Хорошая девочка, подумала Валентина удовлетворенно, и хорошо, что Сережа с ней играть наконец начал. Плохо, что в лесу, ну да Раечка его, быть может, отвадит от чащоб и перетащит в более приспособленное для детских забав место. Девочки все-таки создания благоразумные. Ну, иногда, поправилась Валентина, вспомнив себя в молодости, свои представления о благоразумии и места, в которые они приводили, — и пошла во двор досматривать Рекса как следует.
Рекс, сожравший миску каши на бульоне из куриных голов, встретил Валентину с настороженным восторгом и принялся немедленно вымогать добавку. Он не слишком расстроился, не получив ее, зато, убедившись в черных намерениях Валентины, попытался удрать в конуру или хотя бы лечь. Ледяной тон быстро привел Рекса в режим унылого послушания, а когда из дома выскочили Райка и не дожевавший еще Серега, пес слегка повеселел.
— Кровь, говоришь, обильно текла? — уточнила Валентина, вороша шерсть.
Серега попробовал ответить, но не смог, поэтому закивал, выпучив глаза и изо всех сил работая челюстями.
— Да, еле остановили, особенно здесь и вот здесь, — подтвердила Райка, показывая.
Валентина присмотрелась и хмыкнула.
— Правильно все-таки говорят: заживает как на собаке. На другом ком-то показали, я бы на рупь-двадцать смело поспорила, что укусам неделя где-то.
— Спорим! — радостно предложил дожевавший наконец Серега.
Валентина, подумав, решительно сказала:
— Вот что, сынок. Рекса надо в район везти.
— Зачем? — нервно спросил Серега.
— Ты сразу-то не ощетинивайся. Я не ветеринар, могу что-то пропустить, а ветклиника только там. От бешенства мы его прививали, конечно, но все равно нужен карантин.
— Какой еще карантин? — возмутился Серега.
Райка тихо уточнила:
— Надолго?
Валентина, поколебавшись, призналась:
— Дней на десять.
— Э, ты чо! — заорал Серега. — Какие десять? Он выздоровел давно, у него классно все, смотри, какой веселый!
Он схватил Рекса за уши, растягивая пасть в улыбке. Рекс с усилием моргнул, подумал и принялся вырываться.
— Не мучай пса, — велела Валентина. — И не устраивай трагедии. Там не тюрьма же, а дворик, как здесь, есть-пить будет, просто один и под наблюдением.
Райка посмотрела на нее с сомнением. Валентина встречным взглядом попросила сомнения наружу не выпускать. Она сама не слишком верила, что ветклиника будет возиться с отдельно взятым беспородным псом из далекого поселка, но правила ведь пишутся не для того, чтобы было приятно и комфортно.
— Я не отдам, — сказал Серега, ухватив Рекса за шею — это пес терпеть привык давно. — Это мой пес, ему там плохо будет, он помрет с тоски.
— Глупостей не говори, — отрезала Валентина. — Ничего ему не будет, потоскует недельку и вернется, зато гарантированно здоровый. А здесь… Ты хоть знаешь, что такое бешенство? От него в муках умирают, ни есть, ни пить, ни дышать невозможно. И звери, и люди. И оно заразное, с кровью передается, со слюной. Ты и так уже все границы разумного в части санитарии перешел — при моем попустительстве. Хочешь, чтобы весь поселок из-за тебя вымер?
Из глаз Сереги потекли слезы. Он спросил:
— А если у него уже бешенство, его там вылечат?
Валентина, поколебавшись, решила не врать:
— Нет. Это просто карантин, говорю же, чтобы других не заразил.
Серега, всхлипнув, беспощадно уточнил:
— То есть ты хочешь его просто увезти, чтобы он, если больной, там сдох, а не здесь?
Валентина откинулась, как от удара, помолчала и сухо сказала:
— Считай так, если хочешь.
Серега завыл. Рекс, вырвавшись, неловко пересел носом к нему и полез утешать.
— О чем я и говорю, — констатировала Валентина.
Серега вскочил, отпихнул Рекса и провыл:
— Уйди, козел. Мы тебя сейчас подыхать увезем.
— О господи, — сказала Валентина, сама готовая зарыдать, и беспомощно посмотрела на Райку.
Райка негромко сказала:
— Карантин же и здесь устроить можно.
Ну просили ведь тебя, измученно подумала Валентина и тут же вспомнила, что вообще-то не просили. Она вздохнула, собираясь поставить на место неразумных детишек с их опасным прекраснодушием, и неожиданно для себя выговорила:
— Хорошо, попробуем обойтись своими силами, без района и ветеринаров.
Серега тут же вцепился в загривок недовольно вякнувшему Рексу и прижал пса к себе.
— Но ты должен железно слушаться, — добавила Валентина. — Железно, понял? Это не шутки, а вопрос жизни и смерти.
— Я буду, — глухо сказал Серега, прокашлялся и добавил: — Мам, правда-правда. Честное пионерское.
Валентина выждала паузу — не эффекта ради, а потому что уже вырубалась хоть стоя, хоть на ходу, — кивнула и приказала, уходя в дом:
— Далеко не отпускай его, сейчас держать будешь.
Она вынесла из дома санитарную сумку, взяла у возмущенного Рекса кровь на анализ и сказала, закупоривая пробирку:
— В курятник его заведи, запри и не выпускай, пока результат готов не будет.
Серега, отвлекавший Рекса от погружения в обиду, кивнул. Валентина на всякий случай добавила:
— Дверь на замок, ключ мне принеси и не вздумай подходить даже, пока я не разрешу.
Серега с Райкой, на ходу извиняясь перед Рексом, отконвоировали пса к затянутой рабицей отгородке на задах двора. Отгородка под дырявым шиферно-рубероидным навесом называлась курятником, хотя эпизод с разведением кур относился к незапамятным временам и был краткосрочным, нелепым и ожидаемо бессмысленным.
