ть и неумение вовремя остановиться, и ее прежние знакомые не стали исключением.
Сразу два утерянных Верещагина с не самым прозрачным прошлым, найденные за короткое время, выглядели довольно странно, если не сказать подозрительно. Конечно, де Вержи насторожился и начал расследование. Главным мировым экспертом по Верещагину считался некто Познанский из Русского музея. Тип въедливый, сведущий, дотошный. Когда она нашла переписку мужа с этим человеком, то не на шутку испугалась. Она не хотела ничьей смерти, она хотела всего лишь сохранить свой брак и свое положение.
— Ты могла рассказать обо всем мужу, — сказал Артём. — Если он любил тебя, то простил бы.
Марина с презрением посмотрела на него.
— Ты бы простил?
— Да.
— Он — не ты, он был человеком с принципами. Легко советовать, когда ничего не имеешь за душой — ни состояния, ни репутации. В лучшем случае я бы оказалась на улице без единого евро. Я не хотела расставаться с жизнью, к которой стремилась! И которую заслуживала! Но этот идиот все испортил!
Артём затаил дыхание, готовясь услышать признание.
— Дальбан, уж не знаю за каким чертом, подсунул мне перевод дневника петроградского сыщика. Перевести эту чепуху я не перевела, но прочитала. А потом зачем-то пересказала этому идиоту, который возомнил себя самым умным, непобедимым… Долбаный профессор Мориарти с Пискарёвки!
Марина задохнулась от гнева, ее лицо сделалось злым, черты лица исказились, став некрасивыми.
— Вместо того, чтобы подкупить Познанского или пригрозить ему, он убил Жан-Пьера. А потом разыграл абсурдный спектакль, найдя таких же кретинов, как и он сам. И чего добился в результате? Пришлось самой приезжать в Питер, лебезить перед Познанским и регистрировать никому ненужную экспертную фирму, сделав его одним из главных акционеров. Фактически преподнести подарок на несколько миллионов евро! А под ногами ведь еще путался Дальбан!
Чей-то тяжелый взгляд уперся в спину, как уже не раз было в последние дни. Артём повернулся за секунду до того, как сзади прозвучал вопрос:
— Значит, идиот?
Марина вскочила на ноги, подхватив сумочку. Артём тоже поднялся.
На площадке стоял Гарик. Как и всегда, он выглядел спокойным, даже сонным, только дрогнувший голос выдавал его волнение.
— Ты следил за мной в отеле? — прямо спросил Артём.
Гарик слегка наклонил голову.
— Да, за вами обоими.
Его серые водянистые глаза остановились на друге.
— Когда ты догадался?
— Сегодня, когда дрались в крепости. Ты не хотел покалечить меня. А затем, когда начал задумываться и анализировать, вспомнил и другие моменты.
— И где же я прокололся?
— Прежде всего, с Ольгой. Вчера в ресторане ты смотрел на нее так, будто перед тобой стоит привидение, — усмехнулся Артём. — Она ведь для тебя была мертва, не так ли? Потом твои расспросы в «Ватерлоо». Именно тогда ты проговорился. Не помнишь? Дословно не обещаю, но сказано было что-то похожее на «чувствую себя не тварью дрожащей, а вершителем человеческих судеб». Ты ведь решал, кому, как и когда умереть. В-третьих, ты знал, что Марина в городе, и сказал, что услышал об этом от жены Кирилла. Я разговаривал с Соней и Кириллом, они не общались с Мариной уже довольно давно и не знали о ее приезде.
Артём сделал паузу, взглянув на Марину. Но она отошла к гранитному парапету и, остановившись возле бронзового грифона, копалась в своей сумочке. Разговор интересовал ее мало. Гарик молчал. А Артём, наоборот, разошелся.
— Хватит или еще? — зло спросил он. — О том, что я собираюсь во Введенский монастырь, знали только Ольга, Дальбан и еще один человек. И еще знал ты. Я сказал тебе об этом, когда ты предложил встретиться и пойти вместе на банкет к Кириллу. Но когда ты узнал, что я еду в Тихвин по личным делам, сразу же позвонил Кириллу и сказал, что опоздаешь.
— Небось, и гороскоп мой успел посмотреть? — усмехнулся Гарик.
— Посмотрел и убедился окончательно.
— Значит, звезды не лгут?
Вопрос был риторическим и не требовал ответа. Хотя рассказать Артём мог многое. Звезды не лгут, но мы не всегда слышим, что они говорят. Не сказал он и о том, что еще заметил в гороскопе. Как о таком расскажешь? Даже убийце…
— Да, многовато набралось, — вновь невесело хмыкнул Гарик. — Все мелочи, но, как говорил Холмс, «незначительные детали важнее всего». Кстати, почему Молчанова жива и почему она с тобой?
Артём не успел ответить, вмешалась Марина:
— Почему-почему! — в сердцах бросила она. — Хватит про эту девицу! И вообще хватит!
Неужели она ревнует?
Гарик вдруг опустился на ступени и обхватил голову руками. Артём подсел к нему, неожиданно для себя почувствовав, что испытывает жалость. Нестерпимую, до судорог в горле.
— Гарик, зачем? Неужели не было другого выхода?
