— В чем? Я ничего не сделал! Ко мне уже приходили из полиции, я все объяснил! Спросите их!
Грохот врезавшегося в столешницу кулака заставил его вздрогнуть.
— Ваньку валять решил?! — взревел капитан, артистично симулируя бешенство. — Зачем ты убил Федорчук? Что тебе сделала Молчанова?
Брагин не одобрял такую манеру ведения допроса. Грубая, топорная работа. Сам он предпочитал вести с подозреваемым интеллектуальную игру, давить аргументами, подлавливать на нестыковках. Легавая, методично загоняющая прыгающего по кустам зайца, была ему гораздо симпатичнее медведя, прущего напролом. Да и не на каждом допрашиваемом нарочитая грубость срабатывала, многие, наоборот, уходили в молчанку.
— Я никого не убивал! — плаксиво взвыл Киселёв.
— У нас есть видео.
Брагин поднял лицо к камере под потолком.
— Поставьте видео теплохода от седьмого июля. Хотя нет, давайте сначала видео с Удельной от третьего числа.
На экране вмонтированного в стену телевизора показалась платформа Удельной. Люди с детьми, собаками, сумками, тележками и удочками сновали по перрону. Подошедшая электричка втянула в себя толпу, платформа опустела. Затем постепенно начала наполняться вновь.
— Вырубай, хватит с него, — приказал Кравченко.
Изображение на экране застыло.
Капитан поднялся и принялся прохаживаться за спиной Киселёва, нервируя его.
— Но меня нет на видео! — подал голос задержанный, пытаясь извернуться, чтобы заглянуть в глаза капитану.
— Нет, так будешь, — уверенно заявил капитан. — Дату на стоп-кадре видишь? Третье июля восемь тридцать утра. Эту подпись невозможно подделать, она ставится автоматически. Так что найдем тебя, не беспокойся, досмотрим до одиннадцати часов, когда ты девушку под поезд толкал, и найдем. Мои люди уже начали просматривать запись. После того, как они найдут кадры, где ты пытаешься столкнуть Молчанову под поезд, для тебя все будет кончено. Поезд уйдет. Но если сейчас все расскажешь сам, можем оформить чистосердечное признание, которое зачтется на суде. Тут вопрос времени: кто быстрее — они или ты.
Последние слова Кравченко проговорил спокойным, даже доброжелательным тоном. А с Киселёвым вдруг произошла разительная и непонятная перемена. Если совсем недавно он готов был отстаивать свою невиновность, жаждал объясниться, то, увидев пленку, замкнулся и словно закаменел. Хотя должно быть наоборот.
— Больше я ничего не скажу.
Брагин не понимал, что произошло. А Киселёв требовал звонок, на который имел право. И сколько капитан с ним ни бился, больше ничего не услышал.
— Ладно, заканчиваем, — Кравченко поднял глаза к видеокамере. — Дайте ему телефон.
Минут через десять Кравченко вернулся в комнату с мониторами, где его дожидался Брагин.
— Известно, кому он звонил?
— Нет, телефон зарегистрирован на подставное лицо.
— А что сказал?
Кравченко пощелкал мышкой и загрузил аудиофайл.
Киселёв. Меня задержали. Вытащи меня отсюда.
Незнакомец. Не паникуй. У них на тебя ничего нет.
Киселёв. Ты меня обманул! У них пленка с Удельной! Ты обещал!..
Незнакомец. Я держу свои обещания. Они лгут.
Киселёв. Мне показали кадры…
Незнакомец. Повторяю: они лгут. Камера в тот день не работала.
Второй голос на пленке явно был пропущен через программу модификации, он звучал плоско, бесцветно, как будто говорил робот. Брагин даже затруднялся сказать, мужчина это или женщина.
— Так есть запись или нет пленка? — спросил Брагин.
Капитан с досадой покачал головой:
— Нет. Камера действительно была выведена из строя.
— Так я и думал. И что теперь?
— Задержим его на сорок восемь часов. Надеюсь, к тому времени у нас будет, что ему предъявить. Проведем опознание. С Молчановой проблем не будет?
Брагин кивнул.
Оказавшись на улице, он с сожалением посмотрел на затянутое тучами небо — хотелось пройтись, чтобы спокойно подумать — его не оставляло ощущение: он что-то упускает, что-то, лежащее на самом виду. Но первые капли уже легли темными кляксами на серый асфальт, говоря: додумывать будешь дома.
Дома он согрел чайник, бросил в кружку два пакетика чая — чтобы получилось покрепче. Давно пора было нормально поесть — перехваченный в кафе кусок пирога голод не утолил, но полный желудок стал бы помехой работе мозга. Брагин знал свою особенность. Или — или. Мозг работал хорошо только тогда, когда он был голоден. Сытый желудок превращал его в благодушного и заторможенного тугодума, а он сейчас нуждался в обостренной интуиции и безупречной логике.
Он уселся в кресло, сделал несколько глотков сладкого чая и закрыл глаза. Необходимо было мысленно пройти весь сегодняшний день, от начала до конца, и найти тот момент, когда его посетило ощущение «горячо». Разговор с бывшим начальством, встреча с Кравченко, беседа с сестрой Валентины Федорчук, вновь разговор с капитаном, на этот раз уже долгий, визит к невестке Федорчук в клинику…
Вот! Вот оно!