Последние годы в отгородке хранился хлам, который почему-то жалко было выкинуть: трехколесный велосипед, обрезки шлангов, дырявая бочка и старая обувь. Туда же Серега сховал волшебный сундучок из оврага.
— Это не тюрьма, а пещера Али-Бабы, понял? — убеждал он Рекса. — А ты, короче, джинн-охранник.
На Рекса доводы особого впечатления не произвели. Он громко страдал, вырывался и разнообразно демонстрировал глубочайшее поражение предательством так называемого братана. Когда Серега защелкнул замок на хлипкой двери и принялся, вдавившись коленями в квадраты рабицы, шептать Рексу, что второй-то ключ вот он, пес, ссутулившись, поморгал влажными глазами, повернулся к Сереге почти неподвижным хвостом и, потоптавшись, очень медленно и с явным омерзением улегся в бледную замусоренную траву.
Райка, сочувственно топтавшаяся рядом, шепнула:
— Прячься!
Серега вместо того чтобы послушаться, естественно, сразу попробовал приподняться и, может, даже застыть подобно суслику, видному всей округе и особенно — грозно надвигавшейся Людмиле Юрьевне. Райка надавила ему на макушку, быстро объяснила, что происходит, и рванула к калитке.
Людмила Юрьевна бурлила возмущением. Она еще не решила, взывать ли к родителям юных негодяев — тем более что родители Прокопова опять пропадали в загадочной командировке, а тревожить его заполошную бабушку было себе дороже. Но призвать к порядку хотя бы младших прогульщиков она вознамерилась твердо — потому хищно обрадовалась, увидев, что навстречу ей от калитки торопливо идет Еремина.
— Так-так, — сказала она зловеще. — На ловца, как говорится, и зверь бежит. И где же ты шляешься, скажи-ка на милость, Еремина?
Через минуту она пожалела, что вообще отправилась в карательную экспедицию, через три бросила попытки ввернуть хотя бы слово в бешеный поток красноречия обычно молчаливой Ереминой, а через семь обнаружила себя у школьной теплицы, удерживающей сразу четыре конца веревочек, которые замысловатой паутиной фиксировали все наличные ростки и саженцы трех грядок сразу. Еремина же, накидывавшая петли и узелки на самые неожиданные распялки, продолжала тараторить, как авиационный пулемет, про необходимость подходить к обустройству школьного хозяйства в соответствии с судьбоносными решениями XXVII съезда КПСС, про передовую технологию, увиденную в телепередаче «Наш сад», про Викулова, который, оказывается, был чудовищно занят подготовкой рассады той же технологии в рамках школьного эксперимента, но именно сейчас помогает маме-медику бороться с жуткой эпидемией.
— Еремина, — сказала Людмила Юрьевна, опомнившись наконец. — Ты что несешь? Какая эпидемия, как помогает бороться?
— Марлю гладит, — сообщила Еремина, лупая честными глазами. — Термическая обработка относится к самым простым и эффективным в санитарном деле.
— Боже, — сказала Людмила Юрьевна, нетерпеливо встряхнув руками. — Избавь меня от этого, умоляю. Мне девочек забирать пора.
— Да, конечно, — прощебетала Еремина, перехватывая веревочки и тут же сплетая их в подобие чайной розы. — Людмила Юрьевна, а можно я по всему участку такую подвязку сделаю?
— Чтобы все лбы порасшибали? Не вздумай. Ты с библиотекой закончила?
— Давно.
— Тогда иди цветы поливать, они в кабинете ботаники.
Людмила Юрьевна, сверившись с часиками, зашагала к скверу.
Старшеклассницы, по ее расчетам, должны были справиться с наведением на кусты марафета, даже если отдались процессу всерьез. Ожидать такого от девиц, оставленных без надзирательницы, было наивно. Стало быть, они пинали балду уже некоторое время — и каждую минуту могли придумать развлечение с сокрушительными последствиями для себя, школы и конкретно молодого, но уже бесперспективного педагога Романовой Людмилы Юрьевны. Поэтому молодой педагог торопилась.
На полпути она вдруг сообразила, что не выяснила у Ереминой, о какой такой эпидемии та вела речь. С другой стороны, мало ли что болтает препубертатная балбесина с избытком воображения и очень неплохо, оказывается, подвешенным языком — надо это иметь в виду, пригодится при отборе участников бесконечных творческих конкурсов, первенств и соцсоревнований. Это куда более важный итог разговора, чем тревоги по поводу несуществующей эпидемии — существуй она, весь поселок давно стоял бы на ушах.
Странно, что слухи до сих пор не вырвались, подумала Валентина, задергивая шторы поплотнее. Обычно любая сплетня облетает поселок, если не район, со скоростью ветра, заставляя шушукаться, гудеть и запасаться солью и спичками. Просто все, кто мог рассказать, слишком заняты в госпитале либо в направляющихся туда скорых, сообразила она утомленно. Естественно, долго это динамическое равновесие не продлится, новость вырвется и помчится от госпиталя расширяющимся кольцом. Но это произойдет не прямо сейчас, а через пару-тройку часов, и уж точно не с подачи Валентины, которая предпочтет проспать эту пару-тройку часов — а если повезет, то и все четыре с половиной, оставшиеся до начала вечерней смены. Если повезет, если не разорется Антоновна, если не разгавкается собака, с анализами которой надо разобраться как можно скорее, и если ненаглядное чадо не разбудит, как любит, совершенно неотложным вопросом вроде «А мы можем сами сделать пломбир, как в городе?», «Где лежат лыжные штаны?» или «А ты знаешь, что Солнце взорвется через три миллиарда лет?».