– Щедро!
Лукреция достает фляжки с водой и предлагает рассказчику хлебнуть.
– Весь вечер я наблюдал за Дариусом, как за хищным зверем в зоопарке. Брат беспрерывно его снимал. Даже когда ему понадобилось в туалет, съемка не прекратилась, пришлось сказать: «Нет уж, туда я иду один». Все это было очень смешно.
– Брат вел круглосуточную видеосъемку?
– Именно. Окружающие ловили каждое слово Дариуса и с готовностью хохотали, твердя, что он гений.
– Ему это не досаждало?
Решив, что консервы готовы, Лукреция достает пластмассовые тарелки и накладывает Исидору еды.
– Наоборот! Помню, кто-то вздумал рассказать анекдот про поляков. На самом деле это была завуалированная похвала хозяину дворца. Сначала Дариус делал вид, что смеется, а потом вскочил, жестом приказал своим телохранителям держать беднягу и стал колотить, пока тот не распластался на полу. Никто пальцем не пошевелил. По-моему, он был страшно обидчивым. Над всеми смеялся, но не выносил шуток над собой или над своим польским происхождением. Еще один парадокс: юморист без чувства юмора.
– Не могу себе представить такого Дариуса!
– Это еще не все. Ему вздумалось подарить кому-то из друзей девицу, манекенщицу-шведку, а когда та отвергла домогательства, он отвесил ей пощечину и крикнул: «Вышвырнуть отсюда эту стерву!» Он бесился по любому поводу. По-моему, его все боялись.
– А вы не преувеличиваете? Вы не предвзяты?
Их разглядывает севшая рядом чайка.
– В тот вечер он велел сыграть сценку очередному открытому им таланту. Сценка началась, но никто не обращал на комика внимания. Тогда Дариус отнял у одного из охранников револьвер и выстрелил в потолок. Все замерли. «Вы никого не уважаете? – крикнул он. – Банда прихвостней! Паразиты! Только и можете, что лизать чужие сапоги! Не видите, как этот парень старается вас развлечь? Обжираетесь, презирая чужой труд? Смешить – это труд! С вас даже не берут денег, всего-то и нужно, что заткнуться и послушать. Вы и на это не способны?»
– Поддержка коллеги – это совсем другое дело…
– В зале воцарилась мертвая тишина. Его друг-юморист продолжил свою сценку. Все изображали смех, чтобы сделать приятное Дариусу. Ничего не скажешь – король Шут XV, наследник Шута XIV – Колюша…
Не бывает ни полностью белых, ни полностью черных. Думаю, Дариус был по-настоящему талантлив. Его часто заносило. Но при этом он уважал тех, кто трудился наравне с ним.
Спасибо Исидору за честность, благодаря ему у меня есть причины и ценить, и ненавидеть Дариуса.
– Особенность империи Шута XV – присвоение анонимных шуток. Он поступал как американские первопроходцы, кравшие земли индейцев и ставившие потом таблички с запретами, обматывавшие все колючей проволокой, придумывавшие права собственности… Он пользовался юридической лакуной. Это был вор, а не творец.
– Значит, его талант заключался в умении с правильной интонацией, в правильной манере подавать чужие шутки. В конце концов, комик – это скорее актер, чем сценарист.
Исидор подносит ложку к своей тарелке.
– Лично мне было бы очень страшно шутить перед полными залами, надеясь вызвать смех, – говорит Лукреция.
– По-моему, у вас бы получилось.
– А вы вообразите себя перед полутысячным залом, заплатившим за смех и готовым вас распять, если вы провалитесь.
Исидор кипятит воду и делает ей растворимый кофе. Себе он заваривает зеленый чай. Потом берет бинокль и изучает окрестности.
– Эти шутки без авторства – все равно что воровство, о котором никто не знает, потому что некому пожаловаться, – продолжает он.
Она встает и тоже вглядывается в морскую даль.
– Думаете, мы найдем GLH?
– Тристан Маньяр верил, что найдет. Для того он и вышел в море.
– Маленький вопрос: почему вы решили, что мы на правильном острове?
– Перед отплытием я нашел планы плавания судов, на которых вышли в море преследователи Тристана Маньяра.
– Маршрут обрывается здесь?
– Примерно. Не могу уверенно утверждать, что именно на этом островке…
Лукреция настораживается.
Не может?..
– Я думал прочесать этот сектор. Это не должно было занять много времени. По-моему, мы в правильном месте.
– Мы в открытом море! Это все равно что…
– …искать иголку в стоге сена? Мой ответ вам известен.
Ага, всего-то поджечь стог и потом пошарить в золе магнитом. Одна из его любимых формулировок.
– Выше голову, Лукреция. Я нашел на мореходной карте этого участка залива Морбиан три островка, отличающихся тем, что ни одно судно ни за что к ним не пристанет, настолько они неинтересные. Нас ждут еще два. Во времени мы не ограничены.
Она вскакивает и запихивает в рюкзаки снаряжение, бормоча неясные угрозы.
Они погружаются на яхту и отплывают в сторону начинающего хмуриться горизонта.
79
«Урок логики. Учительница спрашивает учеников:
– Три вороны сели на провода. Одну подстрелил охотник. Сколько осталось ворон?
– Конечно, две, – торопится с ответом один ученик.