«Она никак не хочет понять, что у клиники в последнее время большие траты. Мы открыли филиал в Москве, подписали контракт на рекламу. Думаете, актриса стала лицом клиники за красивые глаза?» — вспомнились слова директора. А затем в памяти возник рекламный плакат — красивое женское лицо с родинкой на левой щеке. Это же Анастасия Ананьева!
Он вспомнил, как месяц назад специально выбирался в Москву, чтобы поговорить с ней. Пришлось тащиться на другой конец столицы, потому что она, видите ли, слишком устала, чтобы подъехать в центр. И все это ради одной высокомерной фразы: «Вы с ума сошли! Я и какой-то Зязиков!»
Не удивительно, что сейчас он не сразу узнал ее, хотя и видел месяц назад. Все эти современные гламурные «куклы» похожи друг на друга.
Значит, невестка Федорчук, у которой был вполне весомый мотив, чтобы избавиться от своей свекрови, была знакома с Ананьевой, которая проходила по делу Зязикова? Да, именно так. Мотива у Ананьевой не было, зато была возможность — алиби на тот вечер она так и не предоставила. Зато у Натальи Федорчук был мотив, но не было возможности — Кравченко перепроверил ее алиби, в момент смерти свекрови женщина действительно сидела в кресле парикмахера.
Брагин вскочил с кресла, едва не опрокинув чашку с подлокотника.
Только что это дает сейчас?
Он в волнении зашагал по комнате. Потом опять уселся в кресло, стараясь успокоить скачущие мысли. Но было поздно. Эмоциональное возбуждение дало себя знать, «придавив» рассудок. Мозг отказывался анализировать дальнейшие события. И это было плохо: ощущение, что он что-то упускает, никуда не ушло.
Глава 8
— Ты же обещал! — серые глаза смотрели укоризненно.
— Обещал, — Артём виновато развел руками, добавив по себя: «Имел такую глупость». — Совсем забыл, что сегодня у меня «крыши», это очень опасно.
Заснул он вчера только под утро. Ворочался на матрасе и гнал дурные предчувствия. В голове крутились мысли о Марине, Ольге, чертовом французе, Брагине, ответа от которого на свою эс-эм-эс он так и не получил. «Береги Ольгу. Я работаю», — разве это ответ? Весь мир против него, все сговорились. Намучавшись, Артём включил компьютер, зачем-то запустил программу совместимости и наложил три гороскопа друг на друга — свой, Марины и Ольги. А затем долго смотрел, как транзитные планеты закручивают аспекты, вовлекая их троих в свой роковой танец. Черные линии одна за другой пересекали белый круг, пока не сложились в жирный черный квадрат с перекрещивающимися диагоналями.
Утром ощущение скорой беды только усилилось.
— Я не останусь дома! Я не могу одна, мне страшно! — Ольга была настроена решительно.
— А если тебя узнают?
— Кто? Ну кто меня может узнать?!
Артём молчал. Не хотелось произносить слово «убийца».
— Ладно, дай мне минуту, — попросила Ольга.
Он посмотрел на часы и тяжело вздохнул.
Конечно, ей понадобилось гораздо больше времени, чем минута, но результат его впечатлил. Если бы ему кто-то сказал, что с помощью одежды и косметики можно стать совершенно другим человеком, он бы не поверил. Хотя, наверное, Ольга просто была хорошей актрисой.
Из другой комнаты вдруг появилась совершенно незнакомая шустрая деваха. Желтые кеды, ярко-зеленые мешковатые джинсы, прибавлявшие ей десяток килограммов. Наряд довершали веселенькая ветровка и бейсболка с козырьком, из-под которой задорно торчал конский хвост. Даже черты лица изменились, сейчас она выглядела глуповатой провинциальной старшеклассницей, впервые оказавшейся в Петербурге.
— Разрешите представиться — Лёля из Муходоева, за которой тебя просила присмотреть тетушка, — представилась Ольга, поворачиваясь во все стороны. Голос утратил теплоту, стал другим — резким, напористым, словно она собралась торговать на рынке.
— Неужели где-то действительно есть Муходоево?
— Ага, — энергично тряхнула хвостом Ольга. — Где-то под Белгородом или Тверью, не помню.
Время поджимало, и Артём сломался.
— Черт с тобой! — махнул он рукой. — Пошли.
Группа была уже в сборе. С десяток людей топтались около коричневатого шестиэтажного здания, уткнувшись в свои телефоны. Время от времени кто-нибудь из них приподнимал голову, с любопытством рассматривая реальный мир. Администратор с папкой в руках, заметив Артёма, поспешила к нему.
— Лёля, — представилась Ольга.
— Ты сегодня с девушкой? — удивилась администратор, с интересом разглядывая подругу Артёма.
— Это не девушка, а родственный долг, — проворчал он.
Ольга шутливо дернула его за ухо.
— О родственниках, даже дальних, так не говорят, — с деланной обидой произнесла она. — Вот пожалуюсь твоим родителям, что ты совсем не уделяешь мне внимание, поведешь меня еще на три экскурсии.
Администратор фыркнула и потеряла к Ольге интерес. Она пересчитала экскурсантов по головам и нахмурилась.
— Кого-то не хватает. Лучше бы не тянуть с началом, ка