– У людей GLH нет BQT.
– Была, а потом они ее потеряли. Или кто-то из них действует на собственный страх и риск. Так или иначе, ключ к разгадке здесь, я это чувствую.
Он у меня попляшет! Я ткну его носом в его же противоречия!
– Вы больше нравитесь мне таким, Исидор, – не анализирующим, а действующим.
– В данный момент надо любой ценой обследовать все закоулки.
Он достает из-под белого плаща мешок.
– За обедом я притворился, что иду в туалет, а сам заглянул в чулан и стащил две сиреневые формы, в них нас не опознают.
– Какой у вас план?
– Нам надо выяснить, где мы находимся, кто на самом деле эти люди, что скрывают под вполне симпатичной личиной.
– Снова ваша интуиция?
– Она, родная. Было бы непрофессионально довольствоваться информацией, которую нам дают. Надо докопаться до сути.
Он уже надел тунику и показывает ей припасенные электрические фонари.
Времени на дискуссию нет: прямо так, с мокрыми волосами, морщась, она натягивает сиреневое облачение.
– Вперед, к новым приключениям, как говорят в кино!
В этот поздний час большинство крепко спит. Они идут по коридорам, никого не встречая.
– Что вы думаете обо всем этом цирке, дорогой Исидор?
– То же, что и вы, дорогая Лукреция.
– Мое мнение, что это старческая секта, со скуки корчащая серьезность.
Тут из-за угла появляются двое. Молодая научная журналистка вздрагивает, но коллега показывает жестом: не замедляйте шаг.
Двое во всем сиреневом спокойно приближаются.
Вдруг это местная полиция?
Один, поравнявшись с ними, бросает:
– Ничего подозрительного?
– Ничего, – как ни в чем не бывало отвечает Исидор, не сбавляя шаг.
Они расходятся. Когда пара исчезает за поворотом, Исидор поворачивается к Лукреции.
– Вы вся дрожите. Боитесь наказания? Выкладывайте, что с вами делали, когда вы смеялись!
– Хотите узнать – сами засмейтесь. Извините, это платное развлечение.
Они идут дальше по коридору.
– Мы лезем в самую волчью пасть, Исидор.
– С волком можно познакомиться только так.
Перед ними лестница.
– Поднимемся? Узнаем, что там, наверху.
– Нет, лучше спустимся. Самое интересное всегда происходит в глубине.
Они спускаются по лестнице.
– Вам не страшно, Исидор?
– Я отношусь к этому как к стажировке. У нас сейчас первый год… как назвать этот курс? «Филогелозии». Философия, если буквально, – это искусство любить мудрость, а филогелозия – наука любить смех.
– Наука?
– Почему бы нет? Мы изучаем здесь шутки, как в других местах изучают вирусы. В сущности, шутки – те же вирусы. Стоит пошутить – и шутка распространяется из уст в уста. Мутирует она тоже, как вирус.
– И убивает, как вирус.
С этим он не согласен.
– Боюсь, все это плохо кончится, Исидор. Мы здесь застряли, все эти люди мне не нравятся. Мы даже не знаем, где находимся.
– Жизнь – кинофильм с плохим концом, Лукреция. Интерес представляет действие до завершающих титров. – Он размышляет и заканчивает: – Вообще-то я не прав. Это плохо кончается для нашей плоти, но хорошо для души.
Лукрецию не устраивает этот прогноз.
– Вы верите в бессмертие души?
– Моя душа верит, а тело сомневается.
Как я погляжу, на этой стадии «филогелозии» он стремится превзойти себя.
Коридорам нет конца.
– Думаете, через эти девять дней мы станем остроумцами?
– Хочется надеяться. Напрасно я до сих пор игнорировал эту сферу, комичное во мне самом. Благодаря вам и нашему расследованию я бы очень хотел восполнить этот недостаток.
– А я? Вы считаете меня остроумной?
– Вы неотразимы, Лукреция! При виде вас я давлюсь от смеха.
Эта фраза произнесена нейтральным тоном.
– Вы все еще надо мной смеетесь, Исидор?
– Да. Это вас смущает?
– Немного.
Они выходят на галерею, ведущую к массивным воротам с замысловатой ковкой.
– Теперь ваша очередь демонстрировать таланты.
Лукреция напоминает ему, что она здесь с пустыми руками, так ей запоры не одолеть. К ним приближаются два стража порядка. Чтобы не сталкиваться с ними, Лукреция и Исидор прячутся в углу.
130
«Шерлок Холмс и доктор Ватсон ставят палатку в лесу, ужинают у костра и засыпают. Ночью Холмс просыпается и будит Ватсона.
– Взгляните, Ватсон. Что вы об этом думаете?
Доктор Ватсон не понимает, зачем Холмс его разбудил.
– Я вижу тысячи звезд и говорю себе, что наша маленькая планета затеряна в необъятной Вселенной.
Шерлок Холмс настаивает:
– А если конкретнее?
Ватсон задумывается.
– Если звезд тысячи, а может, миллионы, то очень вероятно, что существуют планеты, схожие с Землей. Возможно, на этих планетах есть жизнь.
– Какие мысли навевают вам все эти звезды?
– О разумной инопланетной жизни. По всей вероятности, она не менее разумна, чем наша.
– Нет, дорогой Ватсон, ваша дедукция неверна, – говорит ему Шерлок Холмс. – То, что вы видите все эти звезды, означает, что пока мы спали, у нас сперли палатку».
Шутка GLH № 878332.
