Я выпрямляюсь и смотрю в свете от факела на кривича, смотрю и тяну к нему руки, которые так и не обтёр об траву, как хотел.
— Конунг погоди, нужно всё разузнать, — заговорил один из моих людей, слегка отстраняя от меня парня.
— Говори, если хочешь жить, — это уже он кривичу.
— Так я и так горю, — было видно его вновь трясёт от страха.
— Это чья голова?
— Ну. светловолосой, имени я не знаю. Говорили она предатель и люди наши из-за неё погибли. В середине лета, князь велел её на кол.
Он замолчал, мы тоже все молчали. Я в этот миг ни о чем не думал, просто смотрел вверх. Там в темном небе горели звёзды, яркими огоньками. Я смотрел на них долго, очень долго.
И вдруг одна из них, сорвалась с небосклона и медленно полетела вниз к земле.
Не долетела, погасла…
Я вновь опустил голову вниз, посмотрел на голову, что лежала в траве.
— Ты видел девицу живой? — это Кнут кривичу.
— Да, светловолосая, тощая.
— А как казнили её?
— Как? Так голову отрубили, а потом на кол воткнули, — кривич.
— Вы совсем звери… Она ж девчонка совсем была…
Кнута схватил кривича за грудки и взялся трясти.
Тот, что-то мямлил, но я уже не слышал, и не слушал. Я не отрываясь смотрел на голову, потом повернувшись к своим людям.
— Хальс, принеси кусок холста из моей седельной сумки, и побыстрее.
Тот срывается и бежит в сторону лагеря, где остались наши кони.
— Ты сам видел её казнь? — повернулся к парню.
— Нет, — быстро отвечает и продолжает.
— Меня не было в то время в Плескове.
Я так и не могу осознать, принять. Разве можно осознать смерть, и принять её невозможно. Хочется кричать, а скорее выть. А скорее ничего не хочется, уже ничего не хочется…
Вернулся Хальс, одним движением раскинул на траве холст. Я вновь посмотрел на голову и наклонился, чтобы поднять её с земли. Взялся и приподнял вверх, к факелу, который так и держал Кнут.
В руках я держал голову, явно женскую. С она была небольшой и с неё вместе с кусками кожи, свисали волосы, светлые и длинные.
— Конунг, это же не Яся? — где-то сбоку голос Кнута.
Я не смотрю на него, только на голову в моих руках, повернув её смотрю на пустые глазницы. Глаз, что были небесно-голубые, больше нет. Это птицы, или время…
Мне хочется упасть на колени и выть, как зверь…
Долго не могу пошевелиться, кто-то подходит и встает рядом, произносит:
— Сверр, положи на холстину,,
— Положи…
Опускаю, и вновь замираю. Нет сил, отказаться даже на миг, от моей девочки.
— Яся, моя Ясечка… — это Кнут.
Её имя, вызывает во мне стон, я сцепляю зубы, чтобы не закричать.
Опускаю голову на холст и заворачиваю в полотно. Тут же поднимаю и прижимаю, к своей груди и направляюсь к месту привала. Я уже ничего не слышу и не понимаю, идут ли люди за мной, иль не идут, для меня ничего не значит.
Дальше ничего не помню, очнулся сидя у костра, рядом сидели мои воины, а я так в руках и держал завернутую в холст голову. Люди вокруг молчали, Кнут, лежал рядом накрытый шкурой и спал.
Заметив, что я очнулся, Хальс заговорил:
— Он наплакался и уснул, — это он про Кнута.
— Охрану выставил Сверр, ты ложись, тебе уснуть надо.
Я молчал, разве сейчас мне до охраны, до сна.
Хальс не оставлял меня в покое, он встал и подошёл.
— Дай мне, я подержу, а ты вымой руки.
Я молчал, не понимая, как я могу отдать. Я не мог.
Тогда он потормошил меня по плечу, и я поднял на него глаза. Он потянул меня вверх, заставляя встать. Послушно встал, тогда он потянул из рук… Мою Ясину… Я не мог отдать…
— Конунг, я только подержу, подержу…
Руки тряслись, но я доверился друга. Он держал, а мне в это время поливали на руки, и как только я закончил, тут же вновь прижал голову, завернутую в холст, к своей груди.
Затем я отошел от костра, и сел на траву, прижавшись спиной к березе, так и сидел. Все улеглись на ночлег, а я сидел и держал, тихо убаюкивал.
— Спи Яся, спи моя девочка, спи…
ЯСИНА
Возвращаться в Плесков мы стали с утра, путь должен был занять примерно день и к вечеру на закате, мы уже будем дома. Я не могла остаться, меня ждал дома отец, да и волхв, возлагал на меня надежду. Мне было известно по рассказам Селезара, что на посвящение будет много народа, всем хочется увидеть меня.
Для кривичей, я была надеждой на будущее, надеждой на стабильность и покой. Знак того, что в будущем племя не потеряет главу, не потеряет себя.
Нет, конечно никто не думает, что я стану во главе племени сама, и отец не так стар ещё, да и девке это не по силам. А вот мой сын, иль муж на время, до возмужания сына, и удержат главенство в племени. Об этом думают люди, волхв и отец.
И я не противлюсь этому, потому, как мне кажется это ещё таким далёким. Далеко мне ещё до мужа, а придёт время, так и выберу достойного, таковы мои думы.
