Умертвие подобралось, как зверь перед прыжком.
Я отступила на несколько шагов, не понимая, как с этим сражаться.
За пологом повозки встревоженно кряхтел старик, но мне было не до него, я смотрела только на чудовище. Вилита наколдовала тёмное облако, лишающее зрения и слуха, но умертвие плевать хотело на магию. Оно тряхнуло головой – и прыгнуло.
Топота копыт я не услышала, и мне показалось, что Ильд’Ор возник из ниоткуда. Его конь грудью сшиб чудовище, и оно отлетело на добрый десяток шагов в сторону. Впрочем, тварь тотчас поднялась и, клацнув зубами, бросилась на эльфа, всего за пару скачков преодолев разделявшее их расстояние. Обрывки чёрно-синей мантии Иллы болтались клочьями на изломанном теле умертвия. Ильд’Ор натянул поводья, заставив коня прянуть в сторону, и чудовище промахнулось. Оказавшись за его спиной, эльф рубанул мечом – но клинок скрежетнул по костяным гребням и застрял. Умертвие изогнулось, выворачивая оружие из руки Ильд’Ора. Конь, заржав, встал на дыбы, и эльф рванул меч на себя. Раздался громкий хруст, полетели обломки костей. Чудовище взвыло. Ильд’Ор освободил клинок и, не дав умертвию опомниться, одним сильным ударом отсёк ему голову.
Тело Иллы, на этот раз окончательно мёртвое, тяжело шлёпнулось на землю.
– Вы в порядке? – спросил эльф, подъехав к нам.
Вилита быстро закивала. Я сжимала кинжал обеими руками и надеялась, что выгляжу не слишком испуганно. Не хотелось показаться трусихой. Но Ильд’Ор, напротив, похвалил меня:
– Ты молодец, не растерялась! Но что это за тварь?!
Остроухие и рыцари возвращались в лагерь. Прихрамывая, подошла Оода.
– А где Илла? – спросила она, глядя прямо на умертвие. – Где она?
Вилита указала на чудовище.
Рыцарша упала на колени, обхватила изуродованное тело и нежно прижала к себе.
– Как же я рада, что сама зарубила того мага! – с болью в голосе произнесла она. – Но если бы я знала, что он с ней сделал, я бы взяла его живым, и…
Ильд’Ор остановил её:
– Не надо. Это бы ничего не изменило. Только принесло бы тебе больше боли.
Оода решительно встала:
– Ты прав. Илла не одобрила бы месть. Мы заберём её в гарнизон и устроим похороны, как подобает. – Она обернулась на тракт: – А их трупы мы сожжём.
Её товарищи из патруля хмуро стояли рядом. Оода Делик обратилась к эльфу:
– Ильд’Ор, я даю вам сутки. Этого хватит, чтобы караван без помех проехал через Дор, пока козопасы не хватились своего отряда. Не мешкайте! А потом мы устроим такой костёр, что его увидят до самых Пустошей! Пусть дорцы навсегда запомнят, как их встречают в Вейне!
Глава 22. Пустоши Хины
Глава 22. Пустоши Хины
Дор протянулся длинной полосой от скалистого северного побережья до Южных земель, и Эльфийский тракт пересекал его в самом узком месте. Остроухие последовали совету Ооды не мешкать, и караван останавливался лишь в случае крайней необходимости – или чтобы пропустить встречные стада коз. Всего за одну ночь и половину дня мы проскочили Дор и въехали на Пустоши Хины.
Ильд’Ор поравнялся с нашей повозкой и какое-то время ехал рядом.
– Значит, вы всё-таки воины, – сказала я, намекая на недавний разговор с ним. – И, похоже, не простые?
– Лесной народ ни с кем не воюет, – объяснил эльф. – Поэтому у нас нет постоянной армии. Но в особых случаях старейшины собирают отряд из двенадцати бойцов. Часто дюжину нанимают рыцари Вейны, иногда нам платит Межень. Дору мы отказываем.
– Ваш отряд – это как ополчение? – встряла скучавшая Вилита.
Ильд’Ор презрительно хмыкнул:
– В ополчение идёт любой крестьянин в случае нужды. Дюжина – это воины, которых готовят с детства.
– Твоё имя, – внезапно сообразила я и попыталась перевести: – «Меч»… Нет, «лес»…
– Мне дали имя «Клинок Леса», – сказал Ильд’Ор. – Когда я появился на свет, родители уже знали, что мне предназначено. Все эльфы клана Чайки, и мужчины, и женщины, становятся воинами, защитниками «слёз Леса». Если же у них есть магические способности, их обучают чародейскому искусству. У меня просто не могло быть другой судьбы.
– «Слёзы Леса»? – переспросила я, хотя уже догадалась, что это.
– Да. Вы называете их лаоритом.
Так странно, когда вся твоя жизнь предопределена! Могла ли мама знать, что мы свяжемся с плутами Рэмила? Вряд ли она желала для меня такого. А отец, какое место он занимает в клане? Чародей или воин? Я открыла рот, собираясь задать Ильд’Ору очередной неудобный вопрос о нём, но остроухий пришпорил коня и отъехал от нашей повозки.
Пустоши простирались от восточной границы Дора и до самых Вольных земель. Дикие, необжитые места, непригодные ни для посевов, ни для пастбищ. Вдоль тракта текла Хина – грязная мелкая речушка, обычно пересыхающая к концу месяца трав. Её низкие берега заросли жёсткой травой и колючим кустарником.
– Не могу поверить, что тут когда-то был лес, – заметила Вилита, осматриваясь.
