Тогда галло-римские бритты и решили избрать себе короля, который поведет их в бой. Выбор пал на лучшего стратега по имени Артур.
Тот быстро сколотил отряд из лучших воинов, получивших выучку в XVII римском легионе, и нарек их рыцарями Круглого стола, так как они собирались за столом именно этой формы. Они были кельтами, принявшими под влиянием римлян христианство. Артур выбрал в отряде двенадцать – по аналогии с Христовыми апостолами – наиболее отличившихся в боях рыцарей.
Сражения с саксами и пиктами (пришедшим из Шотландии народом, носившим название «пикти» за крашеные лица) были жестокими, но рыцари стояли насмерть.
По совету друида Мерлина Артур решил, что получит поддержку суеверного местного населения, если одержит также и психологическую победу. Друид придумал священную миссию, порученную дюжине рыцарей-апостолов: найти священный Грааль – чашу, в которую была якобы собрана кровь Христа.
Однажды рыцарь Ланселот, вернувшийся из Иерусалима, предъявил золоченую чашу. «Я нашел Грааль!» – провозгласил он. Никто не усомнился, что так оно и есть, и легенда пустила корни. Король и двенадцать рыцарей приобрели легитимность. То был апогей удачной преемственности между Римской империей и будущим королевством франков.
Но рыцари столкнулись с препятствием. Это была молодежь с кипучей кровью, с которой трудно было поладить. Рыцарь Гавейн обвинил рыцаря Ланселота Озерного в том, что тот переспал с королевой Гвиневрой, женой самого короля Артура. На поединке Ланселот убил Гавейна, и прекрасный союз соратников короля разлетелся на куски: одни стали союзниками Ланселота, другие остались преданы Артуру.
Друид Мерлин сказал королю: «Наша проблема в том, государь, что мы, одолев внешнего врага, тут же придумываем себе внутреннего. Все пороки порождаются бездельем. Твоих рыцарей пора чем-то занять».
Тут как раз вернулся из Иерусалима Галахад. Он рассказал, что наслышан об истории «второго Грааля», прозванного некоторыми фантазерами «Мечом Соломона».
– Если первый Грааль материален, – объяснил он, – то второй, Меч Соломона, сугубо духовен.
– Отлично! – ухватился Артур за подвернувшуюся возможность отвлечь рыцарей. – Отправим экспедицию на поиски второго сокровища.
В этот раз король послал в поход рыцарей Карадога, Галахада и Дагонета.
По прошествии двух лет эта троица выяснила, что и впрямь существует ларец, происходящий из храма Соломона, и «хранится в том ларце не золото, не серебро, не драгоценности, а сокровище духа, невесомое, как мысль. И зовется сия диковина Мечом Соломоновым».
Эта загадка их заинтриговала.
После полугода поисков оказалось, что ларец унес некий иудей, спрятавший его от захватчиков-ассирийцев в Греции.
Еще год ушел на то, чтобы выйти на след того иудея. Звался он Эммануилом Вениамином и укрывался в Афинах.
Рыцари устремились в греческую столицу. Там им открылось, что Эммануил передал драгоценность некоему Эпихарму, каковой Эпихарм ее тоже спрятал.
Трое рыцарей Круглого стола не унывали. Они долго изучали вопрос и в конечном счете напали на другие следы Меча Соломона. Им владел грек Аристофан, называвший его «непобедимым оружием, затыкающим рты дуракам». Следующим владельцем Меча был римский автор Теренций, бежавший от имперской полиции в Лёкат, где, видимо, его и спрятал. Он называл Меч Соломона «серпом для хвастливых голов».
Трое рыцарей-расследователей отправились в Нарбоннскую Галлию, тогда еще хранившую римские традиции, и продолжили поиски там. Рыцарь Дагонет узнал, что ларец действительно был спрятан в Лёкате, однако потом некий Лукиан, он же Люсьен Самосатский, крупный римский аристократ, увез его на северо-запад.
Велико же было их удивление, когда оказалось, что поиски приведут их практически туда же, откуда они выехали.
Теперь Меч Соломона предстояло искать… в Бретани. Таким было их сногсшибательное открытие. «Стоило так утруждаться, чтобы найти искомое у себя под носом!» – воскликнул в сердцах Дагонет, доказав тем самым, что в их троице он самый остроумный.
В конце концов, еще после года поисков, трое рыцарей смекнули, что Люсьен Самосатский спрятал Меч Соломона под менгиром в Броселиандском лесу, недалеко от того места, где король Артур добыл из скалы другой священный меч, Эскалибур.
Рыцарь Карадог, самый здоровенный, приподнял менгир и нашел под ним большой сундук. Внутри взломанного сундука оказался сундучок поменьше.
«Меч Соломона – это, должно быть, кинжал или нож», – рассудил Карадог.
На меньшем сундучке-ларце было начертано золотом на латыни: HIC NUNQUAM LEGENDUM EST[22].
Первым вскрыл ларец Дагонет. Он достал из него свиток, который не смог перевести, ибо не знал латыни. Он протянул его Карадогу, тот прочел – и упал замертво. Галахад, прочитавший свиток через его плечо, тоже сразу умер.
Выжил один рыцарь Дагонет, спасибо его неосведомленности в латыни.