Чуть сбавив ход коня, думаю над тем, когда смогу в следующий раз приехать, конунга мне очень хочется увидеть, Тянет, думы мучают. принимаю решение, что вскоре после посвящения, вернусь и навещу названного отца. Он будет рад, тому, что у меня всё добро, я уверенна.
До Плескова мы добрались благополучно, въезжая в ворота, я торопилась на встречу с отцом. Но Гердень, чуть прихватил поводья моего коня.
— Княжна, ты довольна поездкой?
— Да, — меня удивил его вопрос, а потому следующего не ожидала.
— А мной ты довольна?
Повернув головой, я удивлённо на него посмотрела.
— Да. Воевода, я очень тебя благодарю, без тебя бы у меня ничего не получилось.
— Ясина, — позволишь так тебя называть.
— Но, мне сказали так не можно, — я попыталась перетянуть поводья на себя.
— Когда мы только вдвоём? Никто не прознает об этом, — он склонил голову, пытаясь заглянуть мне в глаза.
Я смутилась, думаю даже покраснела. Вновь подумалось мне о странном поведении воевода. Мне было понятно, уж не совсем же я дурная, что Герденю, что-то надо от меня.
Только хотела сказать, что не стоит так делать, но потом вспомнила, что сама напросилась, да и в будущем мне придется к нему обратиться, с повторной просьбой.
— Пусть так, только когда вдвоём и рядом нет никого, — почти не слышно прошептала.
Почему мне вновь неуютно от его взгляда?
— Благодарю Ясина, за доверие, — а вот он не шептал, отчего я покосилась глазами по сторонам, нет ли кого рядом.
В этот миг, откуда-то спереди дороги, по которой мы ехали к княжескому дому, разнёсся выкрик.
— Ясина, где ты так долго задержалась? — это отец, пеший без коня спешил ко мне.
Мы и в правду немного задержались, вместо заката, прибыли уже в сумраке. А потому я быстро спускаюсь с коня и бегу навстречу с отцом, я тоже соскучилась.
Князь Владдух ловит меня бегущую ему на встречу и заключает в объятия.
Грохочет своим громким голосом мне на ухо:
— Яся, Яся моя. Ох, доча больше одну не отпущу. Всю ночь глаз не сомкнул, всё казалось, что вновь потеряю. Теперь только со много, теперь только с малой дружиной.
— Ну, князь куда ж я денусь то, — проговорила укладывая голову ему на плечо.
— Всего-то день пути туда, да день обратно, — добавила, направляя взор на него.
— Ой, княжна Ясина, ничего мне не говори. Твоя мама, так же говорила, день туда, день обратно, да и мир и покой на наших землях. А вышло что? — голос князя под конец дрогнул, и он прикрыл на миг глаза.
— В дом идем, — произнёс, а сам повернул голову к воеводе.
— Благодарю тебя Гердень, за то, что дочь мою сохранил, и за верную службу тоже благодарю.
Воевода немного склонил голову, и произнёс:
— В радость мне княжну Ясину провожать куда ей угодно, всю жизнь бы провожал и служил.
Я немного смутилась вновь, отчего опустила глаза и думаю заалела.
Отец в ответ на это прокряхтел что-то, и согласно покачал головой, что это значило, я не знала.
Оставалось всего ничего до посвящения, всего день и я войду в племя кривичей, и уже никто не сможет оспорить, что я княжна. Да, я многое уже знаю, но ещё больше мне нужно познать.
Утро, рано на рассвете, меня взялись готовить к обряду. Пришли девушки, участвующие в обряде. как помощницы волхвов. Меня обрядили в длинную белую рубаху и распустили волосы. Девушки пели песни подготавливая меня к обряду, продолжалось это долго, почти до полудня. Чуть позже мы вышли во двор княжеского дома. Меня усадили в телегу, конь и телега, были украшены ветками деревьев и цветами, на голову мне надели венок.
Я сидела в телеге и с любопытством наблюдала за происходящим. Девушки запели, голоса у них были громкие и красивые, завораживало их пение-волхование.
На телеге меня довезли до капища, там я спустив ноги с телеги, сама поднялась на возвышенность окруженную деревянными идолами наших богов. Боги стояли и взирали на меня со своей высоты.
По краям остались круга загорелись огни костров. Там за кругом стояли люди, мои родичи, я одна стояла внутри, с трепетом ожидая, что будет дальше.
Настал момент и я увидела поднятую вверх ясеневую кривулю[2] волхва, она возвышалась над огнём круга, а меж тем солнце уж стало клониться к закату, осенний день короткий.
Селезар зачал творить обряд Сварожьего Коло[3], а он связан со сменой положения солнца, а потому пропустить названное им время невозможно Это дает возможность волхвам использовать обряд на благо люда племени. Обряд с одной стороны утверждает минувшее, а с другой создаёт будущее. И является переходным мостом, по которому земное переходит в небесное, а небесное воплощается в земной жизни.
Обрядом этим, волхв создает будущее, по которому я пойду. Селезар проводя обряд будет питаться думами и эмоциями людей которые будут участвовать в обряде и попадут под её влияние. Чем больше люду будет вокруг, тем больше будет сил у волхва, тем точнее будет его предсказание о моем будущем.
Для того, чтобы предсказания были точными, волхв называл специальное время, и использовал обрядовую речь, утварь, использовал специальные травы вводящие его круг избранных[4].