— Знаешь, почему она обратилась ко мне, а не к тебе? — неожиданно спросил Гарик, подняв на Артёма глаза, в которых боль и насмешка слились воедино. — Потому что ты бы искал выход, а надо было действовать. У меня было всего четыре дня. Ты представляешь, что значит за четыре дня придумать и организовать идеальное преступление? Да, идеальное! Ты бы так смог? Нет, ты у нас чистоплюй! Ты бы жалел Мариночку, убеждая ее вернуться к тебе в Питер. А Мариночка вовсе не хотела в Питер, она рыдала и умоляла сделать что угодно, только бы не расставаться со своим особняком в Нёйи и своей галереей в Шанз-Элизе.
Марина недовольно поджала губы, но промолчала.
Артём смотрел на друзей, словно видел их впервые. Гарик понял его чувства.
— Ты никогда не знал меня настоящего, — усмехнулся он. — Я всегда был в тени, твоей и Кирилла. А тут я наконец-то почувствовал свое превосходство. Знаешь, в конце концов, мне понравилось. Держать в руках человеческие жизни, управлять ими — это чертовски заводит.
— Главное только — вовремя остановиться, — скептически вставила Марина. Похоже, разговор ее начал утомлять.
— Я и остановился. Но у меня остался невыполненный должок — Молчанова. Не люблю быть должным. Нужно было немного переждать, пока здесь все успокоится, но Ананьева меня торопила. Очень навязчивая и нетерпеливая женщина. Почти как ты, — он улыбнулся Марине.
Она фыркнула.
— И что? Ты же любил меня такую, какая есть. И Тёмка меня любит.
Гарик поднялся на ноги и почти весело взглянул на друзей. Уже бывших.
— Насчет Тёмки не уверен, ему теперь блондинки нравятся, а я и сейчас тебя люблю. Любят же люди змей, рептилий, пауков… Кстати, — он повернулся к Артёму, — ты с ней поосторожнее, паучихи, знаешь ли, они такие, и съесть могут.
— Много болтаешь, — презрительно бросила Марина, а Гарик продолжал ёрничать.
— При случае задайся вопросом, зачем она тебя сюда позвала? Это же была она, да? Ночь, тишина, никого вокруг. А потом вдруг разоткровенничалась… Я бы уже начинал бояться.
— И правильно.
В руках Марины появился пистолет. Дуло смотрело Гарику в грудь.
— Ты меня достал, — процедила она.
— Марина!
Артём бросился к ней, стараясь вырвать оружие из ее рук. Мельком заметил, что Гарик спокойно со стороны наблюдал за ними, на его губах играла едва заметная высокомерная усмешка. А потом грянул выстрел, затем второй. Что-то больно ударило в левое плечо. Гарик схватился за живот, с удивлением посмотрел на окровавленные руки, и медленно опустился на гранитные ступени.
С пистолетом в руках Артём застыл на месте, потом бросился к распростертому на гранитных плитах телу. Гарик был мертв.
— Что ты наделала!
Марина спокойно забрала у него оружие и убрала в сумочку.
— Это ты наделал. На оружии твои отпечатки.
— На курок нажимала ты! Я хотел всего лишь отобрать у тебя пистолет!
Она невозмутимо повесила сумку на плечо и приподняла ладони. Широкие рукава упали до локтей, обнажив ладони. Они были обтянуты тонкими прозрачными перчатками.
Артём растерянно смотрел на бывшую возлюбленную, а она повернулась к нему спиной и спокойно направилась вверх по ступеням. Он шагнул следом, но пошатнулся. Навалилась предательская слабость.
Он чувствовал полную опустошенность и бессилие. Еще одна ступень. Он вновь пошатнулся. Чьи-то руки вдруг подхватили его, поволокли наверх, на набережную, и усадили на асфальт, прислонив к гранитному парапету. Знакомый голос шепнул в ухо: «Все хорошо, потерпи немного».
Марина уходила к Благовещенскому мосту, а с другой стороны по набережной уже приближались черные фигуры спецназовцев, вдалеке сверкали огни «скорой помощи» и машин полиции.
Глава 18
Протяжно скрипнула дверь, послышались уверенные мамины шаги. На тумбочку рядом с кроватью опустилась тяжелая сумка. Выныривать из полудремы было тяжело, да и не хотелось. Наверное, в капельницу, которую ему поставили, добавили седативный препарат. Артём лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к шагам в надежде на то, что мама не решится его будить.
Мамины каблуки процокали вокруг кровати, раздался ее голос:
— Неплохая палата, чистенько. И хорошо, что только на двоих. А то ведь как бывает — и храпят ночью, и выпивают, и по чужим тумбочкам лазают. А иногда еще…
— Пойду, пожалуй, покурю, — пробурчал сосед.
Его тапки зашаркали по линолеуму.
— Ну и долго ты будешь делать вид, что спишь? — осведомилась мама, когда за ним закрылась дверь.
Притворяться дальше было бесполезно.
— Зачем ты его прогнала?
— И вовсе я никого не прогоняла! — возмутилась мама и тут же добавила назидательно: — А затем, что культурные люди сами уходят, чтобы не слушать чужие разговоры.
— Кому интересны наши разговоры, — хмыкнул Артём.
Но она уже не слушала. Мамины руки доставали пакет с кефиром и апельсины. Ну почему, как человек попадает в больницу, ему непременно приносят кефир и апельсины?! Затем на тумбочку легла папка Дальбана.
— Будет, что почитать, — объяснила мама, перехватив его недоумевающий взгляд. — Лежала у тебя на столе. Это же мемуары? Наконец-то ты вспомнил о своей настоящей профессии. Это же надо — закончить истфак и заниматься какой-то ерундой.