Я узнал такие вещи,
Я отвечу: с детства знаю,
Ибо мне не повезло.
Ненавижу идиотов,
Не терплю трамвайных хамов,
Плохо отношусь к дебилам
И сержусь на дураков.
Раз я весь несовершенен,
На ножах с Великим Дао,
И не Будда я ни разу –
Значит, вот причина бед!
Второй речитатив шута Юргена ЛеденцаизТрагедии «Заря» Томаса Биннори
Была борода черна, не седа,
Хей-хо, хей-трабл-хо!
Любила бардак моя борода,
Хей-хо, хей-трабл-хо!
Любой волосок был свеж и высок,
И в каждом играл полуденный сок,
Хей-хо, хей-хо-тирьямца-ца,
Взгляни на небо – летят года!
Был левый ус прекрасен на вкус,
Хей-хо, хей-трабл-хо!
А правый был рус – мечта, а не ус!
Хей-хо, хей-трабл-хо!
Завей винтом, кудрявым притом,
И счастье близко – под каждым кустом,
Хей-хо, хей-хо-тирьямца-ца,
Взгляни на небо – летят года!
Теперь я брит, и мой габарит –
Хей-хо, хей-трабл-хо! –
О сытой жизни вам всем говорит,
Хей-хо, хей-трабл-хо!
С дивана не встать лет эдак до ста,
И в тихий сон – как в воду с моста,
Хей-хо, хей-хо-тирьямца-ца,
Взгляни на небо – темно всегда!
Цветут сады, да нет бороды,
Хей-хо, хей-трабл-хо!
В зеленой ряске стоят пруды –
Хей-хо, хей-трабл-хо!
Скажи, Господь, на кой людям плоть?
Зерно для мельниц – муку молоть…
Хей-хо, хей-хо-тирьямца-ца,
Взгляну на небо – там борода!
Кризис
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
Во тьму уютного клозета
Он с головою погружен,
Укрыт от бури и волненья,
Спустив прелестные штаны,
Он ищет мига вдохновенья
В объятьях влажной тишины.
Явись, пленительная Муза!
Вспои Зевесова орла!
Лауреат и член Союза
Вчера пил водку из горла,
Ел трюфеля и ананасы,
Икрой закусывал коньяк,
И вот властителю Парнаса
Никак… Все поняли? – никак.
Увяли ямбы и хореи,
Переварились суп и плов,
Ушли арийцы и евреи,
Остыл желудок и апломб.
Поэт! В глухой тоске запора
Лови мучительность грозы,
Рожденье истин в недрах спора,
Вопль Амалфеевой козы,
Романтику ночной Гренады,
Тоску последнего «прости…».
Пускай не льется то, что надо,
Зато рекою льется стих.
Доска
Ах тоска, моя тоска
Нетривиальная –
Вижу, вот моя доска
Мемориальная,
Над подъездом – барельеф
С чеканной мордою:
Дескать, жил такой Олег,
Чем все мы гордые.
На доске стоит цифирь
Казенной прописью,
Пишут, был я пацифист,
Гулял над пропастью,
Кум – царю, министру – сват,
Лауреатствовал,
И бежал, поскольку свят,
Соблазна адского.
У подъезда тихий бомж
Сосет из горлышка,
Шепчет: «Боже-ж-ты-мой-бож,
Какое горюшко,
Я вот сер, немыт и сед,
Сосу крепленое,
А великий мой сосед…»
И – спит под кленами.
Вот стою я под доской,
Совсем растерянный,
Не замученный тоской
И не расстрелянный,
С виду, в сущности, живой,
Хотя потрепанный…
Кто ж так пошутил со мной,
Пидор гребаный?
* * *
Не надо классику пенять –
Умом Россию не поднять.
Легенда
У попа была собака,
У раввина – пес.
Как-то раз случилась драка,
Пострадала песья срака
И собачий нос.
Поп в обиде взял кадило,
Ребе – куль мацы.
Хрясь! – по пейсам угодило,
Хрясь! – по рясе заходило…
Оба мертвецы.
Над попом да над раввином
Блекнут небеса.
На надгробьях пес невинный
Надпись написал,
И с тех пор, как под конвоем,
В полночи кривой
Бьются вечно эти двое
Под собачий вой.
