодушие. «Зачем мне туда? — пожал плечами Игорь, поднимаясь по мраморным ступенькам. — Там никого нет… Мне там нечего делать!»
Рука уже дотронулась до дверной ручки, как снова раздался детский голос, на сей раз звучащий печально:
Только искры одни переполнили бездну неба…
Пламенеющий ад — нет для грешных другой
дороги.
Как это вымолвить страшно!
Он остановился, вновь обернулся, пытаясь разглядеть в темноте детскую фигурку, — слова звучали так, будто неуемное дитя находилось рядом.
— Out of Spase — out of time, — вздохнул голосок. — И не говори потом, что мы с Эдгаром тебя не предупреждали…
— Скажи хотя бы, как тебя зовут!
— Мира, — тихим и печальным эхом отозвался голосок и замер, растворяясь, так и оставив его в недоумении — просила ли она мира, или говорила о мире, или — так звали ее?
Душка проснулась с неохотой. Ей снился канун дня рождения. Все ходили с загадочными лицами — мама, папа, бабушка, Мишка и даже Павлик. Аранта лежала у дверей, недоуменно слушая их таинственные шуршания красивыми обертками, и все было так сладко, так…
Открыв глаза, она спрятала улыбку подальше. День был серым. И никого не было. Только где-то далеко осталась бабушка.
Наверное, она должна все-таки уехать к ней.
Эта мысль принесла облегчение. Она снова улыбнулась, потому что вспомнила — скоро и вправду ее день рождения.
Поднявшись с постели, она оделась и спустилась в комнату, где ее уже ждал Юлиан, а на столе дымились чашечки с горячим шоколадом.
Поцеловав его в щеку, она села напротив.
— Знаешь, Юлиан, может быть, ты расстроишься, но я решила уехать.
— Куда? — удивился Юлиан.
— Домой, к бабушке…
Она не поняла, почему он нахмурился, и повторила:
— У меня есть бабушка. Наверное, мне надо быть с ней!
— Я не хотел тебе говорить, милая. Не хотел портить твой день рождения. Но бабушка умерла.