Он, не договорив, кивнул им и тяжело убрел на продолжение обхода.
Ребята вежливо попрощались с Тамарой и как могли медленно пошли по коридору.
— Смотрит? — спросил Серега.
— Нет, — сказала Райка, повернувшись как бы к нему.
И оба юркнули в Андрюхину палату.
Дверь поспешно закрылась, глуша издевательское Андрюхино «А я майор, а я майор!».
Когда Нитенко достиг самолета, разгрузка уже шла по полной: передвижные лаборатории и два автобуса скатились по аппарели своим ходом, и теперь в них быстро, но организованно догружали медикаменты, требовавшие отдельной транспортировки. Военные медики, грузы и даже, кажется, машины крутились вокруг невысокого очень просто одетого человека.
Нитенко подошел и поприветствовал его по форме.
— Ларчиев, — сказал невысокий человек, протягивая руку. — В целом ситуация понятна, а времени, как всегда, нет. Поехали, детали обрисуете по дороге.
Андрюха перевел обалделый взгляд с Сереги на Райку и спросил:
— Он точно не свистит?
Серега возмущенно задохнулся, а Райка твердо сказала:
— Точно.
— Я фигею без баяна, — пробормотал Андрюха. — Лады. Действуем по вашему плану.
Он не без труда — Серега пробовал помочь, но был презрительно отогнан — распахнул сто лет не открывавшееся окно и спрыгнул с подоконника во двор.
Пока Андрюха воевал с рамой, Райка выскользнула в коридор, чтобы почти сразу вернуться со стопкой врачебной одежды: белым халатом, шапочкой и марлевой маской. Сама она была уже в маске и еще одну напялила на Серегу, дежурившего у окна.
Гордей, решительно вошедший во двор госпиталя, замер при виде солдат на входе. Он не успел попятиться, начать вертеть головой или обратить на себя внимание еще каким-нибудь подозрительным действием, поскольку рука, высунувшаяся из кустов, стащила Гордея с освещенной дороги. Приступить к активной обороне Гордей тоже не успел, поскольку с некоторым изумлением узнал в похитителе Андрюху. Тот приложил палец к губам и указал на открытое окно своей палаты. В окне отчаянно сигналил Серега.
Гордей кивнул и без особой грации, но вполне проворно прокрался к окну.
Андрюха помог ему взобраться на подоконник, потом и сам ловко вернулся в палату.
Через пару минут одетый как врач Гордей вышел из палаты и деловито пронес возмутительно чумазый кофр через весь коридор к двери лаборатории, из которой ему потихоньку махала Райка. Чуть погодя тем же маршрутом, оглядевшись, проследовал Серега.
Никто из медиков, охваченных суматохой, не обратил на них внимания.
Когда Серега беззвучно прикрыл за собой дверь, Гордей уже орудовал вовсю, придвигая и подключая разнообразные приборы. Начал он с блока питания, к которому присоединил выложенный на стол смартфон.
— О, — сказал Серега, уставившись на горящий экран.
На него не обратили внимания. Гордей деловито расставлял в удобном ему порядке старые и свежие пробы, которые к своей радости обнаружил в холодильных шкафах аккуратно рассортированными и подписанными.
— Возьмите чайную ложку обычной советской… — пробормотал он.
— Чего? — уточнила Райка, протягивая очередной лоток.
Она сразу натянула резиновые перчатки и принялась метаться между процедурными столами, шкафами с медикаментами и холодильниками с биоматериалом, подавая Гордею нужные пробы, реактивы и инструменты — иногда даже раньше, чем он успевал вспомнить название или завершить замысловатый жест. И руки у нее, в отличие от Гордеевых, не тряслись.
— Не-не, это я так, — сказал Гордей, смутившись. — Воспоминания юности поперли.
Он прильнул к окуляру микроскопа, некоторое время, шипя и невнятно ругаясь, выставлял оптимальную подсветку и пытался настроить линзу под свое подсевшее, оказывается, зрение — до сих пор поводов обнаружить это досадное обстоятельство не подворачивалось. Справившись наконец, он принялся пыхтеть и агакать, все более азартно меняя предметные стекла.
Серега и Райка досадливо переглянулись. То ли почуяв это, то ли просто докипев до нужной кондиции, Гордей начал рассказывать — больше себе, чем ребятам:
— Так… Возбудитель текущей вспышки с огромной долей вероятности, я бы сказал… Так… Ага… Я бы сказал, девяностодевятипудово тот же, что был…
В смысле, что будет… Блин, короче, абсолютно тот же, с которым я имел дело…
И слово… И жаркие ночи… И на арене у нас типа штамм лисьего бешенства, только на стероидах и мане-енечко чуть-чуть зверски перепрошитый… Кто ж покто у нас такой куль имба-биопанк-то?..
Серега с Райкой переглянулись уже недоуменно. Райка пожала плечами, а Серега крутнул пальцем у виска.
Гордей продолжал бубнить под нос:
— Поэтому и древняя сыворотка так четко срабатывает, что исходник тот же, а штамм… Штамм маленько послабже, смотри-ка ты… Не моментального, считай летального, действия, а дает время покушать… Чтобы вирус покушал…
Размножился… И в шапке… А мы в эту шапку… В панамку-то…
Он на миг отвлекся, посмотрел на ребят, снова смутился почему-то, откашлялся, прильнул к окуляру и заговорил чуть понятнее:
— Короче, штука, которая в пробирке была, — вполне годная основа для борьбы с вирусом и реабилитации организма. Значит, надо ее воспроизвести и на этой основе шлепать лекарство, а потом и вакцину. Как уж там было…
Раечка, вон те штуки поближе придвинь чисто по-братски.
