Оседлав любимого конька, мама уже не могла остановиться:
— Брал бы пример со своих друзей. Кирилл — уважаемый ученый, диссертацию защитил, по за границам ездит. Игорек — тоже хороший мальчик. Рассудительный, серьезный, с работой вот только не везет. А ты что со своими туристами? Опять в какую-то разборку угодил? Ох, не доведут они тебя до добра!
Упоминание о Гарике отозвалось болью сразу в двух местах — раненом плече и сердце. А мама, как ни в чем не бывало, продолжала нудеть. О пулевом ранении ей, по всей видимости, не сказали. И правильно — такого выноса мозга Артём бы не пережил. Закончив с профессиональной деятельностью сына, она перешла к персоналу больницы. Артём, не слушая, лихорадочно придумывал, как бы сбежать от маминой опеки, но в голову ничего не приходило.
«Господи, хоть бы позвали анализ какой сдать!» — мысленно взмолился он.
Молитвы были услышаны, и дверь в палату открылась. На пороге стоял Брагин. Увидев посетительницу, подполковник хотел, было, ретироваться, но перехватив умоляющий взгляд Артёма, распахнул пошире дверь и достал удостоверение.
— Следственный комитет. У нас есть несколько вопросов к гражданину Зубареву.
— Слушаю вас, — напряглась мама.
— Простите, но разговор будет конфиденциальным.
— Я подожду в коридоре, — смиренно произнесла она, поднимаясь.
— И долгим! — поспешно крикнул ей Брагин. — Лучше приходите завтра.
— Вы вернулись на работу? — Артём показал глазами на новенькие «корочки», когда за мамой закрылась дверь.
Брагин убрал удостоверение в карман.
— Почти, — кивнул он. — В качестве консультанта. Предлагали вернуться в отдел, но я сам отказался. Буду помогать Кравченко и прочим молодым да ранним. Если сами попросят и дело интересным покажется.
Подполковник потянулся к папке Мориса, рассеянно полистал страницы и закрыл обратно.
— Ой! — спохватился Артём. — Совсем забыл вам сказать! Петр Маркелович, который писал эти заметки, наверняка ваш родственник!
— Да, это мой прадед, хотя я не сразу понял, что это его записки, — кивнул Брагин, совсем не удивившись. — Дед рассказывал о нем. Он хоть и мелкий был, когда революция их семью разметала, но помнил, что отец ловил жуликов и убийц. Меня ведь в честь деда Викентием назвали.
Спросить, когда подполковник смог прочитать дневник, Артём не успел: в дверь осторожно постучали. В обычно серьезных глазах Брагина появилась лукавая искорка.
— Кстати, у меня для тебя сюрприз.
В невысоком худом человеке с забинтованной головой и рукой в гипсе, появившемся на пороге палаты, Артём не сразу узнал Дальбана. Без смоляных кудрей и бежевого пиджака француз совсем не походил на себя. Только улыбка была прежней — обезоруживающей, искренней.
— Вы живы? — Артём обескуражено смотрел на француза.
Он соскочил с кровати и, позабыв про боль в левом плече, обнял Мориса.
Тот, осторожно высвободившись из объятий, уселся на стул. Стоять ему было тяжело.
— Слухи о моей смерти сильно преувеличены, — Морис ответил фразой Марка Твена, подкрепив слова смущенной улыбкой. А Брагин постучал согнутым пальцем по папке Дальбана:
— Вот эта вещица меня надоумила. Мой прадед провернул подобный финт.
И, заметив недоумевающий взгляд Артёма, поднял брови:
— Ты до конца-то дочитал? Нет? Ну, так дочитай. Заодно и узнаешь, кто стоял за серией убийств в Петрограде и Париже.
— Дочитаю. Все равно несколько дней туристов по городу не водить.
Артём уселся на кровать и повернулся к Дальбану.
— Что вы делали у Петропавловской крепости?
Тот хотел пожать плечами, но жест получился однобоким и кривоватым — второе плечо отказалось подниматься.
— Как обычно — следил за мадам де Вержи в надежде, что она выдаст себя, — ответил он по-английски. — Потом заметил, как ты мечешься по территории. Вид у тебя был такой, словно наступил конец света.
Дальбан в толпе потерял Артёма, заметил вдалеке, когда тот уже свернул к Петровским воротам. Затем точно так же искал вход в бастион, а когда нашел, то столкнулся лицом к лицу с «палачом» и его железным прутом.
— Я опоздал, — с сожалением произнес Артём. — Если бы подоспел на пару секунд раньше, он бы не успел ударить.
— Сам виноват — не надо было подставиться, — проворчал француз. — Ничего, заживет как на собаке.
— Ну а я попросил говорить всем, кто будет спрашивать о состоянии Мориса, что он умер, — добавил подполковник.
Артём повернулся к Брагину.
— А как вы оказались на Университетской набережной? Тоже следили за Мариной?
— Нет, я следил за тобой, да не уследил. Вид у тебя действительно был странный, и дело было не только в драке. Ты выглядел обескураженным и потерянным, словно что-то мучительно обдумывал и никак не мог поверить выводам, к которым пришел. Я попросил Кравченко, чтобы он поглядывал за местонахождением твоего смартфона — была мыслишка, что можешь наломать дров.