И когда иссякнет сила,
Стихнет звон мечей,
То как раз придет Мессия,
Но неясно, чей.
Изящные лимерики
Обожатель изящных искусств
Сел посрать под сиреневый куст,
Но душиста сирень,
И злодейка-мигрень
Оказалась ужасна на вкус.
Жил да был непреклонный эстет,
У него был свинцовый кастет,
Глядь – навстречу фантаст,
И спесив, и горласт…
Побеседовали тет-а-тет.
Инженер человеческих душ
Не как мальчик писал, а как муж,
Все строку за строкой,
Гонорары – рекой,
И прекрасен, как дьявол, к тому ж…
Член Союза писателей был
Идиот, полудурок, дебил,
Но имел документ,
Что он интеллигент…
Документ тот он страстно любил.
Дети литературы большой
Все закидывались анашой,
А кто был при бабле,
Тот сидел на игле
И летал вдохновенной душой.
…а во первых пишу Вам строках,
Что останусь, как гений, в веках.
По причине такой
Ухожу на покой –
Поносите меня на руках…
Раз собравшись, властители дум
Заметались в тяжелом бреду:
Им привиделся ад,
Где они голосят –
Кенгуру, марабу, какаду…
На ток-шоу собрался гламур,
Весь расписанный под Хохлому,
А ведущий – ужель? –
Был расписан под Гжель.
Вот уж точно икалось ему!
Жил критический сюрреализм,
Продавец очистительных клизм,
Он смотрел на людей,
Как на тени идей,
А на жизнь, как на чей-то каприз.
Некий критик, приятен и мил,
Графоманов без страха громил –
Как завидит роман,
Так кричит: «Графоман!
Подь сюда…» И по заду плетьми!
Как-то раз я давал интервью
Про великую жизнь свою,
А прочел результат –
Мол, я глуп и носат,
И грозил, что кого-то убью…
Некий техноромантик сказал,
Что он видел разумный вокзал –
Тот светился во тьме,
Был себе на уме,
И струилась по рельсам слеза.
Никогда
Я никогда не убивал.
Ни кое-как, ни наповал,
Ножом в печенку не совал,
И пулею – в затылок.
Не резал глотки часовым,
Не шел с секирою «на вы»,
И волком на луну не выл,
Подкрадываясь с тыла.
Я никогда не пел с листа,
Вот под перцовку – как с куста,
А ноты – верно, неспроста –
Меня лишили слуха.
И завитой скрипичный ключ
Скрипит в гортани, остро-жгуч,
Смеется: «Парень, не канючь!
Медведь тебе на ухо!»
Я никогда не спал с Брижит,
Не научился мирно жить,
Не я – «Над пропастью во ржи»,
Не я – творец Устава,
Я очень много – никогда…
Ну что ж, простите, господа.
Пускай ушла в песок вода,
Пускай песок в суставах,
Но если стану вспоминать –
В гробину-бога-душу-мать! –
Когда и с кем ложился спать,
Как фильтровал базары,
Куда пешком ходил «на ты»,
При ком и где вертел понты,
И не боялся темноты…
Не кончу и до завтра!
Эпиграммы
Коллегам
Кто тут хочет склеить ласты?
Пуля весит девять граммов –
Подойду в упор к фантастам,
Расстреляю эпиграммой!
А. Пехову, Е. Бычковой, Н. Турчаниновой, «Киндрэт: кровные братья»
Ах, замутила сериал писательская братия,
Ах, здесь приволье и размах для творческих натур:
Влюбился в киндера киндрэт до полного кондратия,
А кадаверциан их спас, и полный ПехБычТур!
Легиону продолжателей «Саги о Конане-варваре»
В каждом «конаническом» романе,
Если хорошенько потрясти,
Слышен сладкий хруст зеленых «money»,
Автором сжимаемых в горсти.
Олди-Дяченко-Валентинову; «Пентакль»
Придумать рифму к слову «пакля» –
Пустяк для авторов «Пентакля»!
А. Валентинову, «Омега»
В Крыму отдыхая под трель автомата,
Моча из засады Антанту и НАТО,
Я думаю, глядя, как рвется граната:
«Андрей Валентиныч! А может, не надо?..»
Д. Громову, «Путь проклятых»
Один вампир у злых сосал,
А добрых всячески спасал –