Караван встал на отдых. Эльфы распрягали лошадей и, наконец, могли привести себя в порядок после сражения, без спешки почистить доспехи и оружие. Я, Ильд’Ор и Вилита собирали хворост для костра. Вокруг, насколько хватало взгляда, тянулась пустая равнина. Мутная Хина тоже не радовала глаз.
Эльф сказал печально:
– Много веков назад деревья были повсюду, от нашей столицы Эд’ора до Эд’ана на побережье. Они спускались корнями к воде и пили прямо из залива Лу’ун. Эти Пустоши тоже покрывали могучие ла’ори и белоснежные ла’ан. Так говорят наши предания.
Вилита фыркнула:
– Ты воин или учёный? Я как будто встретила странствующего собирателя легенд!
– Нет ничего зазорного в том, чтобы знать своё прошлое! – вступилась я за Ильд’Ора, хотя никто не тянул меня за язык.
Эльф не придал значения словам Вилиты, но я всё равно добавила, стремясь сгладить её колкость:
– Мы видели немного деревьев лан по дороге.
– Не лан, – поправил меня Ильд’Ор. – Ты произносишь неправильно. Вы, люди, привыкли всё сокращать. Надо: ла’ан. Это означает – «слёзы моря». Белые стволы деревьев ла’ан ещё помнят вкус морской воды, поэтому их сок такой горький. Мы верим, что однажды великий Лес вернётся и в эти земли. Жизнь всегда берёт своё.
– Вечно мы, люди, во всём виноваты! – передразнила Вилита эльфа. – Нет! Это вы, остроухие, сидите у себя, подальше от большого мира, разглядываете листочки и ничего не делаете! А мы живём. И у нас, в Эдане, жизнь поинтереснее вашей.
Ильд’Ор не обиделся:
– Ты ошибаешься. На Лесной народ возложена особая обязанность. Мы взращиваем и собираем магию деревьев ла’ори, застывшие «слёзы Леса». Далеко бы продвинулись без их силы человеческие волшебники?
Подруга сразу примолкла, видимо, вспоминая, как легко ей удавались заклинания благодаря маленькой капле «слёз», и рьяно захрустела кустарником.
– Думаю, люди уважают народ Леса, – примиряюще сказала я. – Наш город до сих пор носит эльфийское имя – Эд’ан. Теперь я правильно произношу? «Город моря», верно? За столько лет наместники могли бы поменять это название, но они не стали…
Я осеклась. При упоминании наместников Ильд’Ор скривился, словно хлебнул прокисшей браги.
– Хотя это, наверно, не важно, – я чувствовала, что ляпнула не то. – Просто хотела сказать, нас столько связывает…В смысле, Эд’ан и его собрата, «город Леса», Эд’ор…
– Собрата? – холодно повторил эльф. – Не думаю, что у лесной столицы есть хоть что-то общее с этой портовой помойкой.
Вилита швырнула наломанный хворост на землю.
– Помойкой?! – вспылила она.
– Выходит, остроухие действительно такие высокомерные болваны, как говорят?! – я не сдержалась и поддержала подругу. – Я выросла в порту, если хочешь знать!
Ильд’Ор выглядел обескураженно.
– Не ожидал?! Да, эта портовая помойка – мой дом! Мой, и других хороших людей, – завелась я. – Или ты, как эти чистоплюи-вельможи и как наш дорогой наместник, считаешь грязью всех, кто ниже тебя? А, блистательный командир дюжины?!
Я чуть было не отвесила шутовской поклон.
Эльф наклонился, подобрать разбросанный Вилитой хворост. Когда он выпрямился, его лицо было напряжённым.
– Мы с тобой видели разный Эд’ан, – осторожно сказал он и повёл рассечённой бровью. – И я – не лучшую его сторону. Но не считаю тебя или твою подругу… грязью. Я сожалею о своих словах.
– Ах, ну конечно! – с языка была готова сорваться очередная колкость, но Вилита перебила меня.
– Мы принимаем твои извинения, – нарочито торжественно произнесла подруга. – Да, Риона?
Вовремя! Не останови она меня, я могла бы сболтнуть лишнего. В известном смысле, Ильд’Ор был не так уж неправ.
Я заткнулась, вынужденная согласиться с Вилитой, и, царапая руки, снова принялась ломать кустарник. Надеюсь, Ильд’Ор ни о чём не догадался! А мне бы не помешало побольше думать, прежде чем открывать рот! Или вообще всегда молчать – ведь так ведут себя настоящие служанки? Интересно, сколько ещё я смогу притворяться?
Ильд’Ор забрал у меня охапку хвороста – колючи ветки так и норовили выпасть из рук. Я не противилась. Пускай засунет подальше свою гордость! И вдруг я опять увидела шрам, оставленный моим кинжалом.
– А тебе… – начала я.
– А ты… – одновременно со мной сказал эльф.
Вилита предупреждающе кашлянула.
– Что? Говори ты, – уступила я и отвела взгляд.
– Откуда ты знаешь эльфийский? – поинтересовался Ильд’Ор, переводя тему. – Не каждый поймёт, что означает Эд’ан или Эд’ор.
Я не слишком охотно ответила:
– Мама немного учила меня в детстве. Она пела мне колыбельные, а в них часто встречалось слово «’ор» – лес. Или «ла» – слёзы.
– Да, – согласился Ильд’Ор. – У нас много таких песен.
– У вас, – с нажимом сказала я, подобрала несколько веток и направилась к лагерю.
Пустоши тянулись долгих четыре дня. Ильд’Ор был вежлив и обходителен, словно всё ещё чувствовал вину за сказанное.