Очередной нырок в интернет и догадка наполовину подтвердилась: наряду с кризисным центром Кристина работала в частной клинике. Он опять зарылся в файлы психолога. Карты посетителей частной клиники были оформлены иначе, уже без пометок, связанных с исследованием — видимо, пациент в любой момент мог потребовать показать записи. Брагин уже готовился отступить, но в папке с картами пациентов нашелся отдельный файл с пометками психолога по каждому клиенту. Фамилия Федорчук была там. По мнению Кристины, женщина могла убить того, кто решит отнять у нее любимое дело. К психологу она обратилась примерно в одно время с Киселёвым. Что касалось Ананьевой, то ее карты Брагин не нашел, зато актриса была знакома с Федорчук — рекламный плакат тому свидетель. Наталья вполне свести Ананьеву с Кристиной. А если права Ольга, то серьезный мотив был и у Ананьевой — молодая и перспективная актриса хотела лишить ее роли.
«Убить из-за роли? Неужели это возможно?» — спросил себя Брагин.
Он откинулся на спинку стула, затем вынул из кармана брюк зажигалку и пачку сигарет и вышел на балкон.
Закат окрасил блочные девятиэтажки в оранжевый цвет, обращенные на запад окна зажглись алыми всполохами. Вспомнилась где-то услышанная фраза: «закат — это итог прожитого дня». Так и с Ананьевой. Молодость прошла, жизнь не сложилась. Ни любимого человека, ни детей, ни серьезных работ, таких, которые бы остались в памяти на десятилетия. Наверное, поэтому она так и цеплялась за роль, которую у нее отняла Молчанова. Крупная постановка, именитый режиссер. Вот он, последний шанс изменить… даже не карьеру, жизнь. Шанс, которого ее лишили.
Брагин затянулся, выпустив струю дыма. Поискал глазами, куда смахнуть пепел. На оконном откосе у самой стены пристроилась пустая банка из-под оливок. Он думал, что давно выбросил ее, когда бросил курить. Получается, оставил. Наверное, для такого вот случая.
«Как же, бросишь тут», — мысленно проворчал он.
На город постепенно опускался голубой сумрак. Малиновые всполохи на окнах постепенно исчезли, их место занял желтоватый электрический свет.
Брагин зажег вторую сигарету. Вспомнилась Кристина.
Неужели специалист, призванный вытаскивать людей из безнадеги и мрака депрессии, возвращать их к жизни, была организатором эстафеты смерти? Неужели эта миловидная, мягкая женщина ради проверки своих научных гипотез придумала этот жестокий и беспринципный конвейер смерти? Неужели люди, обратившиеся к ней за помощью, стали просто подопытными крысами? Нет, в это решительно не хотелось верить, но факты, упрямые факты, были не на ее стороне.
Фишман, который разбирался в душах живых людей не хуже чем во внутренностях мертвых, говорил, что организатор, скорее всего, одинокий, умный, образованный, но на всю голову отомороженный человек. Почти портрет Кристины. Что касалось отмороженности на всю голову, так ведь кто знает, что происходит у нее в голове.
А ведь еще среди клиентов Кристины, помеченных красным, где-то скрывался очередной исполнитель, который, возможно уже сегодня, убьет мачеху Киселёва. Собрать бы всех этих потенциальных убийц, да допросить с пристрастием, чтобы разом покончить со смертельной эстафетой. Только ведь эти файлы никому не покажешь — добыты незаконно.
Часы показывали начало второго. Пора было выдвигаться «в поля». Брагин наполнил термос горячим кофе — на случай, если начнет одолевать сон, подхватил дневник петроградского сыскаря и спустился к машине.
Глава 13
За окном поезда зеленая полоса деревьев сменилась редкими постройками, затем показались приземистые ряды складов. Ольга приподняла голову.
— Приехали?
— Еще далеко, спи.
Девушка вновь приникла к нему, умащиваясь, и Артём приобнял ее за плечи.
Отправиться в Тихвин, во Введенский монастырь, поговорить с Марией Черданцевой — бывшей горничной, а ныне сестрой Дарьей — Артём вызвался сам. Киселёв по-прежнему молчал — Брагин вчера созванивался со следователем, Ананьева должна была вернуться из-за границы только послезавтра. «Если уж выбирать, с кем разговаривать, с директором косметической клиники или монахиней, то я бы поставил на монахиню, — сказал вчера подполковник. — Не просто же так она ушла в монастырь, не иначе, грехи замаливать. Значит, осталась еще совесть». Однако, Брагин и без разговоров с монахинями разрывался на части, пытаясь выйти на след организатора цепочки, а от француза без переводчика толку было бы чуть. Оставался Артём. Ольга тоже решила ехать. «С тобой монахиня не будет откровенна, а я ее разговорю», — сказала девушка. Брагин нехотя согласился: женщине Черданцева скорее откроется, особенно, узнав, что Ольга — сама жертва.
Ольга пошевелилась, и Артём скосил на нее глаза. Сегодня она выглядела барышней прошлого… нет, даже позапрошлого века — трогательной, юной, невинной. Такую обидеть рука не поднимется. Светлые волосы разделены на пробор и забраны в плотный пучок на затылке, умело подкрашенные глаза выглядят огромными, длинная широкая юбка закрывает щиколотки. Разве что кроссовки, да рюкзачок — обычные вещи для девушки двадцать первого века — сейчас смотрелись странновато.