Пока Артём был дома, Брагин не беспокоился, он отправился в клинику ВМА, подождал окончания операции, переговорил с врачами. Хотелось еще услышать Дальбана, но тот так и не пришел в себя, хотя жизни француза уже ничего не угрожало.
Затем позвонила Кристина. Она проверила алиби своих коллег и помощников. Единственным, на кого пало подозрение психолога, был ее помощник Игорь. Математик с университетским образованием, работающий в кризисном центре. Человек аналитического склада ума, скрытный, с массой комплексов, проявление которых старательно прятал от окружающих. В те даты, которые ее просил проверить Брагин, он был свободен.
Кравченко горел желанием направиться домой к подозреваемому, а Брагин испытывал непреодолимое стремление разорваться пополам — именно в этот момент Артём сорвался из дома и быстро двинулся в сторону Невы. В результате, подполковник отправился к подозреваемому, однако, несмотря на поздний вечер, двери им никто не открыл. Зато Артём вдруг надолго остановился на Университетской набережной.
— Я и предположить не мог, что организатором серии окажется твой друг, — развел руками подполковник. — Марина и раньше из него веревки вила?
Артём пожал плечами. Говорить о Гарике было трудно.
— Марина всегда ему нравилась, но я не думал, что настолько, — наконец выдавил он. — Так любить не каждый может.
— Это не любовь, а сплошное извращение, — фыркнул Брагин, — манипулирование с ее стороны и настоящая мания с его.
— Ничего не меняется, — пробормотал Дальбан. — Как и раньше, все беды из-за женщин.
— Да-да, — покивал Брагин. — Ничего не меняется, только не из-за женщин, а из-за денег.
В палату заглянула медсестра и увела Дальбана, а потом засобирался и подполковник.
Повернувшись к Артёму, он вновь постучал пальцем по папке.
— Почитай, почитай. Полезное чтиво.
— Непременно, — сказал Артём и задал вопрос, который хотел задать, как только увидел Брагина.
— Марина… Что с ней будет?
— А что может быть с преступником?
— Да, но…
— Правильно мыслишь, есть «но». Вот вроде бы все прозрачно — убитый, свидетели, наблюдение… Только уже набежали адвокаты — наши и французские — подключилось консульство, международные организации, пресса… Думаю, недолго ей у нас сидеть.
— А как Оля?
— Уехала на киностудию. Как узнала, что все закончилось, в минуту собрала вещи и укатила ночным «Сапсаном». Я и не знал, что женщины умеют так быстро собираться. Неужели не позвонила?
И, взглянув на молчавшего Артёма, укоризненно покачал головой.
Как только Брагин ушел, Артём схватился за телефон. Он уже пытался дозвониться до Ольги утром, но ее мобильный был выключен, а на эс-эм-эс она не ответила. Он вновь набрал ее номер. В ответ раздались длинные гудки, а затем она сбросила вызов.
«Ну что же, пусть в мире на одну талантливую актрису станет больше», — подумал Артём, открывая папку.
Третий случай произошел спустя неделю после убийства миллионерши, Дальбан даже решил, что смертельная цепочка прервалась. Но теперь нам улыбнулась удача, если, конечно, можно назвать удачей то, что человек чуть не расстался с жизнью — на этот раз убийца совершил ошибку.
Молодого человека нашли ранним утром на рю де Иветт. Обнаженное тело лежало прямо посередине улицы. Ему нанесли в спину несколько колотых ран, довольно глубоких, крови под телом набралось изрядно. Рядом с несчастным был начертан знак — две скрещенные дуги. Дальбан дотронулся до раны, желая оценить глубину, и юноша, едва слышно застонав, дернулся от прикосновения.
— Послушайте, — спросил я Дальбана после того, как раненого отправили в больницу. — А если сообщить в газеты, что этот человек умер?
Он удивленно взглянул на меня.
— Зачем? Это затормозит расследование.
В тот момент мы не знали ни имени несчастного, ни что с ним произошло — молодой человек был без сознания.
— Да, но пусть преступник думает, будто не допустил осечки, — ответил я. — Ведь иначе он может вернуться и исправить свою оплошность.
В конце концов, Дальбан принял мою сторону. Более того, когда вечером в полицию обратилась госпожа Карсавина в связи с пропажей племянника, Мишель не дал хода делу, хотя по всему выходило, что наш раненый — именно он и есть.
Я присутствовал при разговоре с обеспокоенной женщиной.
Антон Карсавин или Энтони Корсо, как он себя называл на французский манер, не ночевал дома, хотя раньше такого с ним никогда не случалось, рассказывала она. Не пришел он и утром. Госпожа Карсавина думала, что Антоша отправился прямо в банк, где занимал незначительную должность кассира, но его там не оказалось. Тут она забеспокоилось всерьез — племянник очень дорожил своим местом и ни за что бы не пропустил работу.
Карсавина не находила себе места, но разговаривающий с ней полицейский был настроен куда спокойнее. Эка невидаль — загулявший молодой человек. Это в Париже-то! Париж только недавно отошел от тягот войны и теперь наверстывал упущенное. Развлечения, рестораны, доступные красотки… — столько соблазнов для молодого человека. Или, не приведи Господь, дурная компания…