Сознавая, что в его руки попало страшное оружие, он решил спрятать ларец и основать тайный рыцарский орден Хранителей Меча Соломона. Таких набралось очень немного, всё потому, что критерием для посвящения в орден было незнание латыни.
Большая история смеха. Источник: GLH.
82
К Лукреции подлетает чайка, острый кончик клюва почти касается ее закрытых век.
Птица колеблется, она клюет совсем рядом всякую мелочь, словно проверяя реакцию. Поскольку Лукреция не шевелится, чайка наглеет и запрыгивает ей на голову. Клюв, поднесенный к уху, щиплет мочку.
В этот раз реакция стремительна. Рука прогоняет птицу. Открываются глаза.
Открыв оба глаза, молодая журналистка видит одни черные камни.
Что-либо еще трудно разглядеть из-за окутавшего остров густого тумана.
Над ней со скандальными криками кружат чайки.
По ее мнению, дело происходит утром, об этом свидетельствует светло-серый оттенок тумана и серебристое свечение вверху, там, где положено находиться солнцу.
Во рту чувствуется вкус крови. Она кое-как меняет лежачее положение на стоячее.
Сделав несколько шагов, она убеждается, что их судно выбросило на торчащую из океанской пены скалу.
– Исидор! Исидор! – зовет она.
Никто не откликается. Она рассматривает разбитую посудину, вглядывается в даль. Наконец она различает маячащую на скалистом мысу фигуру.
Это Исидор, тычущий своим мобильным телефоном в разные стороны.
– Могли бы ответить, я уже решила, что с вами приключилась беда.
– Я не слышал, – отвечает он, не оборачиваясь. – Главное, что вы живы.
Лукреция Немрод наблюдает, как он поднимает и опускает айфон. Он весь в синяках и ссадинах. Похоже, при кораблекрушении он тоже потерял сознание.
– На ваш предполагаемый вопрос «Вы в порядке, Лукреция?» ответ такой: «Более-менее, не считая синяков и ушибов». Если бы вы отреагировали на это вопросом: «По крайней мере ничего серьезного, Лукреция?», то я бы ответила: «Не беспокойтесь, Исидор, до свадьбы заживет». Так, во всяком случае, должен разговаривать джентльмен с юной леди из хорошей семьи после серьезного происшествия.
– У нас есть задачи поважнее созерцания собственного тела.
– Я бы назвала это элементарной вежливостью.
– Должен ли я напоминать, что вы сирота и что я наблюдал, как вы с решимостью дикого буйвола били в кровь физиономии робким местным селянам? Вам тоже не мешало бы пересмотреть систему общения с ближними. Когда здороваешься, необязательно втыкать каблук в живот визави.
– Это была законная самооборона, ваши «селяне» явились с охотничьими ружьями.
Он пожимает плечами и снова пытается поймать связь мобильным телефоном.
– Кое-какие сигналы есть. Мы заплыли за маяк Гран Кардино, но остров Оэдик не очень далеко. Что удивительно, этого места нет ни на одной карте.
– Вдруг это «Затерянный остров»?
– Полагаю, вы намекаете на телесериал. Увы, я смотрю по телевизору одни новости. Этого острова нет даже на карте «Гугла». Но больше всего меня удивляет вот что!
Он указывает направление, и она различает в тумане что-то круглое.
– Маяк?
– Да, вот только его не должно существовать. В моем списке бретонских маяков он отсутствует. Идемте.
Они идут к маяку, постепенно проступающему из тумана. С виду он недействующий и вообще заброшенный.
На дубовой двери красуется ржавый замок.
– Думаю, мы добрались туда, куда хотели, – сообщает Исидор, осматривая дверь.
– Это было бы странно. Велика ли вероятность, что буря выбросила нас прямиком на тот остров, который…
Исидор Каценберг молча наклоняется и подбирает с земли розовую табличку с глазом, в который вставлено сердце.
Он меня бесит, бесит, бесит.
Лукреция Немрод без всякой пользы дергает дверную ручку. Пока Исидор изучает дверь, она бьется в нее плечом и взвывает от боли.
После этого оба приглядываются к подгнившей от непогоды двери.
– Тайное общество, поклоняющееся юмору, должно действовать нестандартно…
Ее пронзает догадка.
– Дверь повешена наоборот!
Настоящая замочная скважина обнаруживается слева, рядом с ненастоящей дверной петлей. Настоящие петли замаскированы справа. Теперь достаточно толкнуть дверь с правильной стороны, и…
– Браво, Лукреция.
– Двери и замки – моя епархия, – скромно сознается она.
Кажется, он впечатлен.
Они входят, светя перед собой мобильными телефонами, и находят две двери. Одна ведет вверх, другая вниз. Принимается решение сперва подняться.
Лестница ведет на верхушку маяка. За стенкой беснуется ветер.
Лукреция ежится.
Хватит с меня дождя! Ветра, дожди, грозы… Такое впечатление, что само небо на нас обозлилось!
Исидор посещает наблюдательный пост маяка. Посередине большой фонарь с красной лампой и четырьмя оптическими линзами. Все это накрыто чехлом из стекла и меди.
Дальше, на столике, лежат карты, компасы, секстант под густым слоем пыли.