Утром они почти не разговаривали. Кроме самых необходимых слов не было сказано ничего — вчерашний день вымотал и опустошил обоих. В поезде Ольга сразу задремала, а Артём погрузился в раздумье — мысли давно просились, чтобы их привели в порядок.
Прежде всего, в голове никак не укладывалось, что Марина была женой французского аристократа. Более того — убитого французского аристократа! Во-вторых, не верилось, что ее муж отошел в иной мир с ее помощью. Однако, все указывало на то, что Марина замешана. Если не в убийстве, так в махинациях с картинами. Дальбан подозревал ее еще в Париже — специально придумал перевод дневника петроградского сыщика, чтобы быть к ней поближе. Она занималась галереей, она была искусствоведом и самым близким человеком к хозяину галереи. Скорее всего, ради нее де Вержи и собирался замять дело с подлогом. А после, возможно, развестись и вычеркнуть из своей жизни. Но достаточный ли это повод, чтобы убить? И зачем она занималась мошенничеством? Обычно это делают ради денег, но деньги у нее были и так.
Впрочем, подозрения Мориса — еще не истина в последней инстанции, француз мог и ошибаться. Подозревал же он Артёма, сам вчера сказал об этом. Даже спектакль с переводом записок заместителя начальной криминальной полиции разыграл во второй раз. Хотя понять логику Дальбана было несложно. Если мужа убивают в другом городе, то кто первым окажется под подозрением? Правильно — бывший жены из этого города. Да, со стороны все выглядело логично. Но только на первый взгляд. И только если не знать, что убийство де Вержи — это всего лишь один эпизод в длинной цепочке смертей. А ведь еще где-то оставался организатор этой жуткой эстафеты — Артём был согласен с Брагиным, что такой должен быть. Может, Дальбан считал его, Артёма, организатором? Хотя нет, откуда… О том, что перед ним не одиночное убийство, а серия, Морис узнал только вчера.
Артём вздохнул — он окончательно запутался. Но все равно он не верил, что Марина «заказала» своего мужа. Да, она сильно изменилась, но не настолько же, чтобы превратиться в холодную, расчетливую стерву, способную убить близкого человека. «Она ни при чем, — убеждал он себя. — Точно не при чем».
Вчера он все-таки сумел дозвониться до нее, но разговора не получилось.
«Тебя подозревают в смерти мужа!» — выпалил он.
«Дальбан? Я знаю».
Ее голос звучал тускло и безразлично. Таким тоном говорят о чем-то давно надоевшем и неприятном, с чем человек уже свыкся.
«Давай встретимся, я хочу помочь!»
«Чем?»
Теперь в голосе прорезалась усталая снисходительность.
«Но ты же ни в чем не виновата? Скажи, что не имеешь отношение к смерти мужа!»
Но она уже отключилась.
А еще было стыдно перед Кириллом. Артём упустил, что у друга сегодня торжество — банкет по случаю защиты кандидатской. Совсем забыл, закрутившись с последними событиями. Когда вчера вечером позвонил Гарик с вопросом, будут ли они встречаться или каждый поедет в ресторан своим ходом, Артём долго соображал, в какой ресторан и зачем ему ехать.
«Давай без меня, — сказал он, наконец сообразив, о чем идет речь. — Мне с утра в Тихвин, не знаю, когда вернусь».
«Очередная экскурсия?»
«Нет, просто нужно переговорить с одной монахиней».
«Что у тебя за дела с монахинями?» — засмеялся Гарик.
«Личные, и при этом не мои», — завершил разговор Артём. Рассказывать об убийствах не было ни сил, ни желания.
Потом пришлось звонить Кириллу и заранее извиняться. Друг даже не скрывал обиду: «Сволочи вы, а не друзья. Только что Гарик сказал, что опоздает, теперь ты».
Все-таки нужно постараться вернуться пораньше, думал Артём, глядя на проплывающие за окном деревья, вдруг у Кирилла будет Марина. Умом он понимал, что шансов на это нет, но ведь так хотелось верить…
Ольга опять пошевелилась, теснее прижавшись к Артёму, и взяла его за руку.
Наверное, это не правильно — думать об одной женщине и обнимать другую. Вот так странно отыгралась двойственность девятого лунного дня. А тут еще эта история с Дальбаном… Артём подозревал француза, а тот оказался на их стороне. И Брагин его подозревал — вон как вчера набросился, думал, Дальбан сейчас убьет Ольгу. А теперь Морис объединился с Брагиным и уже вдвоем подозревают Марину и какого-то психолога… Как же все запуталось! Очень хотелось верить, что монахиня хоть немного прольет свет на этот клубок мрака. Только получится ли? Сегодняшний день не очень-то способствовал поездкам и выяснениям непонятного, а Ольга не очень-то годилась на роль дознавателя. Меркурий проходил по двенадцатому дому в ее гороскопе и образовывал тау-квадрат с Сатурном и Луной. Еще и градус изоляции был задействован, из тех, что прослеживается в гороскопах пойманных и посаженных в тюрьму преступников. Впрочем, изоляция — это же не только тюрьма, монастырь — это тоже изоляция. Но все равно надо будет поаккуратнее там. Проследить, чтобы Ольга не наделала глупостей.