– Нет, ни одной, – возражает учительница. – От выстрела две другие улетели. Ответ неверный, он свидетельствует о примитивном направлении ваших мыслей.
– Можно мне тоже задать вам вопрос, мадам? – спрашивает тот же ученик.
– Почему нет, лишь бы по теме нашего урока логики.
– Три женщины едят на пляже мороженое. Одна лижет, другая кусает, третья сосет. Какая замужем?
– Я бы сказала, что третья.
– Нет. Правильный ответ – та, у которой обручальное кольцо. Ваш неверный ответ свидетельствует о направлении ваших мыслей».
Из скетча Дариуса Возняка «По логике вещей».
80
Смеркается, веет прохладой. У обоих побелели руки, так давно и напряженно они тянут за снасти.
Небо похоже на непрерывно меняющиеся театральные декорации. Маленький парусник все шустрее бежит навстречу ночи.
Внезапно взгляд Исидора падает на экран айфона, и он резко меняет курс, разворачиваясь левым бортом.
– Скоро мы достигнем места назначения.
– Приступ вашей прославленной интуиции? – усмехается Лукреция. – Хорошо хоть прогноз обнадеживает.
Но тут нахмурившееся небо озаряется молнией. Гремит гром, рассыпающийся на тысячи мелких молоточков. Начинается дождь.
Ленты на парусах начинают трепетать, флюгер на мачте вращается вокруг своей оси. На воде вскипают пенные барашки, издали приближаются, вздуваясь на глазах, грозные валы.
Маленькую яхту треплет буря. Волны подбрасывают ее к небесам. В ушах свистит ветер. Двое журналистов цепляются за снасти, кажется, их мчит в самую преисподнюю.
Исидор Каценберг жестом приказывает ослабить кливер. Она выполняет команду, парус опадает, она крепит снасть.
– Что теперь? – кричит она, перекрикивая ураган.
– Идем ко дну! Воды уже почти по колено!
– Я впервые на паруснике! – вопит она.
– И я!
Что?! Мне не послышалось?
– ЧТО ВЫ СКАЗАЛИ?
– Я УЧУСЬ, ЛУКРЕЦИЯ!
Яхта взлетает ввысь и под адский шум летит в бездну.
От удара Исидор выпускает штурвал, и яхту начинает разворачивать, она резко кренится.
Мачта со свистом разрезает воздух и бьет Лукрецию в лоб. Журналистка оглушена, но ледяная волна приводит ее в чувство. По ее щеке ползет струйка крови.
Исидор, встревоженный сильнее, чем готов показать, торопится к ней.
– А все ваша жизненная позиция! – кричит он, пригибаясь, чтобы его не смыло волной. – Вы вечно обозлены. Вселенная отвечает вам тем же. Вы наносите удар и получаете от нее сдачу.
– Мне не нравятся ваш юмор и ваша философия, Исидор, – огрызается она, щупая шишку на лбу.
– Осторожно! Втяните голову в плечи!
Мачта пятиметровой яхты снова со свистом режет воздух. Журналистка едва не получает новый удар по голове.
– Умный человек не совершает дважды одну и ту же ошибку, – наставляет он ее под шум разыгравшейся стихии.
Их подбрасывает и роняет очередная волна. Он опять выпускает штурвал, и его волочит вперед. В этот раз по лбу достается ему. Под треск лопающихся переборок он валится на палубу.
«Кажется, я нащупал пружину юмора, – проносится у него в голове. – Лезешь с советами – получаешь ими же по физиономии. Поделом мне!»
Поднеся ладонь ко лбу, он убеждается, что тоже заработал шишку.
Перемещаясь по палубе чуть ли не ползком, они пытаются убрать парус, тянут за снасти, чтобы унять их биение на взбесившемся ветру.
Небо из темного становится черным. Теперь не видно ни зги.
Буря разгулялась не на шутку. Несколько раз яхта каким-то чудом удерживается от того, чтобы перевернуться кверху килем, двое горе-мореходов, уже без стеснения стоящие на карачках на захлестываемой водой палубе, из последних сил цепляются за все, до чего дотягиваются.
Лукрецию рвет от болтанки. Она свешивается за борт. Исидор пока еще крепится, но и ему осталось недолго.
Огромная волна грозит отправить их на дно.
Неуправляемая яхточка сама противостоит стихии.
Они шатаются, полубезумные от ветра, холода, скорости, задыхаются, захлебываются.
Внезапно дно утлой посудины пробивает вынырнувший из пенной воды острый риф.
Дальнейшее похоже на замедленное кино.
Движение разом прекращается, удар подобен взрыву.
Маленький парусник, как вставший на дыбы скакун, отправляет двух людей в полет. На свое счастье, они лишаются чувств.
81
421 г. н. э.
Кельтская Галлия. Броселиандский лес.
Римская империя терпела крах.
Римская цивилизация откатывалась, как отступающая волна, под натиском наступающих варваров, атаковавших ее одновременно на всех границах.
XVII легион, расквартированный на бретонских землях, покидал Галлию одним из последних.
Свертывая свои лагеря, офицеры оставляли для защиты провинции Кельтика от варварских вторжений обученных ими воинов, сыновей галло-римской аристократии. Саксы, уже изгнавшие бриттов из Англии, теснили их все дальше на юг, наступая с севера.