Райка, прыснув, перенесла реактивы с края стола ближе к Гордею. Он, не отрываясь от микроскопа, в несколько беглых касаний изучил новую сервировку и снова принялся менять, сдвигать и смешивать все подряд в странном ритме.
Руки его, более совершенно не дрожащие, летали, набирая скорость, между шеренгами пробирок, колб и чашек, а взгляд лишь изредка прыгал от окуляра микроскопа к экрану лежащего рядом смартфона. Блок питания деловито гудел в ногах.
Гул начал нарастать и крепнуть. Когда стало понятно, что доносится он не от прибора, а из-за закрытого и наглухо зашторенного окна, гул сменился скрипом тормозов, хлопаньем дверей и неразборчивыми командами. Во двор госпиталя въехали автомобили, похоже, целая колонна, пассажиры которой затеяли масштабные хлопоты.
Ребята прокрались к окну и через щель оттянутой шторы попробовали разобрать, что происходит. Гордей, упоенный процессом, не обращал на посторонний шум никакого внимания.
По коридору госпиталя с рокотом раскатились множественные шаги:
Коновалов повел прибывших медиков с примкнувшим к ним руководством комендатуры обходом. Все были упакованы в костюмы полной химзащиты, рот и нос закрыты респираторами.
Нитенко и Земских было очень неуютно в такой одежде, в таком окружении и в таких условиях, но они старались не подавать виду, не отставать и не отвлекаться от пояснений Коновалова, который комментировал состояние каждого продемонстрированного пациента. Идею разобраться с Коноваловым как следует, высказанную многократно и с растущей злобой, Нитенко уже оставил.
— Стоп, — скомандовал Ларчиев пожилой сестре-хозяйке, пытавшейся протиснуться через группу с каталкой, на которой лежало тело, накрытое простыней.
Сестра-хозяйка нахмурилась и собралась поддать краем каталки заступившему ей дорогу Цыренову.
— Стоп, Анна Борисовна, — подтвердил Коновалов. — Минутку обождите, мы посмотрим.
— То «скорее-скорее», то «обождите», — проворчала сестра-хозяйка, выпуская ручку каталки и отворачиваясь с оскорбленным видом.
Из дверей в палаты, между которыми замерла каталка, донесся глумливый хохоток. Если бы кто-нибудь из медиков заглянул туда, отодвинув брезентовые завесы, то обнаружил бы, что Сабитов в девятнадцатой и Валентина в восемнадцатой синхронно подергивают головами, скуляще посмеиваясь сквозь забытье. Но никто, конечно, в палаты не заглядывал. Все смотрели на мертвого Рачкова, с лица и груди которого Ларчиев поднял простыню.
— Это первый… — начал Коновалов и торопливо кашлянул, чтобы забить чуть не выскочившее «пока». — Рачков, экспедитор фермы, вероятно, один из первых зараженных. Болезнь протекала в особенно острой форме, возможно, наложившись на респираторное.
Ларчиев, продолжая разглядывать покойника, протянул руку. Коновалов кивнул, в руку после короткой суеты вложили историю болезни. Бегло изучив ее, Ларчиев спросил:
— На вскрытие везете?
— Так точно, — сказал Коновалов.
— Куда еще-то, — буркнула сестра-хозяйка.
— Начинайте немедленно, результаты доложить, — скомандовал Ларчиев и взглянул на патологоанатома Семакова.
Тот, кивнув, пристроился к каталке и попробовал оттеснить сестру, галантно уведомив:
— Анна Борисовна, позвольте помочь.
— Себе помоги, — отрезала сестра-хозяйка, отпихивая Семакова, и загрохотала колесами прочь.
Семаков пошел следом, держа руки при себе.
Цыренов, проводив их взглядом, спросил:
— Сами смотреть не будете?
— Пока сосредоточимся на живых, — отрезал Ларчиев и, взглядом спросив разрешения Коновалова, вошел в палату Валентины.
Там он под комментарии Коновалова так же быстро изучил истории болезни обеих пациенток, задержал взгляд на изможденном лице Валентины и бесстрастно сказал, поводя затянутым в резину пальцем по двери и окнам:
— Изоляцию усилить.
— Так точно, — сказал Цыренов, прицельно выхватил из группы несколько человек и принялся инструктировать.
Ларчиев с Коноваловым уже нырнули в соседнюю палату. Всполошенная свита бросилась следом, едва не толкаясь.
Коновалов, стоя у койки, бесстрастно пояснял:
— Да, тот самый капитан Сабитов. Помимо внешних обстоятельств пациент интересен еще и тем, что болезнь… Вот, обратите внимание, — он помог Ларчиеву найти нужную страницу в склеенных листках, — протекает очень нестабильно. За ураганным обострением, нехарактерным, вообще говоря, для ранней стадии… видите, жар, пароксизмы, ну и давление, конечно?.. А теперь тут: внезапная ремиссия, пределы нормы.
— Есть версии, почему так?
— Полно. Способ заражения, индивидуальная особенность организма, мутация штамма, что угодно.