131
Звенит колокольчик. Проснувшись, оба находят чистые белые туники и плащи. На стуле лежит программа.
– Сегодня опять «история», еще больше, чем вчера. Конец еще позже, – говорит Лукреция со вздохом.
– При таком ритме мы выбьемся из сил и не будем иметь времени на расследование.
– А ведь ключ к смерти Циклопа почти наверняка здесь!
Они принимают душ, завтракают и идут в знакомый зал.
Статуя Граучо Маркса в сари впечатляет их еще сильнее, чем накануне. Урок посвящен современным юмористам, великим магистрам GLH, изобретателям, блестящим практикам, философам юмора.
– На ком мы остановились? Ах да, на Бомарше. Напомню, мы занимаемся только теми, кого больше нет в живых, других имен я вам не назову, – предупреждает Стефан Крауз. – Ни один брат-юморист не может упоминать другого брата, если тот не даст на это разрешения.
Он открывает тяжелый гримуар и показывает фотографии.
– После Бомарше хочется назвать Эжена Лабиша, 1815–1888. Он изобрел современную комическую театральную сказку. Вместе с Жаком Оффенбахом он создал оперу-буфф. Он был Великим магистром GLH.
Продюсер цитирует фразы Лабиша, часто приписываемые другим:
– «Эгоист – человек, не думающий обо мне». «Я заметил, что моя супруга верна не только мне». «Один Бог вправе убивать себе подобных». «Люди признательны нам не за услуги, которые мы оказываем им, а за услуги, которые они оказывают нам».
– «Путешествие мсье Перришона», – вспоминает источник Исидор.
Наставник переворачивает страницы.
– Следующий – не комик, не клоун, не писатель-юморист: Анри Бергсон, 1859–1941. Он был первым современным философом, теоретизировавшим о принципе смеха и юмора. Это он сформулировал: «Смех – это механическое, наложенное на живое».
– Он тоже был Великим магистром GLH?
– Нет, просто магистром. Он воспринимал юмор излишне серьезно. Многовато аналитики, маловато практики. Цитирую: «Главное в искусстве писателя – заставить нас забыть, что он употребляет слова». «Предвидеть – это проецировать в будущее понятое в прошлом».
В конечном итоге лучший способ разобраться в человеке – прочесть не его биографию, а его сентенции. Всего несколькими цитатами Стефан Крауз знакомит нас с человеком гораздо лучше любого исторического тома.
Дальше речь заходит о Жорже Фейдо, 1862–1921.
– Он старался понять само явление юмора. Был этим одержим, оттого и умер.
– Процитируйте нам Жоржа Фейдо, – просит Лукреция, старательно изображая прилежную ученицу.
– «Единственная моя гимнастика – посещение похорон друзей, делавших гимнастику для здоровья». «Мужья нравящихся нам женщин – как на подбор идиоты».
Исидора Каценберга тянет рассмеяться, но он вовремя сдерживается.
– А теперь – Чарли Чаплин, 1889–1977. Расскажу малоизвестный анекдот из жизни этого универсального гения. Однажды сценарист Чарльз Макартур попросил у Чаплина совета об одной комической сцене в сценарии: «Как вызвать смех, показывая толстушку, поскальзывающуюся на банановой кожуре? Показать сначала кожуру, потом толстушку? Или сначала ее, потом кожуру, потом как она поскальзывается?» Чарли Чаплин ответил: «Не так. Сначала она подходит, потом кожура, потом и она, и кожура. Толстушка аккуратно перешагивает кожуру и падает в открытый канализационный люк».
– Шикарно! – не может удержаться Лукреция.
– Чарли Чаплин принадлежал к GLH?
– Конечно. В свое время у GLH было сильное американское ответвление. Он был Великим магистром.
Исидор записывает эту подробность.
– Теперь – Граучо Маркс, 1890–1977. Специально для мадемуазель Немрод, любительницы цитат: «Я родился очень молодым», «Не хотел бы вступать в клуб, куда приняли бы членом меня», «Мужчина так молод, как молода любящая его женщина», «Либо этот человек мертв, либо время остановилось».
Лукреция и Исидор очень стараются не смеяться.
– Граучо Маркс был магистром GLH?
– Великим магистром на протяжении трех лет.
– То есть вступил в конце концов в клуб, согласившийся принять его в члены, – замечает журналистка.
Продюсер листает свой фолиант.
– Саша Гитри, 1885–1957. Его пьесы уже не ставят. Вот несколько цитат из него: «Я бы охотно согласился с тем, что женщины нас превосходят, если бы это разубедило их выдавать себя за нашу ровню». «Если бы те, кто меня хулит, точно знали, что я о них думаю, то стали бы хулить меня гораздо сильнее». «Вы слыхали, чтобы ребенок говорил: «Вот вырасту – стану профессиональным критиком»?» «Бывают по-настоящему надежные люди. Обычно это те, кто никому не нужен».
– Неплохо, – одобряет Лукреция.
– Лучшая вот эта: «Цитировать чужие мысли – значит жалеть, что они не пришли в голову вам».
– Саша Гитри был Великим магистром GLH?
– Нет, просто магистром. А вот один из самых важных персонажей, Пьер Дак, 1893–1975. Тоже Великий магистр, а еще участник Сопротивления во Вторую мировую войну. Он вел комические передачи, высмеивая правительство Виши и Гитлера. Его фразы: «Тому, кто начинал в жизни с нуля и ничего не добился, некого благодарить». «Лучшее доказательство существования внеземного разума – то, что он не пытается связаться с нами». «Заткнуться стоит не потому, что нечего сказать».